Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 124



  А потом, по дороге домой в раскаленном от жары поезде она постаралась перенести на бумагу то лицо. Юноша на Динином портрете вышел не таким, как на иконе, но художнице понравился. Даже в простом карандашном рисунке взгляд получился особенным, наполненным духом. И она решила: 'Таким должен быть мой сын..., когда вырастет'.

  Дина считала, что главное для женщины - быть матерью. Но если это невозможно, что делать? Она не знала. Материнство как высшее предназначение женщины ей было не дано. Приговор врачей сначала показался просто словами. В тот день их смысл, их безнадежность Дина осознавала постепенно. И в груди разливалась свинцовая тяжесть, просачиваясь в живот, стекая по спине. 'Этого не может быть со мной', - думала Дина, изо всех сил отбиваясь от невыносимой реальности. 'Если я не могу, то зачем мне так хочется родить? Зачем?! В чем смысл?!... Ненадолго тонким лучиком осветила мысли хрупкая, глупая надежда: 'А вдруг случится чудо?! Бывают же на свете чудеса?! Бывают! Почему не со мной?!' Но под серым небом ноября мечта о волшебстве потухла, уступив место воющей тоске. А потом ее оставил муж: 'Наш брак не имеет смысла. Прости! Я хочу иметь своих детей!' - объяснил Дине обожаемый Пашка, полоснув по сердцу. За ним захлопнулась дверь, и мир обрушился.

  Дабы не сойти с ума и не быть похожей на женщину, раз вот такая она - 'полуженщина', Дина состригла роскошную косу. На помойку полетели платья, юбки и косметика. Больше года после развода ее видели только в бесформенных джинсах, мужских свитерах и грубых ботинках, угрюмую, с посеревшим худым лицом. Но со временем она начала оттаивать, смиряясь со своей участью.

  Сейчас на Дину обрушились воспоминания - горькие, ноющие. Ей почти тридцать, и нет никакой надежды. А с портрета все смотрит этот прекрасный мальчик, который мог бы появиться, если... Нет в ее судьбе 'если'! Она вздохнула: 'На все Воля Божья', поцеловала портрет, казавшийся родным с первой минуты, и спрятала снова.

  Дина выбрала нужные эскизы и пошла на кухню, чтобы успокоить себя чашкой чая и чем-нибудь сладким. А то всю колотит, и опять ночь не спать...

  

  * * *

  Выйдя на улицу, Дина удивилась - в своих переживаниях она совсем позабыла, что в городе праздник. Подгулявшая молодежь веселилась во дворе. На столбах вдоль дорог загоралась иллюминация, георгиевские ленточки развевались на антеннах проезжающих мимо машин и на дверях киоска на остановке. По дороге в онкодиспансер Дина купила у добродушной старушки традиционный букет из тюльпанов и сирени - поздравить деда.

  В ухоженном больничном дворике группки больных и посетителей грелись на лавочках под вечерним солнцем. Гулкие коридоры, казалось, вот-вот опять столкнут ее с тем незнакомцем. Но нет. Почудилось. Десятая палата встретила привычной духотой и улыбкой дедушки в ответ на поздравления с Днем Победы:

  - Спасибо, внученька! - и деда не преминул похвастаться. - А мне разрешили вставать.

  - Замечательно! Мы с тобой походим немножко, да? - искренне обрадовалась Дина.

  - Как хорошо, что ты раньше пришла. Я уже устала, - поприветствовала племянницу Рита, готовая сдать свое дежурство. - Ты деда контролируй, а то он слишком рвется в бой.

  

  Ничто в палате не напоминало об ушедшем на рассвете Густаве Карловиче. На его кровати появился кто-то новый, опутанный дренажами, капельницами, окруженный родственниками. Рита поманила племянницу кивком из палаты. В коридоре она зашептала:

  - Что все-таки утром произошло?

  - Густав Карлович позвал меня. Потом начал бредить о церкви, что не та, мол, поэтому и выздороветь не сможет...

  - Представь, а он-то, оказывается, иностранец... - не дослушала тетя, сделав большие глаза, - ... в смысле был. Я думала, он просто из русских немцев.

  И отвечая на вопрошающий взгляд Дины, продолжила:

  - Сегодня его вещи приходил забирать мужик из Интерпола, огромный брюнет с шикарной выправкой. Та-акой мужчина! Допытывался, никто ли ничего не слышал. Расспрашивал о последних словах.

  - А ты ему про меня сказала? - почему-то забеспокоилась Дина.

  - Ага. А что тут такого? - развела руками Рита. - Сказала, что утром дежурила племянница. Дала ему твой телефон. Не звонил?

  - Пока нет.

  - Я ему сказала, что ты отсыпаешься. Может быть, позже позвонит. - Тетя пожала плечами. - Ты знаешь, видимо, Густав был какой-то серьезной шишкой. Этот красавчик-азиат с парочкой помощников устроили здесь настоящий переполох.

  - Странно, - заметила Дина, - не производил он впечатления иностранца, да еще и важного. Мы думали, никому не нужный старик.

  - Точно, - кивнула Рита, - я ему вчера за свой счет всякие мелочи в аптеке покупала, а когда они его пожитки собирали, медсестра нашла портмоне с целой кучей евро!

  - Патологическая жадность, что ли? У него даже приличной простыни не нашлось за эти два дня, только те, что санитарки принесли. Штампованные.

  - Врач интерполовцу сказал, что у Густава снесло крышу, и он все время бредил, - поведала тетя.

  'Вот уж наверняка', - подумала Дина, вспоминая подробности этого утра, но вновь промолчала, размышляя, стоит ли что-нибудь говорить представителю из посольства, если тот позвонит.

  - Ну ладно, я буду собираться, - сказала тетя.

  - Ты сильно торопишься? - спросила Дина.

  - Относительно. А что?

  - Я отлучусь минут на пятнадцать? Подежурь еще немного?