Немёртвый камень

— Правильно? Это — правильно?! — как оказалось, запас гнева он не исчерпал. — Самая радужная развязка, не так ли, в духе этих ваших, чтоб их черти взяли, кодексов?!

Макс замолчал и махнул на Экстера рукой, как на безнадежного. Ну да, вечное «Отдай, чтобы получить»…а почему нужно было отдавать ее? Именно ее — других претендентов на алтарь справедливости не нашлось?

— Здесь должен быть я.

Видимо, Экстер прочитал на его физиономии то, что Ковальски чуть не брякнул вслух. Он один из всех смотрел Максу в глаза.

— Мне предназначено было покончить с этим. С самого начала, когда я только стал Ключником… Моя наставница надеялась — я мойду выход. Но я не слышал её. И она не пропускала меня, я мог только охранять снаружи…

«Да мне-то какая разница!» — у него едва не сорвалось это с губ. Мечтатель не виноват. И Кристо, который пыхтит сзади, — вспомнил, видимо, прощальное напутствие Макса — не виноват. Даже если кто-то виноват — время, чтобы сказать об этом, будет. Сейчас нужно говорить другое.

— У вас тут два Витязя, паж… армия магов. Разве нельзя…

Ему не ответили, просто прятать глаза начали ещё сильнее. Только Бестия, кажется, обрисовала губами: «Один Витязь». Но ни у кого не хватило смелости выложить перед Максом этот проклятый постулат, который в целестийских книгах авторы именовали «законом магической несправедливости». Макс, читавший целестийские книги, этот постулат прекрасно знал сам: магия может убить, превратить живое в неживое. Но вот обратный процесс…

Есть обратный процесс. Он обернулся, встретил серьезный взгляд темных глаз на неимоверно прекрасном лице.

— Лори. Ты вернула меня тогда…

Богиня кивнула — да. С любовью и тревогой коснулась его щеки и заговорила тихо:

— Я вернула тебя, Макс. Тебя. И мой танец был для тебя. И если бы ты не вернулся тогда — я последовала бы за тобой, потому что иначе не могло быть. Только вместе — по ту или иную сторону.

Теплая ладонь согревала, снимала оцепенение, а это опасно. Макс бережно снял пальцы Лорелеи со щеки, стиснул в своих ладонях, глядя ей в глаза.

— Ничего нельзя сделать… совсем?

— Этого я не говорила, — с изумлением встрепенулся каждый, кто стоял посреди руин. — Вглядись Макс, разве ты не видишь? Это заклятие, как многие, разрушится теплом, верой и памятью. И если вы хотите, чтобы она вернулась — она вернется, нужно только ждать ее…

— Как долго?

Лори перевела взгляд на Нольдиуса, который задал вопрос, и на лице у нее отразилось сомнение, будто она не хотела их огорчать. Но она ответила:

— Одну дату памяти поколений. Один людской век. День в день, час в час. Вспоминая ее каждый день, всегда с теплом и с надеждой, не забывая. Каждый день веря и ожидая, что она вернется.

— И тогда она оживет?

Лори снова помолчала, прежде чем выговорить это:

— Может быть.

Слепая вера без гарантий — то, на что делали ставку в Первой Сотне, что было заветом Целестии много веков до Альтау… и чего так не хватало одному иномирцу.

Из всех стоящих сейчас перед мраморной статуей только Бестия и Мечтатель (может, еще Лорелея) знали больше. Они знали о Чертогах Памяти, которые продолжают забирать боль и старость из страны, обеспечивая Целестии вечную юность. И у них из памяти за века стерлось такое множество лиц, что только они осознавали, какая это непомерная ноша: пойти против Чертогов, помнить ушедшее в прошлое каждый день и надеяться, что оно вернется…

Но ни Фелла, ни Экстер, не сказали ни слова, когда Макс Ковальски произнес:

— Плевать. Я дождусь.

Может, надеялись на лучшее или просто знали, что упертость Февраля еще и не на такое способна. Или они как раз и уповали на упертость Макса, которому даже в голову не пришло соотнести в этот момент срок со своей собственной прожитой жизнью: сорок — за плечами, сто — только на ожидание, не многовато ли для смертного?

Хотя высказывание было сделано знаменитым тоном «будет так, а на остальное чихал я с Семицветника». По сравнению с клятвой, которая только что прозвучала во всеуслышание — сменить жизнь человека на жизнь мага действительно казалось не так уж и сложно.

Больше никто ничего подобного не сказал, но что-то все-таки прозвучало в воздухе: помним и будем ждать. И казалось, что все эти люди просто соберутся — и вот так простоят эти нужные сто лет. Не один Макс, а все они: бывший Витязь Альтау, паж, Нольдиус, Скриптор, Мелита, богиня, Кристо…

Отдать сто лет из почтения к девушке, которая отдала за них жизнь — это разве много?

Но такого не могло случиться. Сначала пошатнулся Экстер Мечтатель: нанесенный ему удар был слишком сильным, ему нужно было отдохнуть, и предательница Бестия чуть ли не на руках вытащила директора из бывшей Комнаты. Как того, кто принадлежал теперь только ей и кто больше не был Витязем.

Нольдиус мялся и поглядывал на Мелиту, но она покачала головой и сделала ему знак идти, и не улыбалась при этом. И он что-то понял, кивнул Скриптору в сторону выхода и тоже ушел, ссутулив крепкие плечи, почему-то опустив голову…

«Жить, — подумалось Кристо. — Они все уходят отсюда жить».

Это была первая его осознанная мысль с того момента, как он увидел застывшее в решительной гримаске лицо Дары. Почему-то мысль была обиженной: куда это они все намылились? Хотя нет, пускай. Так даже лучше, они останутся тут втроем: он, Макс и Мелита, и будут вот так стоять и смотреть, пока она не сжалится, не улыбнется каменными губами…

Они стояли очень долго. И Кристо не сразу понял, что у него ноет спина и кружится голова. Потом затекли плечи, ноги… заболели глаза, в них с чего-то начали летать огненные мошки.

Но это была всего лишь Лори. Она тихо подошла к Максу, обняла его за плечи, что-то прошептала, потом взяла за руку и потянула. Он перевел на нее взгляд — и медленно подчинился, но, когда уходил, не отрывал глаза от гладкой каменной скульптуры, смотрел так, будто обещал вернуться…

Прошло совсем немного времени, и Кристо почувствовал чьи-то осторожные пальцы на плече.

— Пойдем? — спросил голос Мелиты.

Она бы осталась, если бы он попросил. Но он сказал иначе.

— Иди.

Она хотела еще что-то спросить, покашляла пару раз. И еще минут пять стояла за его спиной, ждала, может, он одумается. Но потом вздохнула и ушла.

Ну, и куда вы все? Ведь ей же будет страшно одной среди развалин!

Сад Одонара выглядел жутко: развороченный, с торчащими корнями деревьев, со спаленными ирисами — олицетворение страданий природы — но аллея сирени сохранилась. Зерк в два счета соорудил в ней уютную нишку под густым кленом — чтобы на скульптуру не капал дождь. Отыскал даже нетронутый нежитью травяной пятачок. По собственному почину побегал вокруг, посмотрел, хорошо, удобно или нет. Предложил, без обычных «Сдохни!»:

— Цветы. Буду следить.

Кристо кивнул, глядя на бархатистую, тёмно-зеленую траву. Теперь он не мог почему-то смотреть на каменное лицо скульптуры.

— Колокольчик, — предложил Зерк. — Постоянство и горе. Горе и постоянство. Черный колокольчик. Нет?

— Нет.

И больше не сказал ничего, а Зерк почему-то понял. Забегал, засуетился, что-то начал выкидывать из карманов, плевать в траву, и скоро эта трава из просто зеленой стала зелено-голубой.

Незабудки.

Эпилог

Макс Ковальски просто влетел в комнату. О такой мелочи, как стук, он и не вспомнил.

— Мальчик!

Экстер и Фелла странно и тревожно переглянулись, поднялись навстречу гостю, но Максу было не до выражений их лиц. Того сияния, которое сейчас исходило от него, могло с избытком хватить на троих.

— Третьего дня… — он запыхался, пока нёсся сюда, так что фразы дробились, слова вылетали отрывистые, и всё не хотели выстраиваться как надо. — Я не писал… всё было очень тяжело… а сегодня с утра… и с ними все в порядке! Лори сказала… слетай сам сообщи, не знаю, почему… у меня магия сбоит малость… В общем, сказала, чтобы я сам… Экстер! — он тряхнул Мечтателя за плечи. — У меня сын! У нас с Лори, наконец…