Страница 8 из 13
– Работы много, – усмехнулся Бабукин. – И зарплата хорошая. Только ее не платят.
– Как не платят?
– Так не платят. Талоны дают, карточки, боны какие-то на отрез сукна. А денег почти нет. Потому, что граждане за свет не платят… Хочешь такую работу? Тогда устрою!
– Надо подумать… – Самсон сник, и хозяин в ответ на это еще раз улыбнулся, только теперь с горечью.
– Думай-думай! И не спеши! Сейчас спешить должны только те, кто фанерные памятники ставят!
– А им чего спешить?
– А им платят деньгами за каждую голову памятника! За двухголовый бюст – вдвойне! Художники теперь в привилегиях! Не то что инженеры!..
Глава 8
Зайдя в коридор, Самсон сначала натолкнулся на военные ящики, а потом, в темноте, и на винтовку, что к стене приставлена была, как метла. Она упала и выстрелила. От испуга Самсон на корточки бросился и услышал сквозь грохот, как внутри квартиры с грохотом двери захлопнулись.
Дождавшись тишины, он еще раз щелкнул электрическим выключателем лишь для того, чтобы убедиться, что света действительно нет. Потом прошел в гостиную, нашел в привычном месте спички и свечу. С ней в руке осмотрелся, пытаясь понять: куда красноармейцы делись? Там их не было, и он заглянул в отцовский кабинет. И увидел их в углу прямо на полу сидящих с перепуганными, а оттого при свечном освещении еще более драматичными лицами.
– Ты это что? – дрожащим голосом вопросил Антон, поднимаясь на ноги.
– Темно, – ответил виновато Самсон. – Она упала и выстрелила.
– Это ты винтовку заряженной оставил? – Антон обернулся и злобно зыркнул на товарища.
– А чего я? Я не заряжал! – ответил Федор, тоже поднимаясь с пола.
Самсон их уже не слушал, он пытался понять, как они на ночь в этом кабинете разместятся, где только одна кушетка и стои́т.
– Может, вам лучше в гостиной спать? – спросил он.
– Большая больно! – ответил Федор, почесав небритую щеку. – Оборону трудно держать!
– Какую оборону? – не понял Самсон.
– Ну, если нападут. Надо быть всегда готовым, чтоб оборону держать. Тут меньше, сподручнее.
– А как же вы будете оборону держать, если винтовки в коридоре?
Не заметив в вопросе иронии, красноармейцы переглянулись.
– Не, на ночь сюда заберем, – сказал Антон. – Только нам тут матрац нужон и теплые покрывала.
Нашел им в чулане Самсон два узких матраца, из сундука постельное белье вытащил. Даже одну большую подушку, сильно пахнущую сапокарболем[2], достал.
Вышла на полу кабинета лежанка, при которой, конечно, головами они в письменный стол упирались, а ногами в кушетку.
– Ну идите, мы теперя спать будем! – стал Антон выпроваживать хозяина, когда напольная постель разложена была.
Самсон и ушел. Подтопил свою печь чуток, прислушиваясь к шорохам из отцовского кабинета. Потом спать лег.
Сон долго не приходил, мешал ему унылый ветер за окном. Но когда ветер стих, поплыл медленно Самсон в царство Морфея. Уже и волны его теплые щеками ощутил, как вдруг где-то рядом шепот раздался:
– Ты это, подвинься! – Голос явно Антону принадлежал.
– Я ж и так с краю, куда еще? – прошептал в ответ второй красноармеец.
– Матрац-то сырой, его бы на печке сперва пропарить!
– Да у них тут печки никудышные, простенные, только воздух греть!
– Эт-точно! И то не греют! Да он просто дрова на нас жалеет!
Отчетливость услышанного насторожила Самсона и он открыл глаза. Проверил рукой повязку – та сползла, оголив ушную раковину.
– Может, убить его? – прошептал Федор. – Бесполезный человек, а квартира богатая, если поискать, найдем немало!
– Спи, Федя, – ответил второй. – Тебе б только убивать! А когда запретят, а ты уже привык? Куда пойдешь? На дорогу?
– Да чего привык? Не привык я! Все равно болесно убитых видеть!
– А комиссар что сказал вчера? Не помнишь? Никаких случайно убитых!
Самсон поправил повязку, осторожно присел на кровати, весь в слух обратился. Стало ему окончательно понятно, что это его же отрезанное ухо, которое там, в ящике письменного стола в отцовском кабинете лежит, его об опасности предупреждает. Иначе как бы он этот шепот услышал?
«Бежать?» – подумал он и сразу отрицательно головой мотнул. Некуда было бежать. Можно было бы к вдове спуститься, у нее до утра посидеть. Она пустит. Но потом что? Да и ведь это его дом, его квартира! Почему он должен бежать? Может, взять винтовку да убить их? Только как проверить, что в ней, в той, что не упала и не выстрелила, патрон есть? И если есть один патрон, а этих двое, то второй потом его самого убьет. Они ж убивать умеют, в армии этому учат. А может, в их армию только тех берут, кто уже сам убивать научился? Вон сколько трупов по улицам Киева год назад лежало? Да и позже тоже. И когда отца убили…
Самсон осторожно встал с кровати. Холодный деревянный пол уколол голые ступни. Он нащупал тапочки, влез в них, и ступням теплее стало.
– Не надо его убивать, – снова прошептал Антон, и Самсон на мгновение благодарность к нему ощутил.
– Я ж токо так, предложил, – пошел на попятную Федор и громко зевнул.
– Ты ж не хочешь в одной квартире с трупом жить? – продолжил высокий красноармеец. – А вынести и на улице бросить уже не положено. Дворник заметит и пожалуется, да и патрули ходят…
– Холодно как-то, и эти вши, суки, кусаются! Им, наверное, тоже холодно! – Федор снова зевнул.
– Чего это им холодно? Ты ж еще живой, еще теплый!
После этого замолчали они, а еще через минуту услышал Самсон храп. Испугался поначалу, что теперь до утра этот храп слышать будет, но, видимо, храпящий повернулся удобнее, и стало в голове у Самсона тихо.
Он вышел в гостиную, постоял в темноте. Поежился из-за холодного воздуха. А потом оделся и со свечкой в одной руке и с пустым мешком в другой в подвал за дровами спустился. Набрал их десятка полтора и осторожно, переступив снова через скрипучую первую ступеньку, поднялся к себе.
Затопил каминную печку, от которой тепло и на его спальню шло. А потом решил и вторую печь в гостиной затопить, ту, что задней стенкой кабинет отца обогревала. Туда даже больше дров не пожалел, думая, что в тепле красноармейцы дольше проспят и, возможно, в хорошем и мирном настроении проснутся.
Те вышли утром из кабинета действительно благодушными. Пофыркали по очереди, умываясь в ванной комнате, – водопровод, на удивление, работал. Потом, ни слова не сказав, ушли, забросив на плечи винтовки.
При дневном свете заметил Самсон, что пуля, вечером из винтовки вылетевшая, расщепила толстую дубовую дверь из коридора в гостиную и там же застряла. Повреждение двери оказалось неприятное глазу, но малозаметное, потому что находилось оно внизу, в вершке от пола.
Возвращаясь мыслями от вчерашнего случайного выстрела упавшей винтовки к жизни, понял Самсон, что наступила пятница, и именно в пятницу звал его доктор Ватрухин, чтобы глаза почистить.
В этот раз закрыл он за собой дверь квартиры на ключ, полагая, что красноармейская служба только к вечеру заканчивается. В стеганой ватной куртке и в грязых мятых штанах, чтобы не привлекать на улице внимания, отправился Самсон к доктору.
По Жилянской слышалось хлюпанье воды под сапогами прохожих. Мерзлые мусорные сугробы пахли сильнее, а это значило, что весна опять стала отвоевывать у зимы свое календарное пространство. Март нехотя приближался к апрелю. Где-то недалеко раздался звон трамвая, а через мгновение и сам он вынырнул с Владимирской и зазвенел по Жилянской к своей конечной остановке.
На углу с Кузнечной Самсона остановил стук молотков. Он удивился, оглянулся и увидел рабочего, стоящего на деревянной лестнице, приставленной к дому. Поверх названия «Кузнечная» он приколачивал кусок фанеры с черной надписью «Ул. Пролетарская».
Перед домом доктора Самсон ощутил беспокойство раньше, чем понял его причину. С фасада над дверью пропала длинная вывеска, извещавшая, что в этом здании принимает доктор глазных болезней. Сердце у Самсона сжалось, и из памяти вынырнул ночной шепот Федора: «Может, убить его?»
2
Сапокарболь – средство от моли.