Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 94

 

– Да не знаю я, что произошло!.. Ну, значит, упал…

Голос Жени звучал так глухо, что Мария на всякий случай проверила, нет ли в ушах ваты. Еще ей казалось, что горло до боли поцарапали, на веки положили по раскаленной свинцовой плите, а все тело помяли тяжелыми кулачищами. Просто не верится, что для этих ужасных ощущений люди придумали милозвучное, как женское имя, название – ангина. 

Не открывая глаз, Мария попыталась сориентироваться в пространстве. Она дома. Лежит в кровати. Женька на кухне, разговаривает по телефону.

Как они здесь оказались?

Мария поморщилась, словно мыслительный процесс доставлял физический дискомфорт.

Разрозненные фрагменты воспоминаний выстраивались, как кадры в фильме, включенном на обратную перемотку: Женька тащит ее домой, какие-то девчонки помогают переодеться в раздевалке; счастливое Женькино лицо: «Все в порядке, Рыжая!»

– …Слушай, Антон, мне что, пожалеть его? – раздраженно раздалось из кухни, а потом значительно мягче прозвучало: – Спит. Передам.

Мария повернулась на бок и накрыла ухо подушкой.

Это все его цыганское предчувствие!..

Или оно спасло ей жизнь?

Только сейчас Мария осознала, что могла умереть. Под закрытыми веками тотчас же начали жечь слезы, и жар мгновенно поглотил тело.

Она могла умереть.

Разве такая мысль приходила ей в голову, когда она говорила Светофору гадости? Или отвешивала пощечину? Или прыгала в бассейн? Даже под водой, теряя остатки воздуха, даже, глядя, как чернеет голубая вода, Мария не допускала мысли о смерти. Жизнь – это святое. Не живешь – значит, не видишь, как зажигается солнце в бездонных осенних глазах. Не чувствуешь сумасшедшего биения сердца, когда зарываешься лицом в огромный букет ромашек. Нет жизни – нет первого снега, маминой улыбки, новых стихов.

Она могла умереть. Такой молодой, не успевшей ничего подарить миру – и ничего получить взамен.

Она могла умереть. Лица близких людей потемнели бы от горя, когда они хоронили ее – в белом, как невесту.

Ощутив внезапный приступ удушья, Мария резко отбросила подушку – и угодила Жене в живот. Он отложил подушку в сторону и присел на край кровати.

– Выглядишь неважно, – в его голосе забота и ирония смешались в пропорции один к одному. – Но повода для слез нет.

Мария и не заметила, что плакала. Она горько всхлипнула, с трудом сдерживая рыдания.

– Я чуть не умерла.

Женя сжал губы, пряча улыбку. Хотелось бы Марии знать, что смешного он нашел в этой фразе!

– Скорее, так можно сказать о том белобрысом типе, который вытащил тебя из бассейна. Вот он на самом деле был напуган до смерти.

Мария приподнялась на локтях.

– Это о нем ты только что разговаривал с Антоном? 

Женя кивнул.

– И что с ним? – Мария в нетерпении ждала ответа, хотя еще не успела определить, какой вариант – плохой или очень плохой – ее бы устроил больше.

– Полагаю, сейчас он… в отвратительной физической форме поспешно пакует чемодан.

Тот, кто следит за равновесием добра и зла в мире, очень старательно выполняет свою работу!

Ситуация, действительно, перестала быть траурной. Светофор сам ее утопил, и сам же спас. Значит, ее смерть не входила в его планы.

Он испугался.

Нет, он был в ужасе. Места себе не находил. Уже почувствовал во рту вкус тюремной похлебки. А кто-то еще ему и добавил…

– Ты ударил его?! – взволнованно спросила Мария.

 Ей не было жалко Светофора, но она переживала за своего лучшего друга. Шикунец даже в состоянии шока не стал бы мальчиком для битья. Он бы защищался, мог ударить Женю, причинить ему боль.

– Ну что ты, я даже пальцем его не тронул! Моя миссия заключалась в том, чтобы позаботиться о тебе, – и, словно подтверждая сказанное, Женя положил подушку ей под голову и натянул одеяло до подбородка.

Мария заметила, как замерли его руки, когда тишина взорвалась резким, настойчивым звонком.

– Я открою, – сказал он и вышел в коридор.

Щелкнул замок.

Мария застыла – и даже перестала дышать, чтобы не пропустить ни шороха из первой встречи двух ее близких людей, но ухищрения оказались напрасными: неожиданно жесткий голос Жени она бы услышала даже под одеялом.

– Ты должен был меня предупредить! – заявил ее бесконечно жизнерадостный друг.

Судя по тому, как быстро Вадим оказался в комнате, он пропустил эту реплику мимо ушей.

Мария сидела на кровати, укутанная в одеяло. Ее колотило – от перенесенного стресса, температуры и новых тайн.

– Лед приложи, – глухо предложил Женя.

– Оставь нас, – осек его Вадим, затем наклонился над Марией и, приподняв ладонью ее подбородок, встревожено заглянул в глаза.

Только теперь она заметила, что его правая скула покраснела и припухла.  

– Не хочу, чтобы он уходил! – твердо возразила Мария, хотя на самом деле мечтала остаться с Вадимом наедине: броситься на кухню за льдом, потом изо всех сил обнять этого пострадавшего в бою мальчишку и разреветься у него на плече, вымаливая прощения за всю свою несусветную глупость. За то, что пошла в бассейн, за то, что отказалась уходить оттуда, за то, что поддалась на провокацию Светофора и, как результат, – за огромный и, наверняка, очень болезненный ушиб на лице Вадима. Но ее останавливала новая тайна.

«Ты должен был меня предупредить».

Этих двоих связывало не просто шапочное знакомство.

И ни один из них не сказал ей об этом.

– Похоже, мне придется! – огрызнулся Женя.