Немёртвый камень

Он замер, не оглядываясь — как правильно он это сделал! Фелла кусала губы, прижимала ладонь ко рту, простыня почти совсем сползла, а пальцы уже прорвали насквозь подушку.

— Три тысячи лет?!

Наполовину в мире призраков. Он ведь каждый день просто обязан был выдергивать себя оттуда и не слушать этого зова. И он никогда не может забыть, что случилось, ни на миг, потому что его-то память и боль никогда не притупляются…

А ученики еще гадали, что стерло с лица Мечтателя улыбку.

— Я долго совмещал должность директора Одонара с этой полужизнью, — заговорил Экстер опять, — Старил себя магией, уходил в вымышленные отставки, вновь являлся под другими именами… учителя чередуются часто, а артефакторий — закрытое место, так что по поводу тайны я не волновался. Конечно, Магистры знали, что артефакторий как-то связан с именем Ястанира — это было что-то вроде гарантии того, что они не станут наводить в артефактории свои порядки. Однако они не представляли себе, что я ещё жив. И что ключник — я. Наверное, ты понимаешь, почему я не мог позволить себе полюбить, Фелла.

Фелла поняла. Это было бы пострашнее, чем у Макса и Лори: заведомый обман и заведомое мучение для той, кого полюбит бывший Витязь — знающий неизмеримо больше, истязаемый своей памятью…

— А со мной ты сплоховал?

— В тебе я с самого начала увидел участницу Альтау. Ту, которой не нужно ничего объяснять: ты была там, ты видела это…

— В основном я смотрела на те… на него, — оговорилась она. Невозможно было смешивать Мечтателя, её Мечтателя и грозного сияющего Витязя, которого она так недавно видела на том же поле. — Так, иногда отвлекалась, чтобы отрубить кому-нибудь голову. Так значит, Альтау?

— Сначала да, а потом… всё случилось как-то постепенно… я не знаю когда, но ты стала словно якорем для меня в этом мире, — Мечтатель говорил тихо и медленно. — Эти двести лет были гораздо светлее…

Конечно, светлее. С Феллой Бестией в качестве завуча, с ее вечным пренебрежением и шпильками, с ее издевательствами над его ухаживаниями и стихами… сколько раз она его отвергала? А хуже всего, что Фелла была без ума от…

— Я мучила тебя этим? — тихонько спросила она. — Тем, что любила его?

Он не ответил, рассматривая радугу, но ответ она знала сама. Да, мучила, мучила вдвойне, потому что любила все это время его самого — и одновременно не его. Чего ему стоило за двести лет не сбросить маску — только Витязь знает. Хотя нет, Витязь — едва ли. Вот Мечтатель — этот мог бы рассказать.

А самый комизм ситуации был в том, что последние лет пятьдесят она сходила с ума именно по Мечтателю. За что себя и ненавидела.

Будь здесь Макс Ковальски — он надавал бы пинков и ей, и Экстеру. А перед тем как надавать долго распинался бы о здешних идиотских традициях и о глупых сентиментальных детях, коими они, конечно, являются.

Несмотря на то, что «сентиментальные дети» старше его почти на три тысячи лет.

— Будет война, Фелла, — вдруг сказал Мечтатель. Он наконец набросил хламиду как следует, встал и подошел к окну, чтобы лучше видеть небо. — Видишь эти всплески? Она тускнеет.

Одежда лежала здесь же, неподалеку, но Фелле показалось глупым ее натягивать. Недолго думая, она подошла к окну, захватив с собой только простыню.

— Но ведь Холдона больше нет и его замыслов тоже…

— Его нет, но замыслы… — Экстер повернулся так, чтобы радуга открылась перед ней во всей полноте, — я расскажу тебе о своих поисках, Фелла. Мне не удалось ни установить, какие обряды провёл Холдон, ни узнать, можно ли повернуть их вспять… но я расскажу тебе о своих поисках. О том, что видел. И посмотри. Она тускнеет от предчувствия, которое разлито в воздухе, не от наведенных чар, а постепенно…

— Как перед тем днем?

— Как перед тем днем.

— Но мы даже не знаем, кто противник…

— Зато знаем, что война стоит у нас на пороге, Фелла, — директор кивнул на радугу. — Такие знамения не пропускают. Мы не знаем, кто наш противник, но знаем, он здесь. И точно знаем, что сможет сплотить людей и магов, которые верят в старые знамения.

Вечерний ветер растрепал уже не серебряные, а просто седые волосы, но Бестии показалось, что пряди вспыхнули каким-то мистическим, солнечным светом.

Глава 5. В ожидании

— Шутишь.

Хет надул щеки и стал неимоверно похож на оскорбленного хомяка. Кое-кто из завсегдатаев Малиновой Комнаты отвлекся на его рожу и хмыкнул. Остальные продолжали невозмутимо перекидываться новостями о последних рейдах.

— Во толпень! — удивился Кристо, пробираясь к их столику в уголке. — Большая партия, что ли, с рейдов вернулась. А у вас речь о чем?

— Ни о чем, — ответила Мелита легкомысленно. — Хет шутит.

Фискал состроил надменную гримасу, которой и Синий Магистр бы позавидовал.

— Информация достоверная.

Мелита махнула на него рукой и немедленно чмокнула Кристо в нос.

— Как рейд прошел?

— Да ничего. В справочнике-то, конечно, туфту пишут: мирное население, понимаешь ли. Содружество разных магических рас. Гостеприимство к незнакомцам из других миров, угу. Спасибо, Убнак предупредил, что это они там все до ночи гостеприимные. На вот… Дара сказала, для артефактов подойдет.

Он выложил на стол внушительный клык в три пальца длиной. Хет жадно уставился на зубик, а появившаяся поблизости Дара подтвердила:

— Идет на боевые и для контроля сознания.

Выглядела она усталой и довольно равнодушной, хотя уже четвёртая прогулка в иномирье для них с Кристо прошла успешно. В том смысле, что они вернулись с артефактом, в своем уме и при полном комплекте конечностей.

— Ух ты, — Мелита рассматривала клык, — ух ты. Что, и совсем без сложностей?

— Да нет, под маскировкой оно как-то легче работается. Мы её и не снимали особо. Хотя не, было дело. Хозяин той шкатулки собак держал — так пока от них избавились, пуганули, как следует, стало быть…

— Это что, за четвёртой дверью такие собаки?!

— А? — удивился Кристо. — Да не, это клык как раз хозяина. Ух, и засветил я ему!

— После этого он довольно шепеляво пояснял нам, куда он дел артефакт, — со скучающим видом добавила Дара. Ее уже успели с уважением поприветствовать двое-трое местных завсегдатаев, и она откликнулась кивком. Остальных, в том числе и Кристо, не особенно замечали, а Хета в Малиновой Комнате вообще не должно было быть. До Кристо вдруг дошла эта простая истина.

— Стой, ты ж не оперативник, что ты тут делаешь-то?

— Дык… — отчаянно начал Хет, но Мелита пресекла это обворожительной улыбкой и решительным:

— Шутит.

— Чего?

Дара наконец подняла глаза от новой цацки — фарфоровой куколки с румяным личиком — и осмотрела Малиновую Комнату. Все вроде бы было как всегда: игра в стрекозца в противоположном углу; худенький, лысоватый трехсотлетний Кайро делится с Урсулой секретами боевой артемагии; кто-то прихлебывает молоко над книгами, артефакторы-близняшки травят байки двум рослым поклонникам, тоже из оперативников…

А какая-то нервозность все равно чувствовалась. Тилайда, например, никогда не стала бы крошить печенье в пальцах: один вид крошек или пыли у нее вызывал раздражение, переходящее в бешенство. Да и байки травились с какой-то озадаченностью в голосе.

— Что у вас тут происходит?

Мелита опять хотела что-то ввернуть, но Хет, уже покрасневший от невозможности поделиться информацией, выпалил первым:

— Боевитый День!

— И что, — не понял Кристо. — Он же нескоро еще, так, что ли? Или от наших кто-нибудь выступит?

Ну да, ну да, держи карман шире. Боевитый День — это вам не Ярмарка в Шанжане. Во-первых, проводится всегда в разных местах и городах. Во-вторых — тут не торговые дела делаются, тут целый день отводится на поединки, схватках на мечах и кулачному мордобою. А в-третьих, уж кому оно не надо, так это артефакторам: и так дел навалом, делать нечего, как направо-налево способности демонстрировать.