Страница 15 из 143
Что-что, а производить впечатление, нравиться людям, и в особенности женщинам, Михаил Николаевич умел. Вместе с тем ему хватало осторожности и такта не говорить о своем намерении служить у большевиков, тем более служить не за страх, а за совесть, чете Бржозовских, явно отрицательно относившейся к Советской власти. Тогда Тухачевский еще не занимал никаких значительных постов, но окружающие уже чувствовали в нем задатки будущего "Наполеона", "Героя", возносили его над "толпой". В то же время юный подпоручик производил впечатление, несмотря на возраст, человека серьезного, положительного, знающего цену себе и другим. Он нисколько не был похож на авантюриста, намеревающегося использовать революционную сумятицу для карьеры и обогащения. И женщинам Тухачевский очень нравился. Даже по воспоминаниям лишь мимолетно знавшей его Бржозовской видно, что и много лет спустя она сохранила к Тухачевскому, несмотря на его переход в противоположный лагерь, самые нежные чувства, а сцена их прощания на вокзале очень напоминает расставание двух любящих друг друга людей.
Если и был расчет при поступлении Тухачевского к большевикам, то он был связан с их способностью, очень рано увиденной нашим героем (похоже, еще в Ингольштадте), возродить со временем величие России и ее армии. Искренне считал, что с Лениным, Троцким и другими большевистскими лидерами ему всегда будет по пути. Верил, что в будущем русская армия на штыках сможет принести счастье всему человечеству, и надеялся рано или поздно возглавить ее. Старая армия была мертва, Тухачевский это хорошо видел. Все надежды на возрождение вооруженных сил России подпоручик-семеновец теперь связывал с партией Ленина.
Из Петрограда Тухачевский опять вернулся во Вражское, где помогал матери и сестрам по хозяйству, в частности, заготовил достаточно дров, чтобы семья могла пережить суровую зиму.
В Москву Тухачевский прибыл в начале марта 1918 года, практически одновременно с переехавшим сюда из угрожаемого возобновившими наступление немцами Петрограда советским правительством. О начале его карьеры при новой власти сохранились противоречивые свидетельства. Близкий друг Тухачевского Н. Н. Кулябко утверждал:
"Мы встретились вновь лишь в марте 1918 года.. Он уже успел поработать в Военном отделе ВЦИК. А меня IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов избрал членом ВЦИК. После переезда правительства из Петрограда в Москву я был назначен военным комиссаром штаба обороны Москвы, потом стал заместителем председателя Всероссийского бюро военных комиссаров. В эти дни как раз и возобновились наши дружеские связи с Михаилом Николаевичем".
Здесь Николаю Николаевичу вполне можно доверять: в своих воспоминаниях он отнюдь не стремился преуменьшить значение своего знакомства с Тухачевским для успеха карьеры последнего (мы это еще увидим). С другой стороны, в силу занимаемых должностей Кулябко должен был быть осведомлен, где и когда начал служить Советам будущий "красный Наполеон". Слова друга Тухачевского опровергают, в частности, созданную Романом Гулем легенду, будто еще в январе 18-го, в Петрограде, в Таврическом дворце, сразу после разгона Учредительного собрания, Кулябко, якобы уже тогда будучи членом ВЦИК, встретился с Тухачевским, а через несколько дней отвел его в Смольный и рекомендовал для работы в военном отделе. Гуль даже приписывает Михаилу Николаевичу "историческую фразу", одновременно слегка повышая его в чине:
"Гвардии поручик Тухачевский бежал из германского плена, чтобы встать в ряды русской революции!"
На самом деле IV Чрезвычайный съезд Советов, на котором Кулябко и стал членом ВЦИК, проходил в Москве с 14 по 16 марта 1918 года. Очевидно, вскоре после съезда и произошла первая после многолетней разлуки встреча давних друзей. Ничего не пишет Николай Николаевич и о том, что Тухачевский по приезде в Москву остановился у него на квартире, на чем настаивают некоторые биографы маршала. Наоборот, Кулябко подчеркивает, что на службу в Военный отдел ВЦИК Тухачевский поступил еще до их встречи, а не после. Может быть, у молодого подпоручика был еще какой-то покровитель среди старых членов партии. Лидия Норд утверждает, что был - не кто иной, как вождь самарских большевиков Валериан Владимирович Куйбышев:
"Судьба столкнула Тухачевского с Николаем Владимировичем Куйбышевым (братом Валериана, капитаном царской армии, впоследствии ставшим комкором в Красной Армии и расстрелянным в 1938 году, в рамках чистки, начатой делом Тухачевского. - Б. С.) в 1918 году на вокзале в Москве. И эта случайная встреча определила дальнейшую судьбу маршала. Н. В. Куйбышев затащил его к себе и познакомил с братом. Старший Куйбышев, угадав и оценив незаурядную натуру Тухачевского, три дня уговаривал его примкнуть к большевикам. Он свел его со старшими офицерами, уже перешедшими к красным, и, когда Тухачевский был завербован, В. В. Куйбышев использовал все свое влияние в партии, чтобы выдвинуть молодого поручика на ответственный военный пост. Он сам поручился за Тухачевского и нашел для него еще других поручителей".
Три дня, в течение которых Куйбышев-старший будто бы уговаривал Тухачевского перейти к большевикам, уж очень смахивают на сказочные "три дня, три, ночи". Но в самой по себе встрече Михаила Тухачевского с Валерианом Куйбышевым ничего сверхъестественного нет. В. В. Куйбышев действительно находился в марте 1918 года в Москве (вполне вероятно вместе с братом Николаем), участвуя 6-го - 8-го числа в работе VIII Экстренного съезда партии, а 14-го -16-го - в работе IV Чрезвычайного съезда Советов. И братья Куйбышевы, и Тухачевский были выходцами из интеллигентных дворянских семей, профессиональными военными (Валериан до революции учился в Военно-Медицинской Академии и всю жизнь серьезно интересовался военным делом) и легко могли найти общий язык. Правда, других свидетельств о столь раннем знакомстве Тухачевского с Куйбышевыми нет, а в очерке-некрологе "Друг Красной Армии", посвященном памяти В. В. Куйбышева, Михаил Николаевич ничего не говорит о времени их знакомства. Но очень может быть, что именно куйбышевская рекомендация открыла Тухачевскому двери Военного отдела ВЦИК, занимавшегося формированием только-только создававшейся Красной Армии. И, скорее всего, бывший гвардейский подпоручик произнес там что-нибудь вроде того, что приписала ему фантазия Романа Гуля. Но вряд ли одной-двух революционных фраз было достаточно, чтобы обеспечить столь стремительный старт карьеры вчерашнего узника Ингольштадта. Нужна была чья-то серьезная протекция. По всей видимости, знакомства со старшим Куйбышевым и Кулябко вполне хватило для успешного начала службы Советской власти.