Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 143

Конечно, Тухачевский рассчитывал, что в первых приграничных сражениях Красная Армия разобьет неприятеля и создаст подходящую обстановку для действий десантников. Но все-таки он переоценивал возможности воздушно-десантных войск оказывать решающее влияние на исход наступательных операций.

В "Новых вопросах войны" Тухачевский оптимистично провозглашал:

"Если французская революция создала предпосылки для появления массовых армий в сотни тысяч бойцов, то социалистическая реконструкция нашей страны, революция, проводимая в технике и производстве, создает предпосылки для столь массовой технической реконструкции армии, какой мир еще не видал".

Вместе с тем, в противоположность Фуллеру и Лиддел Гарту, он считал, что в новых условиях многомиллионная армия вовсе не должна заменяться немногочисленной, хорошо обученной кадровой армией:

"Десанты, глубокие прорывы, ведение глубоких сражений - не только не исключают необходимости многомиллионной пехотно-артиллерийской армии, но наоборот, предлагают ее желательной. Эта армия будет всё более и более моторизоваться и механизироваться и тем самым переходить во всё более и более высокий класс боеспособности. Соотношение между старыми и новыми формами организации будет зависеть от того, через какое время возникнет война. Но этот процесс развития пойдет еще более быстрыми темпами во время самой войны".

В этом процессе первостепенное значение Тухачевский придавал "качеству бойца", утверждая, что "современный боец должен быть высоко культурен, должен обладать способностью к целесообразному и продуктивному использованию передовой техники". Михаил Николаевич словно абстрагировался от конкретных условий советской действительности 30-х годов, когда основная масса давно уже была приучена жить и работать по шаблону, сидела на карточках (вплоть до конца 1934 года) и боялась сказать лишнего слова, напуганная несколькими волнами террора (Тухачевский не знал, что главная волна еще впереди и его не минует).

Он утверждал:

"На одном кадре мирного времени войны выдержать нельзя. А между тем, основав всю свою учебную систему на длительных сроках обучения, а у нас они особенно преувеличены, невозможно быть готовым целесообразно перестроить всю свою методику на короткую по сроку, но высокую по качеству военную выучку. Необходимо найти такие сроки и такие обучения, которые в наиболее целесообразной степени сближали бы условия мирной и военной подготовки командиров... Техническое оснащение Красной Армии точно так же будет опираться на широкие технические кадры страны. Моторизация армии, например, может опираться на обширную сеть автотракторного транспорта, организованного в Цудотрансе, МТС и совхозах. По пятилетнему плану мы можем рассчитывать на значительные кадры автотракторных специалистов".





При этом Тухачевский не учитывал, какого рода кадры получит армия в случае начала войны. Ведь те же крестьяне и недавние рабочие из крестьян, составляющие большинство в вооруженных силах, были основательно деморализованы быстрой и насильственной коллективизацией, запуганы террором. Ликвидация неграмотности в СССР дала подавляющему большинству лишь формальное образование, но отнюдь не умение полученными знаниями адекватно пользоваться. В этих условиях менее многочисленная, но хорошо обученная в течение ряда лет кадровая армия могла бы принести Советскому Союзу больше пользы, чем многомиллионная масса вооруженных вчерашних рабочих и крестьян. Но ни военные, ни политические руководители страны этого не осознавали.

Главное же, масса советского населения была внутренне несвободна, несвободна в гораздо большей степени, чем даже в нацистской Германии. Ведь гитлеровский режим существовал до начала второй мировой войны только шесть лет, а советский - более двадцати. При Гитлере сохранилось частное предпринимательство, в сферу которого нацисты вмешивались лишь очень ограниченно, и фактически отсутствовал тотальный идеологический контроль личной жизни граждан. Столь авторитетный свидетель, как Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, прибалтийский немец, бывший офицер связи при штабе Русской Освободительной Армии и друг генерала-предателя А. А. Власова, в своих мемуарах "Против Сталина и Гитлера" отмечал:

"И нацистский режим стремился к тоталитарной, всеобъемлющей власти, но она еще не достигла дьявольского совершенства сталинизма. В Третьем Рейхе всё же сохранялись какие-то основы старой государственной и общественной структуры; еще не были задушены полностью частная инициатива и частная собственность; еще было возможно работать и жить, не завися от государства. Немцы еще могли высказывать свое мнение, если оно и не сходилось с официальной догмой, могли даже, до известной степени, действовать так, как считали лучшим. Хотя партийное давление и увеличивалось всё более ощутимо (для нас уже нестерпимо), но эта форма несвободы в Германии оценивалась подавляющим большинством бывших советских граждан мерками сталинского режима насилия и поэтому воспринималась всё же как свобода, И в этом была большая разница между нами".

Подобное различие условий в двух странах определило и разное качество человеческого материала, оказавшегося в распоряжении Красной Армии и вермахта, а это, в свою очередь, в большой степени повлияло на соотношение потерь двух армий (не в пользу первой) в ходе второй мировой войны.

Тухачевский, похоже, предпочитал ничего такого не замечать и вполне искренне повторял идеологические штампы, словно списанные с передовиц "Правды":

"В отношении широких красноармейских масс мы имеем совершенно несравнимые преимущества перед всеми капиталистическими странами. Наша армия будет иметь массы, сознательно отстаивающие пролетарское государство... Бурный рост социализма в нашей стране сопровождается политическим и культурным ростом трудящихся и вступлением лучшей части рабочих, крестьян и служащих в ряды партии, комсомола, профсоюзов и общественных организаций".

Даже то, малоприятное в целом обстоятельство, что вследствие постоянного недоедания "на гражданке" красноармейцы по росту и весу уступали солдатам армий основных капиталистических стран, Тухачевский стремился обратить на пользу дела. Он, как о забавном факте, сообщал: