Кольцо

В шахте ещё работали бригады гномов, но все они сутками пропадали на проходке последнего штрека, где работы серьёзно отстали от графика из-за прорыва метана.

Ремонтники прибыли на место через сорок минут после поступления сигнала об остановке (расстояние от центральной шахты, где стояли транспортёры, до второй буровой, одной из самых дальних на радиусе, около тринадцати километров).*Старший рембригады доложил диспетчеру, что почти закончили подъём бура и вскоре приступят к его замене.

После этого бригада на связь больше не выходила.

Из-за экранирования тоннелей связь была устроена сложно: сначала по рации с транспортёра до ретранслятора, который был установлен внизу в центральной шахте, а оттуда наверх, в диспетчерскую, тянулись провода. Со связью уже возникали несколько раз заморочки, поэтому диспетчер, сначала не предпринимала никаких действий. Через час, когда прошёл последний допустимый по инструкции срок, она поставила в известность службу безопасности и руководство. И вот теперь нужно было отправить на семьдесят вторую ещё одну группу ремонтников и — на всякий случай — спасателей. Датчики не показывали наличия дыма или метана, так что вряд-ли что-то серьёзное, но всё-таки. Правила.

Лифт — здоровенная грузовая клеть — опускался плавно и неспешно. Шахта была слабо освещена, и можно было не обратить внимания, что ствол проложен вовсе не в скальной породе, а во льду. Но Леон смотрел во все глаза: геолог всё-таки.

— Слушай, тут сотни метров льда… Мы где вообще? Говорили — на одном из северных островов, но на островах не может быть таких ледников!

Рик недовольно поморщился:

— Слушай, парень… Ты лучше молча смотри. Потом поговорим.

Начальство, наверное, наивно полагало, что у них работают совсем обделённые интеллектом работяги, которые, не моргнув, скушают сказку об островах. Но практически все были уверены, что работы ведутся где-то под ледником. Вон, пацан в первые же пять минут дело просёк. А с другой стороны, что оно, начальство, может сказать? Разработки недр и даже геологоразведка под Великим северным ледником запрещены международными конвенциями. А тут ещё и реактор — тоже наверняка нелегальный… В общем, все делали вид, что ничего не понимают: меньше знаешь — крепче спишь.

Остановились. «Нулевой горизонт», — буркнул Рик.

Выйдя из клети, они попали в просторный, хорошо освещённый куполообразный зал. Ледяной свод зала затянут плёнкой, пол — ровный, каменный, вроде бы известняк. Затянутые металлической сеткой шахты лифтов поднимались на десятиметровую высоту и скрывались в ледниковой толще. По периметру зала громоздились контейнеры, ящики, трубы, какие-то агрегаты, лишь посредине оставалась довольно большая пустая площадка.

На противоположной стороне виднелись балки стальных решётчатых каркасов — лифты вниз, под землю. Туда и направились бригады.

Снова в клети: вниз, вглубь, вглубь. Казалось, спуску нет конца…

Леону было заметно не по себе (почему-то Рику очень запомнился этот стажёр, хотя и знакомы они были всего несколько дней). Кирк, невысокий, мощного вида, седой уже гном, стоявший рядом, похлопал парнишку по плечу.

— Первый раз в горе?

— Ага… Неуютно как-то.

— Привыкнешь. Главное понять: это не какая-то там дикая пещера, а построенная руками — твоими и твоих товарищей — шахта. Сделанная добросовестно и правильно. Здесь не опаснее, чем на самолёте или корабле. Я Кирк. Проходчиком здесь.

— Леон. После университета вот. Стажировка.

— Инженер, геолог?

— Геолог.

— Понятно. Насчёт твоего вопроса… Знаешь, парень, какие стоят очереди желающих попасть на работу именно сюда? И почему?

— Ну… Платят хорошо.

— Потому что тут платят в пять раз больше, чем «хорошо»! А ЧП тут случаются в десять раз реже. И когда даже самый распоследний чернорабочий приходит к начальству с дельным предложением — его слушают, с ним разговаривают и его уважают. А взамен требуют немного: знать своё дело и не спрашивать лишнего. Почему лёд, откуда столько электроэнергии, чего ищем… Ясно?

— Ясно…

Наконец клеть остановилась. Из небольшой круглой пещеры во все стороны уходили штреки — коридоры. В простенках между ними стояли ящики, лежали штабеля труб. Площадка перед лифтами была освещена прожекторами, но в тоннелях стояла непроглядная тьма. Их было восемь, вход в нужный находился на противоположной от лифтов стороне зала.

Почти в центре пещеры, ярко освещённый, стоял готовый к выезду транспортёр (шахтёры называли их попросту — ТП), оставалось только отсоединить зарядный кабель.

Бригада быстро и деловито погрузилась, Рик отключил машину от сети, доложил диспетчеру о выезде. Не прошло и пяти минут, как лифтовая площадка растаяла в темноте. Мимо поплыли бесконечные стены тоннеля. Через каждые полтора километра ровный прямой коридор прерывался пустыми круглыми залами — площадками, где потом установят буровые. Шум транспортёра в залах гулко отражался эхом и стихал, когда они снова ныряли в очередной тоннель.

Машинка не спеша двигалась вдоль коридора, негромко жужжа электромоторами всех своих шести колёс, изредка мягко покачиваясь на неровностях. Фары светили широким пучком, из-за чего тоннель освещался не очень далеко, зато вблизи вся его трёхметровая ширина и округлые своды были залиты ярким желтоватым светом. Блики бежали по гладкой буровато-зелёной, местами с синеватым отливом стекловидной поверхности, в матовой глубине которой мерцали искорки каких-то минеральных вкраплений.

Пятно света ускользало всё дальше вперёд, и кормовую часть транспортёра окутывала тьма, лишь чуть-чуть прорезаемая красными отблесками габаритных огней. Свод позади ещё какое-то время продолжал искриться, создавая иллюзию бескрайнего звёздного небосвода.

Рику ещё не приелась эта красота, и он крутил головой по сторонам, благо, что штрек был абсолютно прямой и рулить особо не требовалось.

Леон, сидевший неподалёку, тоже зачаровано смотрел на потолок, переводя взгляд с мерцающей темноты позади на перламутровые переливы освещённого фарами свода и обратно.

Кирк, наверху всегда казавшийся немногословным и даже суровым, под землёй словно оттаивал. Он дружески толкнул Леона локтём:

— Скажи?! — кивнул на светящийся свод.

— Да… Прямо сказка…

Несколько минут ехали молча. Под землёй стояла такая невообразимая тишина, что жужжание двигателей и зубастых протекторов, негромкие разговоры рабочих словно повисали по отдельности в воздухе, не заглушая друг друга и не сливаясь в обычный шум, как это бывает наверху.

Леон спросил:

— Слушай, я вот понять не могу. Это же всё разведочные штреки, временные. И этот и остальные… Пробурили десяток скважин — и забросили. А тут ведь — пожалуй, больше сотни километров. Эта вот… красота. Это ж какой труд, расходы огромные! Неужели компании не жалко сил и денег?

Кирк хмыкнул, помолчал.

— Красота красоте — рознь… Чтобы увидеть в груде породы сказочный Наугламир*или в куске мрамора — белокрылую Эльвинг*и открыть их другим… Да, для этого необходим огромный труд, почти подвиг. Время, мастерство. А иную красоту нужно только увидеть — чуть осветить, пыль смахнуть… Иной раз — просто приглядеться. Когда Махал*, отец наш, создавал Арду, он вкладывал в своё творение любовь, умение, а значит — и красоту. Она разлита везде. Это — гном показал на потолок — красота Арды, природная. Мы её просто проявили.

Парень, услышав от седобородого гнома-работяги с широченными плечами и могучими заскорузлыми руками такую возвышенную речь, немного опешил.

— Как это?

Кирк объяснил, что при применяемом способе прокладки штреков проходческая машина заполняет свежепробитые участки специальной газовой смесью, которая даёт при сгорании сверхвысокую температуру, в результате чего стены оплавляются, превращаясь в стекловидную массу. Так можно обойтись без крепи в рыхлых породах; стены становятся герметичными, очень прочными и одновременно — красивыми. А что касается…

Рик резко остановил машину.