Страница 75 из 82
Жиль догнал Франсин и заставил остановиться. Прижав ее к стене, он стоял перед ней с суровым лицом.
— Она любила вас, а вы были к ней так невнимательны. Она говорила…
— Слышать не хочу, что она говорила! — в исступлении перебила Франсин. — Она меня любила, я знаю, это так, и не поверю, чтобы она дурно обо мне отзывалась. Это в вашем понимании я безнравственная эгоистка.
Поймав ее за руку, он холодно произнес:
— Не надо тыкать меня в грудь.
— Предпочитаете остаться без глаз? Я сейчас на все способна. Я бы вам голову оторвала! — Франсин редко выходила из себя, редко так обижалась, как сейчас. Она еще не оправилась после неожиданной утраты, еще не была готова говорить о Малли и обсуждать свои чувства к покойной крестной. — Кто дал вам право выступать в роли благодетеля, который заботится о спасении моей души?
— Малли!
— Не зовите ее так! Это я ее так звала!
Она отвернулась в сторону и смотрела невидящими глазами в конец коридора.
— Вы плачете, — мягко произнес он.
— Ну и что? — с вызовом спросила она.
— Зачем бы Малли стала рассказывать мне о вас небылицы?
— Не знаю. Не знаю, зачем ей вообще было нужно что-либо рассказывать вам! Я о вас слыхом не слыхала! Если бы вы с Малли были такими друзьями, как говорите, уж мне было бы про вас известно!
— Необязательно. Малли четко разграничивала свою личную и деловую жизнь.
— Вы — о деньгах? — Громко фыркнув, в надежде скрыть, до чего она расстроена, Франсин бесцветным голосом произнесла: — Полагаю, теперь вы станете утверждать, будто я просто гонялась за ее состоянием.
— Нет, потому что к концу жизни у нее почти ничего не осталось, и я уверен, вам это известно.
— Да, — проговорила она сквозь зубы. — Так сколько длилось ваше знакомство?
— Много лет. Мой отец распоряжался ее делами при жизни ее мужа, а когда мой отец ушел на покой, а ее муж умер, мне по наследству достались ее дела. Я летал к ней два-три раза в год. Она была мне очень дорога.
— А я ее любила!
Он не сводил с Франсин задумчивого взгляда.
— Почему вы не приехали на похороны?
— У меня был грипп, — прямо ответила она.
— Понятно.
— Слава Богу. — Франсин оттолкнула его и поспешила в свое купе. Войдя, захлопнула за собой дверь. Она судорожно втянула воздух, медленно выдохнула и, совершенно расстроенная, устремила взгляд в пустоту. Она ничего не сделала и не заслужила такого обращения. Франсин была совершенно уверена в этом. Так вот, как только они сойдут с поезда на первой станции и поедут в отель, она подумает, как ей самой вернуться домой. Возможно, ей удастся сесть на поезд до Цюриха, а оттуда можно будет лететь. Сейчас она смоет весь этот безобразный грим, приведет себя в порядок и вернется в салон, где проведет время в тихой беседе. Через несколько часов они попадут в отель, и все будет хорошо.
Она выпрямилась, взяла косметичку и начала приводить себя в порядок. Убрала дурацкий цветок, расчесала волосы, надушилась, сделала глубокий вдох и вышла. Жиль ждал, прислонившись к окну напротив ее двери. Только взглянув на него, она решительно направилась в салон, но он остановил ее.
— Я не хотел вас расстроить, — тихо произнес он. — Я не думал, что расстрою…
— Вы меня не расстроили, — поспешно возразила Франсин. — Но не думали же вы, что своими оскорблениями меня развеселите!
— Нет, — наконец тихо произнес он с задумчивым лицом. — Мари-Луиз была в преклонном возрасте, возможно, ее взгляды устарели и она не понимала современных нравов. Вероятно, у нее сложилось ложное представление о вашем поведении.
— Вероятно, — холодно согласилась она, все еще не поворачиваясь к нему.
— И я не думал, что для вас так много значит мое о вас мнение.
— Ровным счетом ничего не значит!..
Он странно улыбнулся и повернул ее к себе.
— Вы потеряли свой цветок.
— Я убрала его, — коротко ответила она.
— Так нельзя. — Он протянул руку и, у нее за спиной, сорвал другой цветок. Потом аккуратно заткнул его ей за ухо. Прикосновение его длинных пальцев к ее шее и волосам вызвало у Франсин мгновенную дрожь, и она попробовала отстраниться от него.
— В чем дело? Вы замерзли?
— Нет. — Она не могла замерзнуть. Поезд хорошо отапливался. — Отпустите меня, Жиль. Мне кажется, нам больше нечего сказать друг другу.
Не обращая внимания на ее слова, он бережно взял ее за подбородок и заставил поднять лицо.
— Я не понимаю вас. И не могу поверить, чтобы Малли лгала. Но пусть все, что она сказала, — правда, даже зная о вас все, что я знаю, мне хочется прикоснуться к вам. Поцеловать вас. Вам это известно, верно? Вы это поняли вчера, когда я поцеловал вас.
— Нет, — ответила она безжизненным голосом, но вновь вся затрепетала. Она упорно продолжала смотреть вниз.
— Не лгите мне.
С возмущением посмотрев на него, она спросила:
— Зачем вы меня поцеловали? В насмешку? В наказание?
— Нет, — просто ответил он. — Мне так захотелось.
— И вы считаете это оправданием?
— Нет. — Не отпуская ее подбородок, он взял в ладони ее лицо, наклонился и нежно прикоснулся губами к ее губам. Она дернулась, будто от укуса.
— Не надо, — прохрипела она.
— Тогда отбивайтесь.
— Нет, — простонала Франсин. Потрясенная, она обмякла, будто тряпичная кукла, когда он повернул ее лицо к своему и снова прикоснулся губами к ее губам. От этого нежного, невероятно возбуждающего прикосновения она еще раз глухо застонала и почувствовала, что ее тело тает. Франсин собралась с силами и оттолкнула Жиля. Прерывисто дыша, она с негодованием смотрела на него, но, когда он положил ей руки на спину и мягко притянул к себе, она позволила, да, позволила ему заключить ее в объятия. Она и впрямь лишилась воли. Где-то в уголке ее сознания билась мысль — освободиться, но Франсин уже отдалась наслаждению. Ей было страшно стыдно, но она сама хотела этого! А он — он так и предполагал, верно? Если считал ее распутной?
Ее ладони скользнули ему на грудь и задержались там. Оглушенная, утратив чувство реальности, она смотрела ему в глаза, взгляд которых уже не был ни злым, ни задумчивым, ни безразличным. Эти глаза искали ее глаза, прежде чем он склонился к ее губам. Он снова поцеловал ее, нежно касаясь и отпуская, касаясь… впиваясь в ее рот, и влечение, нараставшее в ней с той минуты, как она его увидела, переросло в желание. Она ответила на его поцелуй. Дождавшись ответной вспышки, он стиснул ее в объятиях. Их желание, их страсть уже не знали преград.
Прикосновения, поцелуи — больше ничто не имело значения. Его запах, тепло его тела и сила, наслаждение и боль… Поезд грохотал в унисон с ее колотившимся сердцем. Они целовались с упоением, охваченные, казалось, одинаково сильным желанием, а ее тело как бы проснулось от спячки, и она тянулась к нему, поудобнее прилаживаясь к его крупному телу, и ощущала его силу, его самообладание и страсть.
— Я знал… я не ошибался, — тихо прошептал он.
— Не ошибался?..
— Ммм… Мое купе там, в конце, — хрипло добавил он, и его губы потянулись к ее щеке, к уху и обратно — к ее губам.
— Что?
— Мое купе. Там удобней.
Вдруг осознав, что он имеет в виду, она испугалась и замотала головой.
— Пошли.
— Нет, — шепнула она.
Он отодвинулся и пристально посмотрел на нее.
— Нет? — тихо спросил он.
— Нет.
— Почему?
— Потому что мы незнакомы, потому что…
— Раньше для тебя это не было препятствием.
Она остолбенела, устремив на него непонимающий взгляд.
— Что?
— Говорю — раньше для тебя это не было препятствием. Ты доступна для всех. Почему же — не для меня?
— Так вот в чем дело? — произнесла она, все еще не веря услышанному. — Вы пытаетесь мне что-то доказать? — Не задумываясь, она оттолкнула его. Она замахнулась, чтобы ударить по этому заносчивому лицу. Он без труда, будто уже не раз делал это, поймал ее руку за запястье и сжал с такой силой, что руку свело от боли. Вдруг раздался грохот, похожий на раскат грома. Он застыл, наклонил голову, будто прислушиваясь, и, не отпуская ее руки, схватился за поручень, когда поезд рвануло и завизжали аварийные тормоза. От внезапного снижения скорости вагон угрожающе качнулся, и их отбросило назад, потом резко зашатало — машинист силился остановить бегущий поезд.