Страница 50 из 191
- Ты тоже,- я погладила ее по плечу и отпустила.
Ее шаги затихли постепенно, словно плач скрипки в вечернем сумраке.
Я смотрела в потолок. Мне было грустно. Отчего? Нет, почему все исчезает и уходит. Также Алан когда-нибудь забудет обо мне, и наши дни растают в его памяти.
Предмет моей печали вылез из укрытия, чихнул и привалился к кровати.
- Тебе что и днем парней приводить нельзя? – осведомился он,- точнее вечером и почему она сказала, что…
Я уронила голову на подушку.
Поймана в тиски собственной лжи!
- Мери, расскажи мне,- попросил он.
- Ты не поверишь,- пробормотала я.
- Ты можешь рассказать мне.
Я умоляюще взглянула на него:
- Может, потом,- я не могла потерять нашу дружбу… И не могла открыть ему все.
Он зажег лампу в изголовье кровати.
- Ладно. Но ты все мне скажешь,- тон его голоса стал угрожающим, резанул меня, словно тупым, ржавым ножом по горлу.
- Не дави на меня.
- Я… не давлю,- ошарашено неуверенно сказал Алан,- но ведь ты мне обещала,- разочарованно добавил он.
- Я все расскажу, когда буду готова к этому. Выполню обещание,- сообщила я, вылезая из-под одеяла,- ведь и ты тоже не спешишь открывать мне свои тайны.
Алан невесело ответил:
- Ты права.
- Но мы ж все равно друзья? – осведомилась я.
Он быстро кивнул и начал оглядывать комнату.
Ноутбук на столе, стоящем около окна, удобная подстилочка для прелестного Ангела на стуле у кровати, большой шкаф орехового цвета, на одной из стенок которого остались наклейки еще с детских времен. Стол стоял около окна, которое выходило в тенистый парк. Бежевые обои придавали комнате более светлый и радостный вид.
И у стены, рядом с дверью – холсты, холсты, холсты. Мольберт – гордый и широкий. И…
О нет!
Я едва успела повернуть картину, где был нарисован Алан к стене.
- Еще одна тайна,- изогнул он бровь.
Я покачала головой:
- Ничего интересного.
Алан пожал плечами и стал осматривать место преступления.
А я задумалась. Почему его портрет лежал первым? Я оставляла наверху картину его мира.
Я стала рыться в холстах.
Мои руки бессильно упали.
Картина исчезла.
Но как он успел вытащить ее.
Отчаяние…Отчаяние.…Свернулось вокруг сердца, обхватило его лапами и принялось душить. Как маленький юркий зверек всадило свои острые зубки и прогрызло его насквозь.
- Алан,- простонала я,- она исчезла!
- Кто? – и вот он уже стоит позади меня.
- Картина,- всхлипнула я.
Многие не понимают, как художник относится к своим произведениям. Как он любит их – своих родных детей, детей своей души. Как он лелеет и растит в себе каждую картину – кусочек собственного мира, ничем не омрачённого и прекрасного, первозданного в своей чистоте.
Я чувствовала себя, так как будто у меня отрезали руку.
Он принялся быстро перебирать картины.
Я едва успела спрятать его портрет.
- Как она выглядела? - осведомился он.
- Зарисовка одной из улиц твоего города.
- Да уж,- печально заметил он,- может быть, еще найдешь?
- Нет, Алан,- вздохнула я,- он утащил ее.
Только не понятно зачем? Я не особо известна, нет, конечно, была пара выставок, но вряд ли за нее дадут больше пары тысяч.
- Ну, ладно не горюй,- он неловко потрепал меня по волосам,- придет твое время. И картина может ты просто ее куда-нибудь засунула, и она теперь там валяется, а?
- Я никогда не разбрасываю картины. Все остальное – да, но не картины.
- Я заметил,- улыбнулся он.
Я оглядела комнату.
Куча книг на столе, какие-то бумаги, тетрадки, ручки - все вперемешку. И на всем этом возлежал довольный кот, изредка спихивая ненавистные учебники на пол лапой с таким царственным видом, как будто он отмахивался от мух. А еще одежда, сваленная на стул.
Не самое лучшее время, чтобы пригласить Алана.
Но он все равно бы узнал об этой стороне моей натуры – рано или поздно.
Я не могу быть другой, но я честно стараюсь, время от времени. Да и кто может? В основном, люди бросаются с критикой на своих ближних, а свои черные тайны прячут во мгле.