Страница 15 из 228
Убедившись, что меня ничем не проймешь, он решил изменить тактику, может быть, попросту хотел отвлечь от боевой подготовки, где я шел впереди других. Как-то он позвал меня к себе в палатку и сказал: "Вот что, я вижу, ты парень с характером, грамотный, и тебе легко дается военное дело. Но ты москвич, рабочий, зачем тебе каждый день потеть на занятиях? Ты будешь моим нештатным переписчиком, будешь вести листы нарядов, отчетность по занятиям и выполнять другие поручения".
Сделаться "канцелярской крысой", да еще с функциями личного холуя нелюбимого унтера, Жуков не имел ни малейшего желания: "Я пошел в учебную команду не за тем, чтобы быть порученцем по всяким делам, а для того, чтобы изучить военное дело и стать унтер-офицером".
Четыре с половиной пригрозил: "Ну, смотри, я сделаю так, что ты никогда не будешь унтер-офицером!.." Интересно, что подумал бывший жуковский взводный, если узнал, что его строптивый подчиненный стал маршалом?
Автор "Воспоминаний и размышлений" деликатно обходит вопрос, приходилось ли ему самому сносить мордобой от начальников. Кроме Четырех с половиной, особой страстью к рукоприкладству отличался еще в запасном эскадроне младший унтер-офицер с колоритной фамилией Бородавке, один из жуковских командиров. Он, по определению самого Георгия Константиновича, был "крикливый, нервный и крайне дерзкий на руку. Старослужащие говорили, что он не раз выбивал солдатам зубы". Можно, конечно, допустить, что с физически крепким Жуковым ни Бородавке, ни Четыре с половиной не хотели связываться. Но верится, в это с трудом. Били-то они под горячую руку, не очень разбирая, кого именно и за что. Все равно знали, что сопротивляться никто не посмеет. Сопротивление расценят как невыполнение приказа и отправят в дисциплинарный батальон, а с ним - почти на верную гибель на фронте (штрафников-то ставили в самые безнадежные места).
Что от Бородавке Жукову все же перепало несколько тумаков можно, пожалуй, догадаться из следующего рассказа маршала: "Бородавке, оставшись за взводного, развернулся вовсю. И как только он ни издевался над солдатами! Днем, гонял до упаду на занятиях, куражась особенно над теми, кто жил и работал до призыва в Москве, поскольку считал их "грамотеями" и слишком умными. А ночью по несколько раз проверял внутренний наряд, ловил заснувших дневальных и избивал их. Солдаты были доведены до крайности.
Сговорившись, мы как-то подкараулили его в темном углу и, накинув ему на голову попону, избили до потери сознания.
Не миновать бы всем нам военно-полевого суда, но тут вернулся наш взводный, который все уладил, а затем добился перевода Бородавко в другой эскадрон".
Несомненно, ночную "темную" Жуков с товарищами устроили взводному в отместку за дневные побои, устроили так, чтобы Бородавко не смог опознать своих обидчиков. Побои и унижения, которые Георгию Константиновичу пришлось претерпеть в армии перед тем, как он стал унтер-офицером, могли дурно повлиять на его характер. Не отсюда ли широко известная жестокость Жукова в отношениях с подчиненными, всегдашняя готовность дать в морду, а во время войны - и расстрелять по всякому поводу или без всякого повода?
Четыре с половиной сделал все, чтобы сдержать свое обещание. За две недели до окончания курса перед строем было объявлено, что Жуков отчисляется из команды "за недисциплинированность и нелояльное отношение к непосредственному начальству". Но неожиданно Георгию помог вольноопределяющийся Скорино, брат заместителя командира того самого запасного эскадрона, где до поступления в учебную команду служил Жуков. Скорино рассказал о случившемся командиру учебной команды, указав на допущенную унтер-офицером несправедливость. Дальше события, по утверждению Жукова, развивались следующим образом: "Начальник команды приказал вызвать меня к себе. Я порядком перетрусил, так как до этого никогда не разговаривал с офицерами (и это за год пребывания в армии! - Б.С.). "Ну, думаю, пропал! Видимо, дисциплинарного батальона не миновать".
Начальника команды мы знали мало. Слыхали, что офицерское звание он получил за храбрость и был награжден почти полным бантом Георгиевских крестов. До войны он служил где-то в уланском полку вахмистром сверхсрочной службы. Мы его видели иногда только на вечерних поверках, говорили. Что он болеет после тяжелого ранения.
К моему удивлению, я увидел человека с мягкими и, я бы сказал, даже теплыми глазами и простодушным лицом.
- Ну что, солдат, в службе не везет? - спросил он и указал мне на стул. Я стоял и боялся присесть. - Садись, садись, не бойся!.. Ты, кажется, москвич?
- Так точно, ваше высокоблагородие, - ответил я, стараясь произнести каждое слово как можно более громко и четко.
- Я ведь тоже москвич, работал до службы в Марьиной роще, по специальности краснодеревщик. Да вот застрял на военной службе, и теперь, видимо, придется посвятить себя военному делу, - мягко сказал он.
Потом помолчал и добавил:
- Вот что, солдат, на тебя поступила плохая характеристика. Пишут, что ты за четыре месяца обучения имеешь десяток взысканий и называешь своего взводного командира "шкурой" и прочими нехорошими словами. Так ли это?
- Да, ваше высокоблагородие, - ответил я. - Но одно могу доложить, что всякий на моем месте вел бы себя также. - И рассказал ему правдиво все, как было.
Он внимательно выслушал и сказал:
- Иди во взвод, готовься к экзаменам".
И вот счастливый финал - успешная сдача экзаменов. Правда, Георгий был несколько огорчен. Он занимался лучше всех в команде и рассчитывал, что его единственного выпустят в звании младшего унтер-офицера и назначат на вакантную должность командира отделения в учебной команде. Но все выпускники, включая Жукова, получили лишь чин вице-унтер-офицера, т. е. только кандидата на унтер-офицерское звание.
Вся эта история - одна из немногих во всем тексте жуковских мемуаров, что вызывает мое почти абсолютное доверие. Здесь Георгий Константинович не скрывает своего страха перед возможным наказанием, а поведение командира команды выглядит вполне естественным. Ведь они с Жуковым оба - не только земляки, москвичи, но и коллеги-ремесленники в мирной жизни. Только один краснодеревщик, а другой - скорняк. Жаль только, что и этот, судя по всему, добрый и знающий офицер, в своей команде появлялся редко, почти полностью передоверив обучение солдат унтерам вроде Четырех с половиной.