Страница 8 из 11
Впрочем, нашелся человек, критически отнесшийся к мысли о невозможности использования горцами пули русского образца. Им оказался фельдфебель Некрасов – непосредственный участник событий.
По мнению многоопытного Тимофея Петровича, хищники с завидной регулярностью используют трофейное оружие и боеприпасы. Притом, по уверениям бывалого служаки, подобраться к врагу и выстрелить в упор для некоторых из них не составит слишком уж большого труда.
– Имеются среди нехристей своего рода пластуны, точь-в-точь такие, как у наших казачков. Их называют псыхадзэ. Они тебе и подкрадутся, и бабахнут, коли надо. На все руки мастера!
– В ваши рассуждения, Некрасов, закралась ошибка. Небольшая, но оттого не менее досадная, – штаб-ротмистр позволил себе снисходительную улыбку. – Посудите сами, станет ли настолько ловкий и предприимчивый saboteur14 бабахать, если можно воспользоваться кинжалом. Сей способ умерщвления представляется вашему покорному слуге наиболее приемлемым с точки зрения скрытности. А в этом и есть вся штуковина.
– Их благородие дело говорит! – встрял с замечанием казачий подъесаул. – В таком деле ножом оно и впрямь сподручней. Чик, и готово!
Жандарм засиял, точно отполированная кираса лейб-гвардии кавалергардского полка. Поддержка воинственного станичника оказалась неожиданно приятной. Лестно, когда твои исключительно теоретические умозаключения находят подтверждение в устах опытных практиков.
– Стой! Никак прибыли, ваше благородие!
Евгений Николаевич с любопытством огляделся. Заросший кустарником каменистый гребень. Всюду деревья, одно выше другого. Теплые утренние лучи играючи скользят по листве, прыгают среди ветвей, лениво колыхаемых ветром. Так ярко и весело, что кажется, остаться бы тут навеки.
«В каком-то смысле Карачинский так и поступил, пусть и не по своей воле», – подумал штаб-ротмистр, а вслух спросил:
– Это тот самый овражек?
– Овражек и есть. Извольте убедиться, вон там тянется долгая и широкая колея. Не Бог весть, какая впадина, но схорониться от пули, пожалуй, в самый раз.
– Спасибо, Георгий Осипович, – петербуржец с видимым облегчением спешился. Как видно, путешествия верхом были ему не особенно обольстительны. Кабинетная работа неизбежно накладывала губительный отпечаток даже на самых молодых и сильных. К своему возрасту Данилов начал едва заметно полнеть. Год, много два, и капитулировавший организм начнет выкидывать неприятные фортели.
– Притомились, Евгений Николаевич? – добродушно поинтересовался Гнедич.
– Пустяки. Немного непривычно и только. Не каждый день, знаете ли, выпадает подниматься в горы.
– Полноте! Это еще не горы, а так-с. Помню, о прошлый год взбирались с Владимиром Михайловичем к самым вершинам. Вот где дорога в небо! Телеги не пройдут, да и лошадями не всегда можно…
– Так где, говорите, обнаружили тело покойного коменданта?
– В самом конце овражка, у Вороньего камня. Фельдфебель, будьте любезны, покажите господину Данилову.
– Слушаюсь, ваше превосходительство!
Евгений Николаевич придержал ретивого служаку за рукав шинели:
– Мне бы, братец, ружьишком одолжиться.
– Каким ружьишком? – не понял Некрасов.
– Самым что ни на есть обыкновенным. Образца 1808 года. Найдется такое?
Фельдфебель обрадованно закивал:
– А как же, ваш бродь! Сыщется, коли надо!
– Что вы задумали, господин штаб-ротмистр? – поинтересовался Гнедич, по-прежнему не покидая седла.
– Небольшой следственный эксперимент, Георгий Осипович.
– Стрелять собираетесь? – снова вмешался подъесаул, которого, в общем-то, никто ни о чем не спрашивал. – Я бы не посоветовал, ваше благородие. Больно тихо. Птицы не поют. Неладно на душе. Дозвольте, Георгий Осипович, погулять?
– Дозволяю, Никита Прохорович. Ступай с Богом, – комендант мелко перекрестил бесшумно скрывшегося в зарослях казака, и не подумавшего дожидаться одобрения. Знал шельма, за доблесть ему от начальства многое простится. Наверно, знал.
Беспокойно озираясь, Гнедич предпринял, было, робкую попытку, если не предварить затею жандармского обер-офицера, то хотя бы ее отсрочить до возвращения пластуна. И, разумеется, не преуспел. Памятуя о зароке, Данилов успокоительно сделал рукой:
– Да бросьте, Гнедич! Что может случиться? Подозреваете новый капкан хищников? Ерунда! Как часто случаются нападения на разъезды? Один раз в месяц? Не беспокойтесь, у абреков вышел положенный лимит.
– Так-то оно так, ваше благородие! Однако я убежден, что основания для опасений все же наличествуют. Видите ли, подъесаул…
– Померещилось вашему подъесаулу, померещилось! – отрезал Евгений Николаевич и, не глядя ни вправо, ни влево, прошествовал к своей кобыле. Потянул узел на свертке, и рогожка полетела наземь. В руках петербуржца оказалось облаченное в старый бушлат и списанный головной убор соломенное чучело весьма приличной работы.
Брови подпоручика поползли вверх:
– Кто этот ваш маленький друг?
– Это, Георгий Осипович, реквизит для проведения упомянутого мной эксперимента, – не без смущения ответил молодой человек.
В эту минуту из-за спин любопытствующих солдат возник фельдфебель Некрасов и с широкой улыбкой протянул жандарму ружье:
– Вот-с, ваше благородие!
– Заряжено?
– В лучшем виде!
Благодарно кивнув, Евгений Николаевич перекинул оружие через плечо, подхватил чучело-реквизит и с показной уверенностью приказал:
– Веди, Некрасов. К этому вашему Птичьему гнезду.
– Так точно! – браво откликнулся фельдфебель, не посмев поправить начальство.
– Па-па-па-па-па-па-паа… – пропыхтел под нос комендант Гнедич, смешно раздувая круглые щеки, и, по своему обыкновению, осенил уходящих крестным знамением.
Благозвучное, до некоторой степени обладающее мистическим флером, прозвание местной достопримечательности (Вороний камень – звучит!) себя совершенно не оправдало. На самом краю изрытой горными водами канавы громоздилась невеликая кучка пустой породы, увенчанная птичьим пометом и лишайником. Данилов брезгливо опустился на корточки у самой груды булыжников и засопел, пытаясь пристроить на дно овражка своего соломенного помощника.
Фельдфебель, внимательно наблюдавший за странной сценой, промычал что-то невразумительное и печально вздохнул. Мол, все верно, ваше благородие, труп Владимира Михайловича был найден именно здесь.
Минуту спустя жандарм вскарабкался на природный бруствер и, не обращая внимания на заляпанные грязью сапоги, двинулся вперед, вверх по склону. Туда, откуда в роковой час горцы вели по русскому разъезду огонь. Предположительно.
Остановившись у кромки непроходимого кустарника, о чьем наименовании не сведущий по части биологии Данилов даже не догадывался, молодой петербуржец, не торопясь, развернулся и приставил ладонь ко лбу, силясь разглядеть оставленный на линии огня немудрящий манекен.
С шумом ломая валежник, пыхтя и поминутно матерясь, к штаб-ротмистру приблизился Гнедич. За ним семенил фельдфебель, готовый, в случае чего, грудью встать на защиту высокого начальства.
– Любопытство не позволило мне остаться в стороне, Евгений Николаевич. Не возражаете, ежели я стану присутствовать?
– Нисколько, ваше благородие! Так даже правильней с процессуальной точки. Смею ли я надеяться, что после вы будете столь любезны и подпишите протокол?
– Разумеется, разумеется! Но позвольте, господин Данилов, а где же ваша мишень?
– То-то и оно, Георгий Осипович! – штаб-ротмистр торжествующе воздел в ясное небо указательный палец. – Отсюда чучело почти не видно.
– Почти?
– Точно так-с! Изволите убедиться? Вон там, видите, торчит край фуражки?
– Справа от самого… эмм… запятнанного камня? Кажется, вижу-с!
Данилов улыбнулся:
– А теперь позвольте продемонстрировать вам верность моих логических выкладок.
Заученным движением петербуржец опустился на одно колено, скрупулезно следуя науке, преподаваемой в военном училище, вскинул ружье, притом именно такое, каковым из соображений экономии обыкновенно вооружали юнкеров, и, приложившись щекой к потертому прикладу, нажал на спусковой крючок. Рокот выстрела эхом пронесся над горой. Пространство между стрелком и его целью тотчас заволокло белым непроницаемым дымом.
14
Саботажник (англ.)