Прах херувимов

На третий день состояние стало уже невыносимым. Валентин набрал номер, который дала ему старуха, и договорился о встрече. Видимо, он находился в состоянии изменённого сознания, когда слушал и верил тому, что эта странная женщина говорила о запечатывании фобии в тату. И когда машинально взял у неё визитку татуировщика, и когда целый вечер выбирал в интернете подходящий знак. А особенно когда пошёл и набил этот символ.

Руна Лагуз. Совсем небольшая закорючка чуть выше локтя. Как она поможет преодолеть страх воды?

Он прислушался к незнакомым ощущениям и уловил поток. Ветер в течении воды. Движение, несущее субстанцию, и он, Валентин, как часть её, сам – вода.

Вспомнил комнату татуировщика, оклеенную фотографиями. Валентин был далёк и от искусства вообще, а уж тем более от такого сомнительного, как татуаж. Но сила, которую источали стены, покрытые снимками, определённо питалась от творчества. В изображениях знаков, фигур и символов ощущалась тайна. Они казались воротами в иные измерения, приглашающими зайти и увидеть что-то доселе невиданное, испытать ещё никогда неиспытанное.

Хотя сам мастер с необычным, но вполне земным именем Илларион производил впечатление существа несколько рассеянного, но совершенно не инфернального. Длинный, будто принудительно вытянутый неодолимой силой, нескладный, с большой бесцветной головой, которая казалась особенно нелепой на долгом теле. Глаза под белобрысыми ресницами словно полузакрыты, и даже когда мастер, словно гоголевский Вий, с трудом поднимал-таки веки, на его лице оставалось ощущение пустоты. Настолько выцветшими, никакими, были и его глаза.

Говорил Илларион неохотно и отстранённо, постоянно прислушиваясь к чему-то в себе. Как будто каждую минуту в нём, мастере, происходили процессы очень важные, а всё общение с внешним миром только отвлекало его от грандиозных событий в мире глубинном.

Когда Валентин искал салон на узкой улочке, сплошь обвитой неизвестными ему вьющимися растениями, он представлял себе огромного, заросшего черными волосами байкера, в клёпках, коже и с татухами по всему телу, не исключая огромные волосатые руки.

Тело Иллариона, судя по бледным, хотя и тронутым постоянным южным солнцем запястьям, оставалось совершенно безволосо и невинно в плане татуажа.

– Лагуз? – впервые он поднял на Валентина бесцветные глаза.

Диетолог кивнул и, немного волнуясь, протянул татуировщику гаджет, на экране которого светилась выбранная им руна.

– Угу, – кивнул мастер, – знаю.

Он отошёл к навесному, древнему, кажется, деревянному шкафу, открыл его, и Валентин увидел столпотворение разноцветных баночек с красами. Это зрелище сразу успокоило его, уж очень напоминало что-то яркое, детское, даже детсадовское. Казалось, что татуировщик сейчас вытащит ещё кисточки и плотные листы для рисования и предложит Валентину изобразить солнышко. Или домик. На выбор.

Ничего этого Илларион, конечно же, делать не стал. Он постоял некоторое время задумчиво перед открытыми дверцами шкафа, выбрал пару баночек. Посмотрел на просвет, хмыкнул. Затем обернулся к Валентину:

– Интуиция?

– Что – интуиция? – не понял Валентин, не отрывающий взгляда от подготовительных действий.

– Руна Лагуз – интуиция в чистом виде.

– Вообще-то я прочитал, что её значение – это вода. Поток воды. А вы хорошо разбираетесь в значении рун?

Илларион, не торопясь, ответил:

– Ровно настолько, насколько нужно для моего дела. Честно сказать, достаточно поверхностно. Но вода, её поток, это и есть внешний символ интуиции. Сонные чувства, фантазии, сны… Алкоголь или какие-нибудь лекарства накануне не принимали?

Валентин отрицательно покачал головой и сел по указанию мастера на стул. Протянул руку.

– Это как-то не очень согласуется с потоком, – растерянно произнёс он.

Илларион уже натягивал перчатки на бледные руки.

– Вода может принимать различные формы, – он говорил всё так же медленно и как бы нехотя. – Смысл руны в том, чтобы согласиться с силой, которая несёт тебя. Готовность принять форму, определённую потоком, а не ту, какую выбираешь сам. То, что кажется подходящим тебе, может идти вразрез с планами мироздания. Глубины интуиции – единственное, на что стоит положиться. Вот об этом говорит руна Лагуз.

Мастер уже наносил перевёрнутую задом наперёд единичку на обработанное антисептиком предплечье Валентина.

– Здесь работы немного, – сказал он. – Предварительная подготовка не нужна. Посмотрите, это то, что вы хотели?

Мастер указал клиенту на большое зеркало, Валентин подошёл к нему, посмотрел на рисунок, утвердительно хмыкнул. На самом деле, ему изначально было всё равно, как будет выглядеть руна. Он никому не собирался её показывать. Главное, чтобы работала.

– Справлюсь «фри хенд», если только вы не захотите набить ещё руны, чтобы получилась вязь. Но предупреждаю: это на вашу ответственность. Я не посвящён в глубинное значение вязи. А сочетания рун – штука опасная. Можно очень промахнуться.

Валентин, вслушиваясь в жужжание машинки, которая оказалась в руках Иллариона, быстро уведомил мастера, что больше ему рун не нужно. Достаточно одной.

Сейчас руна всё больше ныла и беспокоила. Валентин понимал, что должно пройти время, прежде чем неприятное ощущение утихнет. Но из-за этой глупости раздражало абсолютно всё. Хотелось есть, но в санаторной столовой, на виду у всех, он не мог брать блюда, провозглашённые неполезными. Как отреагируют нынешние и потенциальные клиенты, если диетолог начнёт лопать жирную котлету с большой порцией картофельного пюре, щедро сдобренного сливочным маслом?

А Валентину, находившемуся в состоянии некоторой раздражительности и капризности, хотелось именно побаловать себя. И даже сама мысль о пережёвывании полезного зелёного салата, которым он питался под многочисленными взглядами, была ему сейчас невыносима.

Голова раскалывалась. То ли от голода, то ли от воспалившейся тату, то ли от безрадостных мыслей.

Валентин взял бластер цитрамона, подцепил таблетку и налил себе воды в одноразовый стакан. Он положил пилюлю на язык. Подумал о том, что всё-таки решится и спустится вечером к морю: проверить, начала ли действовать руна. Сделал глоток.

Горло внезапно передёрнуло судорогой. Валентин, пытаясь преодолеть панику, со всхлипом вдохнул носом. Ничего не получилось. Из открывшегося рта вырвался хрип, тут же превратившийся в рёв. Звук вылетел из диетолога, наглухо захлопнув за собой вход.

Стакан выпал из рук, которыми Валентин схватился за внезапно закрывшееся горло. Вода вылилась на белоснежный халат, промочив его насквозь, до тела. Но диетолог этого даже не заметил. В глазах поплыли зелёные пятна, Валентин согнулся пополам, затем рухнул на пол.

«Ларингоспазм, сейчас пройдёт», – попытался успокоить сам себя.

Но казалось, что вода заполонила его всего, воздух не мог протиснуться в лёгкие. Все кругом стало – вода, и Валентин тоже растворялся в ней и становился жидкостью. Это было ещё ужаснее, чем представлять себя тонущим.

«А ведь ничто не предвещало», – раздался у него в голове издевательский голос.

А другой, не менее странный и не менее чужой, ласково прошептал:

– Не сопротивляйся. Зачем тебе? Откройся потоку, освободи сознание. Не держись за твердь…

Руна опрокинулась на Валентина, цепляя острым краем – загнутым, как у вязального крючка, и потащила за собой в водную бездну. Последнее, что увидел перед тем, как глубина поглотила его: широко раскрытые глаза девчонки, вдруг возникшей откуда-то на пороге кабинета. Вокруг перепуганного лица сияло облако голубых волос.

***

Яська сидела в коридоре прямо на полу, поджав к груди острые коленки, обхватила их руками. Она с немым вопросом оглядывала снующих мимо деловых мужчин, явно занятых чем-то ужасно важным.

Ей хотелось, чтобы кто-нибудь проявил к ней сочувствие. Всё-таки только что на её глазах умер человек. Смерть она видела впервые в жизни и находилась в состоянии шока. Но сочувствия никто так и не проявил. Её только вежливо, но настойчиво попросили пока не уходить.