Страница 17 из 49
Это настоящее чудовище! Он убил Олега! Пристрелил, пустив пулю прямо в спину!
Паника толчками топит сознание, дыхание снова пропадает, я даже хватаюсь за горло — мне нужно еще немного кислорода, чтобы почувствовать себя живой, не присоединиться к моему бывшему жениху на том свете…
Прикасаюсь ко лбу, к груди и чувствую отчаянное сердцебиение.
— Отпусти… — говорю, вернее, шепчу набрякшими губами. — Отпусти…меня…
Он резко поворачивается ко мне, потом снова смотрит на дорогу, весь сжимается сосредоточенно — от всей фигуры начинает ярко фонить напряжением с нотками злости.
— Тебе плохо? Тебя тошнит? — спрашивает он, на секунду открываясь от дороги и бросая на меня быстрый взгляд. — Такое часто бывает после снотворного.
Я закатываю глаза. Тошнота и правда подступает волнами. Но она вызвана не тем, как мой организм реагирует на средство извне, не на быстрый ход автомобиля, меня тошнит от страха рядом с этим чудовищем.
Он разделался с человеком, который ему чем-то насолил, и теперь разделается со мной, как со свидетельницей его бессердечных деяний?
Да, получается, что он спас меня, но он вообще способен на убийство, и после чувствует себя спокойно, ведя автомобиль сильными, уверенными руками, которые даже не дрожат!
Боже, у меня снова спирает все внутри, дыхание перехватывает и слезы катятся из глаз, и я снова ничего не вижу, но уже из-за этой соленой пелены.
Над дорогой плывет настоящая ночь, она поглощает все фигуры, деревья, асфальт, и эта темнота кажется еще более опасной сейчас, когда мы едем в молчании с места, где случилось преступление…
— Ку…куда ты меня везешь? — прислонившись к дверце машины, чтобы увеличить расстояние между нами, испуганно спрашиваю.
Амир выдыхает и качает головой. Смотрит вперед, жмет на газ сильнее, и я чувствую, как все внутри меня начинает кружиться от дурного предчувствия. Похоже, он еще не до конца расправился со мной и впереди ждет еще что-то более жуткое…
— Куда мы едем? — истерично спрашиваю, и в голосе звенит уже не просто напряжение, страх, мольба. В нем — глубинный, звериный ужас, нарастающий волной панической атаки.
Амир зыркает в мою сторону мрачным взглядом, и резко выкручивает руль. Мы едем по каким-то буеракам, трясемся, мчим вперед, дальше, еще дальше, проезжаем мимо деревьев, проваливаемся в темный лес.
Желтый свет фар неровно танцует, выхватывая из вековечной тьмы кустарники, высокую траву, целые и засохшие деревья.
Жмурюсь от ужаса. Что-то меня ждет? Что?! Охаю и тут же прижимаю руку ко рту — думаю о том, что, возможно, Амир принадлежит к числу сумасшедших, и сейчас его может сбить резкое слово, звук, запах, движение…
Когда я только его увидела, даже не могла подумать, что он — настоящий маньяк, но оказалось…
Господи, что меня ждет? Что будет дальше? Если бы знала хоть одну молитву, не мешкая бы обратилась к богу, попросила помощи, пообещав, что все отдам взамен, буду хорошей девочкой всю свою жизнь до старости, и начну ставить свечки в церкви…
— Приехали, — Амир достает брелок, жмет на ключ, и темные ворота перед нами расходятся.
— Оставь меня…прошу…оставь, — рыдаю я уже в голос, и стараюсь отползти от него, вжаться в дверь, в стену, просочиться сквозь малюсенькие щели для стекла…
Надежда, что он высадит меня у ворот, не будет завозить в эту кромешную, таящую в себе невероятное количество опасностей и призраков, тает как снег на солнце…
Мужчина даже не глядит в мою сторону, только работает с коробкой передач, и машина быстро мчит вперед, заезжает на поляну, едет прямо по газону, и вдруг фары выхватывают из темноты вход в дом.
Амир привез меня к дверям огромного дома. Осознание этого словно выключает свет во мне. Я ничего не понимаю. Он быстро паркуется, резко выскальзывает из машины, озирается по сторонам, буквально перепрыгивает через капот, отпирает дверь с моей стороны и тащит меня наружу.
Начинаю визжать, отбрыкиваться, пинаться, стараясь побольнее ударить пяткой в легком летнем кроссовке по ногам, локтем ударить в живот.
Амир шипит, и неожиданно перебрасывает меня через плечо, в два шага достигает двери, толкает ее, и тут же сгружает меня на пол, резко захлопывая дверь. Тяжело дышит и спрашивает, опаляя своими горящими в темноте глазами:
— Ты чего орешь?
20
— Ты чего орешь? — смотрит он на меня глазами, которые почти горят в темноте. Отшатываюсь от демона, которым мне сейчас представляется мужчина, и я не удивлюсь, если за его плечами сейчас раскинутся черные крылья, вылезет хвост и в руке появятся вилы. Демоническое сходство усиливается в темноте, где опасно пляшут тени, подбираясь со всех сторон.
— Пожалуйста, пожалуйста, — шепчу я, сложив руки перед собой, словно в мольбе. — Не убивай меня. Я никому-никому…ничего — ничего…никогда-никогда…ты сам убедишься…Исчезну, пропаду…испарюсь, никогда меня не увидишь…Пощади…
Рыдаю, и готова буквально упасть к нему в ноги — колени второй раз за сегодня становятся мягкими и страх и ужас тяжелой громадиной давит на плечи, заставляя пригнуться к земле в молитвенно — просящей позе.
Пугает все: и эта его немногословность, и странный поступок: зачем он привез меня сюда? И эта его близость, потому что чувствую, что в нем кипит какая-то внутренняя работа, творится какое-то безумие, точит нервы какой-то план…
Может быть, он маньяк?
Что ему нужно?!?!
— Успокойся, — правой рукой он трясет меня за плечо, и моя голова практически безвольно падает на грудь, укрытая растрепанными волосами.
Амир, не отпуская своей руки, ведет меня вперед. Но я ничего не вижу, не слышу, только плачу, срываясь на визг, поскуливая, как собачка, попавшая на мороз.
— Держи, — он протягивает мне стакан воды, и я гляжу на него с опаской. Амир же вздыхает и прикладывает стакан прямо к губам, буквально вливая в меня прохладную влагу. Зубы отстукивают какой-то странный ритм по стеклянному ободку, но вода действительно приводит в чувство.
Вытираю губы тыльной стороной ладони, поднимаю голову и гляжу на него в отблесках света и тьмы, которые рвутся в кухню из большого окна, выходящего в сад.
Расправляю плечи, и, хоть тело и бьет мелкая дрожь, цежу сквозь зубы мнимо уверенно и стойко:
— Чего ты хочешь? Чего тебе нужно?
Амир закатывает глаза.
Поднимает руку, и я, ожидая удара, отшатываюсь, резко и быстро. Он отмечает мою реакцию. Это движение не нравится ему, он даже замирает с расправленными пальцами у лба, хмурится, чертыхается под нос, и трет переносицу указательным и большим пальцем. Он хотел сделать это, но никак не ударить меня по лицу…
— Послушай…Внимательно выслушай меня, — говорит он.
Он отходит на пару шагов назад, хлопает в ладони дважды и на комнату падает приглушенный свет. Так все становится намного привычнее, и страх, ощерившись, будто бы отступает в темноту.
— Все сложилось против тебя, тут ничего не изменить. Ты попала на работу в клинику… Куда только смотрел Иван? — бурчит в сторону. — Попала в мой дом, и выяснилось, что еще и знакома с предателем, который разворошил здесь осиный улей.
— Мне все равно, что сделал Олег, — говорю я. — Я к этому не имею никакого отношения…
— Да это уже и не важно, — перебивает, отмахивается от моих слов, как от назойливой мухи. — Рано или поздно, но война между кланами была бы развязана.
Эти слова пропускаю мимо ушей — меня эта информация совсем не касается. Хочу знать только, что он решил по поводу меня, по поводу моей жизни?!
— Амир…я никому не скажу, что случилось в том доме, у тебя в доме…никому…
Он качает головой, опирается о столешницу и делает неопределенный жест рукой, который можно расценить однозначно: все мои слова совершенно не важны, не нужны, не своевременны. Он хочет услышать что-то другое, если вообще хочет услышать…
— Наташа… — он делает паузу и подбирает слова, а потом вдруг смотрит на меня, внезапно и цепко, пробираясь своим взглядом под кожу, пытаясь прикоснуться своими черными щупальцами к сердцу. — Пойми…Ты — умерла…