Игра в саботаж

– А вот тут вы ошибаетесь! – Инженер был по-прежнему спокоен. – Есть очень много примеров взрывоопасных веществ, малое количество которых производит неимоверные разрушения. Например чистый глицерин. Или еще какие-то новые, синтезированные вещества, которые каждый день получают наши ученые. Вы поймите, что от взрыва бытового газа дом не мог повести себя так! Подобного характера разрушений я не видел никогда в жизни, а мне, уж поверьте, приходилось видеть немало разрушенных домов, в том числе и от взрывчатки! Я чинил поврежденные взрывами коммуникации. И я вам точно говорю: это был не газ!

– Хм… – Емельянов вдруг почувствовал, как под его ногами разверзлась пропасть: все его предположения разбивались в пух и прах. – Тогда для чего, по-вашему, это было? – уставился он на инженера. – Кто и с какой целью подложил взрывчатку?

– Думаю, это был теракт против советской власти, – пожилой человек смело встретил его взгляд. – Игра в саботаж, – произнес он четко.

Глава 6

– Так, – Емельянов облизал мгновенно пересохшие губы, – вы говорили кому-нибудь об этом, кроме меня?

– Говорил, – кивнул инженер, – говорил товарищам из органов госбезопасности. Они очень внимательно выслушали мои слова, кое-что записали, да и только. А это очень важный момент. Если в доме действительно жил такой человек, вам, как карательным органам, обязательно нужно установить его связи и личные данные. Все это может нести опасность.

– Да, согласен, – опер деланно кивнул. – А вы, может, подозреваете, кто это мог быть? Кто-то из ваших соседей?

– Да что тут гадать! – вдруг вмешалась одна из женщин, сидевших в первом ряду, похожая на торговку с базара. – Псих этот был, с пятого этажа! Тот, кто сгорел!

Читая оперативную разработку, Емельянов уже знал, что при взрыве погиб некто Тимофеев, преподаватель Политехнического института, 45 лет. Жил один, женат не был, коллеги по работе и соседи считали его странным. Он стал единственной жертвой взрыва, так как утечка газа, судя по всему, произошла именно в его квартире.

– Так, – опер тяжело вздохнул, чувствуя, что снова проваливается в какую-то бездонную яму и про себя кляня свое начальство чем попало. – Вы хорошо его знали?

– Я? Нет, видела всего пару раз. Но по нему сразу было видно, что он чокнутый.

– А ведь она правду говорит! – вмешалась еще одна женщина. – Я его вечером, когда взрыв произошел, в парадной встретила. Аккурат за час до взрыва. И перепугалась.

– Почему? В каком он был состоянии? – Емельянов все-таки сделал пометку в блокноте, хотя десять минут назад думал, что этого не придется делать, что вся история – сплошной пустяк.

– В страшном! – Женщина сделала трагическое лицо. – Глаза у него были совершенно безумные. Смотрел – и словно ничего не видел. Совсем стеклянный взгляд. Я сначала подумала, что он пьяный, так как он еще и шатался, и припадал к стене. Но потом принюхалась – запаха алкоголя не было. А еще он бормотал себе что-то под нос.

– Что именно? – насторожился Емельянов.

– Да я не разобрала! Что-то вроде «они повсюду, они в стене…» Ну бред какой-то. Я еще тогда подумала, что он совсем свихнулся.

– А за две недели до этого, – вступил в разговор молодой парень, – он из окна хотел выброситься, представляете?! Я с друзьями поздно домой возвращался и увидел, как он стоит на подоконнике, в полный рост. Так стоял, словно прогнуть вниз хотел. Я уж было думал бежать к телефону-автомату, звать милицию, скорую. А он с подоконника сошел, и все. Помню, я еще тогда подумал, что у нас в доме чокнутый завелся. Надо бы сообщить, куда следует, чтоб на лечение его отправили, что ли. А потом вдруг – бац, и взрыв…

Тут все снова заговорили одновременно, и Емельянов понял, что затронута тема, которая интересовала всех. Было очевидно, что люди, пострадавшие от взрыва, говорили и думали об этом не один раз. Он дал им всем выговориться, подождав минут пять, а потом снова поднял вверх руку.

– Так, тихо всем! Снова говорит кто-то один. Кто из соседей знает, с кем общался этот Тимофеев? Может, он дружил с кем-то в доме? Ходили в гости друг к другу чаю попить, например.

Все снова загалдели, а потом смолкли. И вдруг в тишине раздался голос женщины, которая испугалась Тимофеева в подъезде:

– Да я же знаю! Это Лариска! Лариса Клименко из 23 квартиры! Она к нему подкатывала!

– Здесь есть Лариса Клименко? – Емельянов обвел глазами собравшихся.

– Нет ее, – откликнулась молодая девушка. – Она с утра в город уехала. И до сих пор не вернулась.

Емельянов записал в блокноте имя и фамилию: «Лариса Клименко». Потом снова повторил, что если кто что вспомнит, пусть обратится с заявлением, и распустил людей. Через десять минут он уже стоял в кабинете главного врача.

– У вас есть список всех людей, кто здесь живет? Вы же переписали их данные по документам, так? Нужна вся информация по Ларисе Клименко.

– Да, сейчас, – главврач порылась в бумагах на столе, достала какой-то журнал. – Вот, здесь все записано. Клименко Лариса Андреевна, уроженка Одессы, 43 года. Вот ее паспортные данные, смотрите. Работает вроде портнихой в ателье на проспекте Мира. Как я поняла, в квартире в сгоревшем доме она проживала одна.

– Во взорванном доме, – машинально поправил Емельянов, затем уточнил, в какой комнате сейчас проживает Лариса Клименко, и пошел в жилой корпус.

Женщина жила в комнате номер 8, там было заперто. Пока опер дергал дверь, отворилась соседняя. Выглянула та самая девушка, которая и вспомнила про Ларису Клименко.

– А Лариса пока не возвращалась. Я бы вам сказала. А я Аня. – Девушка откровенно кокетничала с ним, но Емельянову она почему-то не понравилась – было в ней что-то ехидно-хитрое, а он не любил таких.

– Вы хорошо ее знали? – подошел он к ней.

– Ну как хорошо… Она маме наволочки и пододеяльники прострачивала. Она портнихой в ателье швейном работает. И весь дом судачил, что она была просто помешана на мужиках.

– В каком смысле? – насторожился Емельянов.

– А в прямом! – воскликнула Аня. – У нее ж мужик за мужиком в квартире сменялся, позор просто! А как она за эти Тимофеевым бегала – это ж было сплошное посмешище! Он, конечно, был дядька красивый, ничего не скажешь. И жил один, значит, жилплощадь есть. Но точно был не от мира сего, подвеенный какой-то, – пожала плечами она. – И разговоры какие-то странные вел. А один раз я подслушала… Ну, когда Лариса зашла к нам, маме заказ принесла. И вот она сказала… – Аня запнулась.

– Что именно? Не бойтесь, говорите! – подбодрил ее опер.

– Ну, сказала, вроде Тимофеева вызывали на допрос в КГБ. Она все боялась, что его арестуют. А он вдруг к вечеру вернулся домой.

– Значит, у них были отношения, он ей доверял? – сделал Емельянов простой вывод.

– Ну, да, – кивнула Аня. – Она все время шастала к нему в квартиру. Конечно были. Только вот вместе они никогда никуда не ходили. А в его квартире Лариса торчала постоянно. Влюблена в него была, ну как кошка. А он, я так понимаю, ее вообще не замечал. Знаете, было аж обидно за нее.

– Сколько времени длились эти отношения, не заметили?

– Ну, месяца три – четыре точно. Она в последнее время такая гордая ходила – значит, думала, что с ним все серьезно. А у него точно с головой что-то было!..

– Ясно. У меня к вам просьба, – доверительно заговорил Емельянов. – Вот вам мой служебный номер телефона. Когда Лариса вернется, попросите ее мне срочно позвонить. Хорошо?

– Хорошо! А мне можно звонить? – улыбнулась призывно Аня, явно кокетничая.

– Всем можно, – отрезал опер. Впрочем, он тут же смягчил свой тон, исключительно из хитрости. – А вы не знаете, куда она пошла? Может, она на работе?

– Нет, – мотнула головой Аня. – У нее сегодня выходной. Она не каждый день работает, у нее сменный график. Куда пошла, не знаю. Утром собралась, и ушла, часов около 11. Да, маме сказала, что едет в город.