Страница 28 из 118
Они видели в нем только кровь.
Слуги солнца подошли совсем близко, и их голод был ярче пламени костра. Женщина в ожерелье из кожаных шнурков взяла Лабарту за руку, повернула ее ладонью вверх. Лабарту дернулся, сжав кулаки, и веревки вновь обожгли его.
— Так нельзя, — только и сумел выговорить он. Слова застревали в горле вместе с болью.
Женщина наклонилась, ее голос скользил по воздуху, она почти пела:
— Кровь — лучи полночного солнца, и за это мы благодарим тебя.
— Так нельзя! — закричал Лабарту, но никто не слушал его. Кто станет слушать жертву? — Я же не человек! Я же... Так нельзя!
Женщина склонилась еще ниже, ее губы почти нежно коснулись его запястья, а потом она укусила.
Лабарту рванулся изо всех сил, и в водовороте боли потонул мужской голос повторяющий те же слова.
Они пили его кровь. Это против правил, никогда не должно было быть такого, но слуги солнца подходили к нему, один за одним. Веревки словно превратились в жидкий огонь, но Лабарту рвался в этой сети, не в силах смириться. Моя кровь!.. Никто не должен... В глазах темнело, мир заслоняли пляшущие круги, но Лабарту видел, как женщина выпрямилась, вытирая рот ладонью, стирая с губ кровь.
Последним подошел Гэр и, не сказав ни слова, склонился над его рукой. Уже не было сил кричать, и Лабарту лишь судорожно глотал воздух, по-прежнему сжимая кулаки. Младшие хором повторяли молитву, пока хозяин утолял жажду. Их нестройные голоса сливались с треском огня и шумом ветра, и Лабарту уже не понимал смысла слов. Ни в чем уже не было смысла.
Они забрали его кровь. Выпили его силу и ушли.
Лабарту остался один. Всего в нескольких шагах горел костер, но тепла не было. Земля под ногами словно превратилась в лед, а от ветра слезились глаза. Медленно наплыла странная слабость — он словно тонул в тумане, погружаясь все ниже и ниже. Боль утихла. Лишь запястья саднили, но раны уже затягивались. Не будет шрамов, следов не останется.
Лабарту закрыл глаза, и мир стал качающейся темнотой. И где-то там, в самом сердце тьмы, оживала жажда. Она билась, словно сердце, все громче и громче. Вслед за усталостью и болью всегда приходит жажда, он знал это с детских лет. Но теперь рядом не было никого, кто желал бы помочь ему. И поэтому... Я должен что-то сделать. — Мысль, словно всплеск в туманном море. — Ведь я могу...
Надежда шевельнулась в сердце, заговорила голосом сосен, тихим шелестом шагов на звериной тропе. Дом, оставшийся в сумраке леса, манил, только позови — и услышишь ответ.
Нет… Я пришел один… И я не должен…
И, чтобы не думать о шалаше и о той, что осталась там, Лабарту стал звать память о жаркой земле, о городе, покинутом навеки. Одно за одним, пришли образы прошлого, заполнили душу.
Но слабость, сковывающая тело, была сейчас сильнее любых желаний и слов, — и мысли растаяли, а жажда отступила на время.
4.
Он очнулся на восходе, от первых лучей солнца, и глубоко вздохнул, еще не успев открыть глаз. Колючая дрожь пробежала по застывшему телу. Это кровь. Я чувствую, как возрождается кровь. Лабарту шевельнулся, и веревки удержали его, но не впились в кожу, не обожгли ядовитым огнем. Рассвет разрушает эти чары. Днем это лишь путы, не более.
Солнце возвращало силы, и в первый миг Лабарту ничего не видел, кроме света — он блестел на мокрых камнях, преломлялся в каплях росы, мир был наполнен сиянием и теплом. Каменные глыбы заслоняли восток, но Лабарту вновь и вновь представлял кровавую полосу над грядой холмов и поднимающееся солнце, огромное и такое близкое, что стоит лишь сделать пару шагов и протянуть руки...
Жажда вспыхнула, словно и ее разбудил восход. Внутренности свела судорога, тело требовало крови, но Лабарту был почти рад. Он был жив. Ничего плохого уже не случится. Наказание и так длилось долго, и вот-вот наступит день...
Солнце поднималось все выше, и сияющие капли на камнях гасли одна за другой. Лабарту вытянулся, пытаясь поймать уходящие лучи, и его вновь скрутили судороги жажды. Тело словно горело изнутри, но все же было холодно, и солнце уходило, оставив Лабарту в тени гигантских камней.
И это храм?! Солнце бывает здесь лишь на восходе и на закате, кто же так строит храм солнца?! Мысли бились в такт всплескам жажды, и где-то рядом притаился страх. Я признаю их власть! Пусть.. Потом я смогу, а пока пускай... Он даже не замечал, что снова пытается вырваться. Но веревки не утеряли прочности с приходом дня, а он был слаб. Солнце покинуло его слишком быстро.