Страница 4 из 74
И что я не изранил своими словами ее тлеющую наивность и готовность принимать меня рядом со всеми косяками.
Максим: Привет.
Я снова пишу ей, спустя почти неделю после последней переписки. Если подняться по тексту выше, можно увидеть, как я заверяю, что стал относиться ко всем женщинам проще. И не навязывать себя там, где вроде как этого совсем не просят.
Тогда что же это за хрень, если я не могу прожить долго, не узнав, как у одной ванильной женщины дела? Ведь она ни разу не написала сама мне! И, можно подумать, вообще о нас забыла… Хотя, может, все дело в том, что я без слов чувствую ее молчаливую просьбу написать что-то, не пропадать окончательно, поддерживать тлеющий уголь на нашем горевшем пожаре…
Или я все это выдумываю, и ей уже давно плевать?
Настя: Привет
Она всегда отвечает почти сразу. И вообще, как я успел заметить, редко выпускает из рук телефон. Мне самому это нравится, потому что никогда не понимал людей, которые отвечают по половине дня на смску.
Максим: Как твои дела?
Настя: Все хорошо, без проблем. А твои?
Я со вздохом отвечаю свое стандартное «Нормально», и откидываюсь на спинку стула, закрывая глаза. На этом – все, и ближайшее время мы снова в тишине, в странном молчании друг пере другом, где оба не решаемся ковырять лишнего. И хотя мне несвойственны все эти сентиментальные штуки, одно я могу признать точно – я не могу не писать ей.
И, кажется, эта единственная такая «багнутая» женщина в моей жизни.
Телефон неожиданно вибрирует снова, что заставляет меня нахмуриться. Я не ожидаю больше ничего от Насти. Вот уже два месяца между нами – только так. Что же там тогда…
Настя: Зачем?
Я сглатываю, видя это сообщение, и хмуро тру бровь. Мне не надо уточнять и задавать глупые вопросы – мне прекрасно известно, о чем она. Но, кажется, Настя решила все же дополнить.
Настя: Зачем ты это делаешь?
Да. Кажется, сегодня «тот самый день», когда все это больше не может продолжаться. Я беру телефон, старательно набирая ответ, и тут же стираю. Что мне сказать ей?
Правду?
Зачем ты это делаешь?
Я и сам не знал. Просто хотел писать ей и знать, что все хорошо. Что она по-прежнему живёт в своём маленьком городке с дочкой, и они вместе собирают камни, чтобы потом вымыть их дома. Как она работает по утрам с кружкой кофе рядом, и сосредоточенно чешет нос, если плохо идёт текст. Мне, как больному, необходимо вдруг стало понимать, что в её мире ничего не рухнуло, когда там громоздко протоптался я своим сорок пятым.
Она ведь такая маленькая, хрупкая... Совсем не боец, к сожалению. Такую не захочется обижать, проверять, терзать... А просто быть рядом. Понимать её бесконечную ванильность и давать обнимать себя даже когда хочется крушить и ломать все вокруг...
Именно поэтому я и оставил её в покое. Я слишком хорошо знал, насколько тяжелый и злобный бываю в жизни, а потому пусть лучше так. Пусть по живому и резко, но зато честно, быстро, без привязанности.
Хотя и вот это наше «общение» совершенно не походит на исцеление и прощание обоих.
Наверно, нужно было написать ей все это, как правду, которую она заслужила. Но вместо всего я просто стираю свое признание, и задаю встречный вопрос:
Максим: Тебе не нравится?
Настя: Мне не очень понятно такое общение. Для чего оно?
Кажется, сегодня девочка настроена серьезно. Что ж, мое уважение за способность рубить ненужные, сухие ветки. А потому я решаю помочь ей, и самостоятельно подкидываю повод:
Максим: Я просто хотел быть вежливым, и знать, как у тебя дела. Но если это проблема…
На этот раз ответа нет непривычно долго, так, что я уже с беспокойством кручу в руках мобильный. Почему она замолчала? Разве не этого ответа ждала, чтоб наконец послать меня к черту?
Когда телефон, наконец, вибрирует, я даже роняю его на столешницу, а затем спешно открываю чат. И вижу всего пару фраз, почему-то отдающие острой болью где-то глубоко в груди.
Настя: Не проблема. Но все-таки, больше не надо.
Ей. Больше. Не надо.
И я на сто процентов понимаю, как же она сейчас права.
Но почему же, блять, эта правота заставляет дышать отрывисто, и искать, где бы вечером напиться?!