Страница 6 из 68
— Где же я живу, как ты думаешь, милый Лансеоль?
Мальчишка отвечал:
— Ты живёшь на неприступном верху гор, в лазурном гроте. К нему можно добраться, только зная волшебное слово. В этом гроте сто дверей для входа, и все они свободны, и только одна для выхода, да и ту стережёт дракон. Кто к тебе придёт, тот погибнет заласканный, зацелованный, защекотанный.
Ортруда смеялась. Контрабандисты смотрели на неё. Старший шептал товарищам:
— Хорошо, что она смеётся, — это к удаче.
— Лансеоль, — сказала Ортруда, — скажи мне, а ты хотел бы попасть в мой лазурный грот?
— О, — воскликнул Лансеоль, — только позови, а уж я приду!
Смеялась Ортруда.
Глава тридцать седьмая
Скоро королева Ортруда простилась с контрабандистами, и торопливо спускалась вниз к морю. Через полчаса выбранная ею тропинка привела её на дорогу, которая шла от какой-то приморской деревни в глубину острова. Улыбчиво и легко вспоминала Ортруда о своём внезапном приключении.
Когда-то, в ранней юности, Ортруда очень боялась смерти, — в те дни, когда ещё она не была знакома с Танкредом. Рассказы о кровавых событиях, вычитанные ею из истории её государства и из старых хроник её королевского рода, рано приучили её думать о насильственной смерти. Многие из её предков были убиты или на войне, или руками восставших и мстителей; и Ортруде такой конец её жизни не казался невероятным. Тёмное чувство страха, иногда овладевавшее ею, казалось ей порою зловещим предчувствием.
Любовь смягчила этот тёмный страх, но не истребила его до конца. Наследственное мужество и гордость королевы заставляли её не бежать от опасности. Когда предчувствие убийства опять поднималось порою в её душе, то она ясно сознавала в то же время, что покорно и смело взглянет в глаза неизбежному. Кинжал за её спиною в руке Лансеоля, — это было первое её испытание, и ей радостно было вспоминать, что через это испытание она прошла бестрепетно.
Утомлённая долгою ходьбою и полуденным зноем, она села на большой плоский камень в тени старого дерева с раскидистыми ветвями и светло-зелёною тесною тучею радостной листвы. Смотрела по дороге вверх и вниз, и точно ждала чего-то. И как же дождаться? В дороге всегда что-нибудь случается.
Вдали по дороге сверху свивались и кружились тонкие облачка пыли. Розово-серый всё ближе и ближе придвигался зыбкий и странный, из мечты и праха сотканный призрак. Ортруда внимательно всматривалась в него. Её зоркие глаза скоро различили, что это быстро скачут, спускаясь к ней с горы, двое всадников. И почему-то было понятно, что не мимо, а к ней.
«Кто?» — быстро подумала она.
И вдруг ей нетерпеливо захотелось, чтобы это был кто-нибудь близкий. Её сердце на краткий миг сладко замерло в блаженстве радостного ожидания.
«Мой Танкред?»
Но нет, не он.
Всё ближе, всё отчётливее в полуденной ясности дробится и сыплется по камням сухой топот копыт. Веет над чёрною шляпою чёрный вуаль, колышатся складки чёрной одежды. И кто-то за нею юношески-тонкий на быстром и лёгком мчится скакуне.
Наконец Ортруда узнала наездницу, и обрадовалась ей. Это была её постоянная в последнее время спутница, знойно-красивая девушка, Афра Монигетти. Она принадлежала к одному из древнейших и знатнейших родов страны. Её предки всегда занимали высокие должности при королевском дворе, а потому и Афра получила почётное придворное звание.
Каприз судьбы рано лишил её родителей. Она воспитывалась в семье своего дяди, известного профессора здешнего университета, очень умного человека, и очень насмешливого, искусно скрывавшего своё странное в культурном человеке пристрастие к Сатане под быстроменяемыми личинами холодного скептицизма и едкой иронии. В этом доме Афра перевидала много разных людей, и всяких разговоров наслушалась. И теперь она сохраняла многие связи и знакомства в разных слоях общества. Хотя знания у неё были довольно поверхностные, но она интересовалась многим, и читала многие книги по религии, философии и общественным наукам. Были многие предметы, любимые ею, и многие, ей ненавистные.
Из людей она любила двух: королеву Ортруду за то, что она ясная и смелая, словно воплотившая в своём теле пламенную душу Светозарного, — и доктора Филиппа Меччио, который занимался политикою и стоял во главе республиканской партии. Его она любила «за то, что любила». Ненавидела из людей она одного, — принца Танкреда, когда-то и в неё влюбившегося мимоходом. Его искания встретили в ней суровый отпор.
Спутник Афры был пятнадцатилетний Астольф Нерита, сын гофмаршала, мальчишка красивый, страстный, и уже влюблённый в Ортруду, — как и прилично было его званию пажа королевы.
Афра стремительно спускалась с горы, и уже Ортруда видела отчётливо, как сыпались по дороге из-под копыт её коня жёлтые и розовые камешки, и как на бегу раздувались розовые ноздри разгорячённых скакунов. Ортруда пошла навстречу всадникам. Сказала:
— Вот где я. Устала по горам. Одна. И рада очень, что вижу вас.
Афра, остановив тяжело водящего боками усталого скакуна, радостно воскликнула:
— Наконец-то мы вас нашли! А мы уже начали бояться.
Ортруда, улыбаясь не то радостно, не то смущённо, сказала:
— Бог хранит путников. Однако, милая Афра, если бы вы знали, где я сейчас была, и что я видела!
Она принялась рассказывать о своём приключении с контрабандистами. Афра слушала её внимательно и, по-видимому, спокойно, но со сдержанным волнением.
Любовалась Ортрудою. Испытывала нетерпеливое желание стать перед Ортрудою на колени, и целовать нежно и долго пленительные стопы её ног, приникнуть к ней близко, и в сладком дыхании Ортруды ощутить пламенную душу возлюбленного, светозарного гения. Она сошла с коня, бросила повод Астольфу. К ногам Ортруды села. Смотрела снизу вверх в её лицо, светлыми улыбками легко озаренное, пронизанное сладкими очарованиями исходящей из трепетной плоти прелести.
Астольф, стоя немного в стороне, держал за поводья обеих лошадей. Смотрел на Ортруду сияющими глазами. Завидовал тому мальчишке в горах, который так близко и свободно стоял за её спиною и даже, может быть, держал её за тонкий локоть обнажённой руки. Завидовал Афре, которая сидит у милых ног, и в милое так близко смотрит лицо. И досадовал на неё, — зачем к Ортрудиным ногам она прижалась, и закрыла их складками своего чёрного платья.
Ортруда сказала задумчиво, вспоминая о Лансеоле, улыбаясь своим воспоминаниям:
— Какой красивый мальчишка! Дикий, страстный, такой ловкий, в своих живописных лохмотьях. И этот острый, блестящий, беспощадный кинжал в его сильной руке. Ах, если бы ты, Афра, видела, как он сжимал рукоятку своего кинжала, как он крался за мною, гибкий, как дикая кошка, какими он смотрел на меня горящими, как у волчонка, глазами, как горячо дышал прямо в мою шею! А потом с какою очаровательною наивностью он рассказывал мне про зачарованный лазурный грот, в котором я живу! И эти добрые люди, простодушные, как и этот ребенок, думали так же, как и он.
Осторожно, каким-то неверным звуком, точно хитро искушая Ортруду, спросила её Афра, внимательно и печально глядя в её мечтательные глаза, — глаза истинной царицы зачарованных стран:
— Государыня, а имя того дракона, который стережёт ваш лазурный грот, вы знаете? И знаете, чего он хочет? чего он ждёт? чему он радуется и чего боится?
Не поворачивая к ней головы, глядя прямо перед собою, тихо-тихо, точно сама себе отвечая, сказала Ортруда, улыбаясь печально:
— Дракон, стерегущий так прилежно мой лазурный грот, кто он, и чего он хочет? Ах, я не знаю! Но чувствую давно его ровное ещё дыхание, и роковую его ко мне близость. Тяжёлый взор его несмыкающихся ни на одну минуту очей, змеиных очей, всё чаще тяготеет на мне. Может быть, близок день, когда моей крови захочет дикий зверь, и положит косматую, громадную лапу на мою грудь, и вопьются в моё сердце его когти, острые и беспощадные.
Странно и неверно улыбаясь, тихо и нерешительно сказала Афра: