Гоголь

А. Белый в "Мастерстве Гоголя" (1934) подметил, что в М. д. "неуютен... быт помещиков; пыль, разор, ветошь в медвежьих углах; у Манилова кресла не крыты материей; вместо подсвечника - чорт знает что; у Ноздрева в столовой поставлены козлы; у Петуха все в закладе; червь точит хлеба у Тентетникова; у Хлобуева - нечего даже продать; скряга Плюшкин сгноил свою собственность. Всюду разор натуральных хозяйств... Неблагополучие - фон "Мертвых душ"".

А. К. Воронский в книге "Гоголь" (1934) писал о М. д.: "В мировой литературе трудно найти другую художественную вещь, в которой с такой беспощадной пластической силой было бы вскрыто опустошающее влияние собственности на человеческую душу. Подведен итог многолетним скорбным думам, наблюдениям и переживаниям. Собственность, вещь приняла вполне ясные и четкие очертания. Она как бы целиком воплотилась. Это - уже не клады, не червонцы Басаврюка и ростовщика, обладающие чертовскими, мистическими свойствами, не безобидная трубка Тараса, это - средне- и мелкопоместное имущество в состоянии упадка и развала, это - рыночная собственность, товар, которую производит фабрика "кучи мастеровых", собственность, определяющая собой новый хозяйственный, политический, бытовой и культурный уклад. Приняла более житейский вид и всякая нежить: красная свитка на свином рыле превратилась во фрак наваринского пламени с дымом; чужестранец без роду и племени стал выглядеть самым обходительным и житейски-обиходным Павлом Ивановичем; чудовища и гномы, застрявшие в церкви, приняли вид Петухов, Ноздревых, Плюшкиных, Собакевичей, Коробочек; ведьмы - дамы просто приятные и приятные во всех отношениях. В чертовщине не стало нужды, но действительность стала хуже и ужаснее всякой чертовщины. Потрясающая картина, по сравнению с которой бледными выглядят колдуны и Басаврюки".

И. П. Зoлотусский в книге "Гоголь" (1979, 1998) писал, что во втором томе М. д. Чичиков следует своей цели "по инерции, прежнего азарта и упования на эту аферу у него нет. Да и все, что он видит вокруг себя, убеждает его в том, что пора заняться приобретением не фантастического, не сказочного, как пишет Гоголь, а настоящего имения, приобрести не мифические земли в мифической Херсонской губернии, а в самой что ни на есть середине России, где ни от кого не скроешься и где можно честным путем наживать миллионы. Эту мысль внушает ему примерный хозяин Костанжогло... Крушение Чичикова во втором томе состоит не в обвале его очередного замысла (подделки завещания старухи-миллионерши. - Б. С.), не в просчете, который он допустил при осуществлении их, а в крушении внутреннем. Что-то ноет и сосет его, и в кружении с "мертвыми душами", в подделке завещания, в темных связях с контрабандистами и магом-юрисконсультом он нет-нет да и вспомнит эту боль". Во втором томе М. д. происходит борьба за душу Чичикова между силами добра и зла. В третьем же томе, по замыслу Гоголя, главный герой должен был, испытав раскаяние, обратиться к деланию добрых дел.

А. Д. Синявский в книге "В тени Гоголя" (1970-1973) дал оригинальную трактовку знаменитого лирического отступления М. д. о русской тройке: "Критику немало смущало, что на гоголевской тройке едет-то все-таки Чичиков! Загвоздка, однако, не в том, что он едет, но в том, что он везет, что без него не обошлась, не прогремела бы вдохновенная тройка, которая ведь не просто бесплатное приложение к "Ниве", сочиненное невпопад сатирическому сюжету поэмы, для того чтобы нам потом было что учить наизусть, но законное колесо и конечное производное Чичикова, и на нем, на окаянном, постылом, всё в ней вертится и несется в неоглядную даль. Иначе зачем бы потребовалось затрачивать столько стараний на то, чтобы "припрячь подлеца", хорошо его обуздав, застращав (вот где понадобился генерал-губернатор!), наваливаясь кагалом - с автором во главе, с Костанжогло в горле (не выговоришь, и долго он, Гоголь, отхаркивался от застрявшей фамилии, клича свою худобу Скудронжогло и Гоброжогло, не в силах расстаться, однакож, с разъевшей кость червоточиной, с глаголом "жечь!", отчего хмурое лицо иноземца почернело и запеклось в прожженное кислотою пятно), с Муразовым в коренниках, с этим Мининым и Пожарским зараз, с державинским волшебным Мурзою, стратегом-миллионером (что, ждите, с гостинцами явится и всем - от пуза - по чеку)... Спрашивается: с таким активом - нуждаться в Чичикове? Не могут. Не кони. Призраки. Транспаранты, состряпанные кое-как, на соплях, с одной задачей - учить и перевоспитывать Чичикова, проча в пристяжные России: иначе - не свезешь, не потянешь. "Ведь если бы с этакой волей и настойчивостью да на доброе дело!" Костанжогло не вытанцовывается, сколько ни жилься, ни жги; Муразов - сплошная дыра, протертая в школьном альбомчике с надеждой увековечить портрет гуманного ростовщика, доброго американского дядюшки, подоспевшего с несметным наследством; а Чичиков - кинь ему горстку-другую навозцу - смотришь, уже зачирикал, приветствуя каждого: жив. Как же им за живого не ухватиться: действительность! "...И мчится вся вдохновенная Богом!.."(Да, но впряжен в нее у Гоголя - чорт...)Верим - не то что верим - видим: Чичиков мчит. Допускаем - хотя с натяжкой: промышлением начальства, уговорами почитателей, надзирателей, духовных и жандармских чинов - Чичиков завяжет проказничать. Но потянет ли он, исправившись, лямку с тем же азартом - ради одного удовольствия тянуть ее в поте лица? На вопросе этом Гоголь запнулся. Уж с какого бока ни подъезжал он к своему подопечному - и грозил ему палашом и Сибирью, и раскидывал далеко этику и поэзию земледелия".

"МИРГОРОД", сборник повестей Гоголя. Впервые опубликован: СПб., 1835, с подзаголовком: "Повести, служащие продолжением "Вечеров на хуторе близ Диканьки". В состав М. вошли повести "Старосветские помещики", "Тарас Бульба", "Вий" и "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". В дальнейшем, при включении в собрание сочинений в 1842 г., повести "Вий" и "Тарас Бульба" были Гоголем существенно переработаны. В письме матери от 12 апреля 1835 г. Гоголь, посылая экземпляр М., заметил: "Посылаю вам... мои повести, довольно давние, которые впрочем недавно вышли из печати". Можно предположить, что составившие сборник повести были написаны еще в начале 1830-х годов.