Страница 24 из 29
...Это были невыносимые дни. Напряжение, сжавшее со всех сторон нашу и без того тесную крошечную квартиру, казалось почти осязаемым, плотным и готовым вспыхнуть от каждого шороха, случайного поворота головы или не вовремя произнесённого слова. Нет, муж не орал, не бил посуду, не скандалил. Он просто молчал, стиснув зубы... Но молчал так красноречиво, что лучше бы взял в руки топор и расхерачил к чёртовой матери всю эту старую покосившуюся мебель...
В его присутствии хотелось выть и лезть на стены. От тяжёлого пристального лихорадочного взгляда, казалось, плавились кирпичи и с оглушающим звоном лопались стёкла. От резких нервных движений бросало в дрожь и заходилось сердце...
Днём он почти всё время проводил в гараже, но ближе к вечеру неизменно возвращался, и я понимала почему - находиться рядом с друзьями в то время, когда они активно употребляют алкоголь, было выше его сил.
Старалась успеть сделать все запланированные дела, чтобы вечером забиться с Юлькой куда-нибудь в угол и тихо читать ей книжки или смотреть мультфильмы - рядом с дочерью я чувствовала себя спокойнее, ибо это Пашкино состояние, казалось, обходилось её стороной. Он так же приносил ей конфеты, трепал по голове, даже через силу терпеливо улыбался, когда она подбегала к нему с очередным детским вопросом, несмотря на мои настойчивые просьбы не беспокоить папу по пустякам...
Ночью было хуже всего - Пашкина бессонница стала хронической, он топал по квартире, гремел посудой, принимал ледяной душ, смотрел ролики в интернете... Я сходила с ума от этого безумия, искренне радуясь тому, что хотя бы дочь спит действительно крепко и не просыпается от этого шума.
Раз в несколько дней муж приходил ко мне в постель... Почему-то вопреки собственным ощущениям испытывала облегчение в эти моменты - короткая яркая близость не позволяла забыть о том, что мы живые люди, даже муж и жена, что всё происходящее временно, что рано или поздно всё изменится, и уже не столь важно, в какую сторону... Да и Пашка наконец-то засыпал беспокойным тревожным сном, подминая меня под себя вместо подушки. В такие моменты просто терпела жар и тяжесть его тела, боясь шевельнуться и помешать его отдыху...
Пашка оживал по-настоящему только в те редкие дни, когда ходил с нами навещать бабушку. По её просьбе он разобрал в её комнате старый шкаф, наполовину загораживающий окно, выкинул все старые вещи, вынес доски... Почему она не просила меня заняться этим? Или маму? Впрочем, какая разница...
Стало, кажется, немного легче, когда закончились новогодние каникулы, и Юлька наконец отправилась в сад, а я вышла на работу.
Я перестала считать дни, сливавшиеся в одно сплошное бессмысленное серое колышащееся марево, старалась не думать о том, сорвётся муж на этот раз или нет, а если да - то как скоро... Я просто ждала... Не знаю чего, наверное, просто окончания этого слишком сложного для всех периода...
Несколько раз Пашка приносил домой деньги - незначительные суммы, но даже они радовали меня невероятно, ибо означали тот факт, что мужу хотя бы не опротивела работа.
На двадцать третье февраля он всё-таки сорвался...
Я почти час рыдала под дверью ванной, умоляя впустить меня или вызвать скорую, ибо так плохо ему, кажется, не было ещё никогда... Лишь когда испуганная Юлька проснулась и позвала меня из комнаты, я ушла к ней и больше не выходила в коридор. Наврала дочке о том, что споткнулась и ударилась коленкой, поэтому так сильно плакала, а сама в глубине души почему-то внезапно успокоилась... Наверное, по-настоящему поверила в Пашкино "уйди сейчас, от тебя ещё хуже", так и уснула с дочерью в обнимку.
А на следующий день Пашка зачем-то припёрся встречать меня с работы уже вместе с Юлькой, которую он сам забрал из сада...
Я всё ещё привычно сторонилась мужа. Видела, но сознательно игнорировала малейшие изменения, боясь поверить в то, что его, кажется, отпускает... Он совсем похудел, осунулся, как после болезни. Но всё чаще и крепче спал по ночам, увереннее улыбался, вместо политических передач смотрел ролики про ремонт автомобилей, вслух поражаясь тупости некоторых "профессиональных мастеров автосервисов"...
А в начале весны притащил нас с Юлькой в гараж и продемонстрировал полностью восстановленный и даже идеально перекрашенный Форд Эскорт - собрался продавать...
Машина ушла спустя сутки после того, как была выставлена на продажу. И даже без торга, как с довольной ухмылкой заявил Пашка, сидя за кухонным столом и налегая на суп. Именно в тот момент я, наверное, впервые за долгое время подняла голову, не опасаясь смотреть мужу в лицо...
Я и забыла, что в его глазах способна уместиться целая Вселенная - миллионы насмешливо мерцающих звёзд и причудливых созвездий, азарт, искреннее мальчишеское самодовольство и где-то в самой глубине зрачков что-то ещё... Наверное, какая-то его личная, не видимая чужому глазу победа, маленькая, но почему-то болезненная... Как кусок льда, острый, неогранённый, навсегда затаившийся в уголках глаз на краю этой самой Вселенной и способный изрезать душу в клочья...
- Маааш! - Пашка нахмурился и вскинул брови. - Ты чего?
Покачала головой, отворачиваясь и вытирая слёзы. Схватилась за тряпочку, протёрла рабочий стол, зачем-то отрезала ещё хлеба... Отложила нож, с трудом проглотила ком в горле, снова повернулась к мужу...
- Паш... Пашкааа...
Бросилась к нему, обняла за шею, прижала к себе... Слёзы катились по щекам, рыдания сдавили грудь, горло стянуло обручем. Почему-то хотелось сказать, что я скучала, безумно скучала... Но это, наверное, было бы глупо, и я просто водила пальцами по его коротко стриженному затылку, целовала в макушку, едва не душила объятиями...
Пашка честно терпел целых минут пять, потом осторожно запрокинул голову и, улыбаясь, насмешливо проворчал:
- Мань, суп стынет, я доем, ладно? Потом ещё пообнимаемся, честно...