Страница 11 из 49
Мы доходим до гостевого дома. Берусь за ручку дверцы. Отпираю замок. Пишу сообщение Хану, что жду его здесь, нужен разговор, и прощаюсь с руководителем охранного агентства.
— И еще…Ты должен знать, брат, — говорит он, замешкавшись. Кажется, вот сейчас и прозвучит самое интересное. Напрягаюсь. — Дэн при опросе зацепил человека Вильданова, слово за слово…В общем, они забили встречу на заброшенном карьере.
— Сколько?
Мужчина сразу понимает, что я имею в виду — сколько человек Дэн собирается взять с собой. Показывает три пальца. Три машины. Все понятно.
— Я разберусь, поеду сам, — говорю ему твердо, и руководитель охранного агентства понимает перевод этой фразы: никаких перестрелок, оружие не брать, будут только переговоры.
Руль кивает и тут же уходит обратно.
Вижу, как его провожает глазами охранник у входа. После происшествия с Олегом пришлось и себе взять людей, чтобы такого больше не повторялось…
Внутри домика как всегда свежо. Раненный Ханом Олег все также лежит без движения, но выглядит значительно лучше после того, как доктор оттерла его от крови. Медлю секунду-другую возле него. Может быть, прямо сейчас обрубить его жизнь? Чтобы не мучился?
13
Для чего я хочу снова увидеть его лицо? Его глаза? Чтобы до конца увериться в том, что дружбы нет, что все, кому ты веришь — рано или поздно предадут тебя, ударят в спину и никогда не помогут выпутаться из сложной ситуации? Что те, кто когда-то давно, в детстве, были честными и порядочными людьми, готовыми подставить плечо, когда ты споткнешься, стали безумными взрослыми, в мозгах которых горит меркантильным костром только деньги, власть, выгода?!
— Если тебе нужны были деньги, ты бы мог взять их у меня, пес, — говорят мои губы.
Я отворачиваюсь от него, не желая больше видеть лицо человека, который предал меня так легко и просто, продавшись за пачку зеленых купюр. К черту его. Сейчас определю с Ханом, как можно его убрать и спрятать тело, чтобы ни один след не навел к моему дому.
Подхожу к двери кладовой.
— Олег, ну вот зачем ты так, а? Зачем? Если бы не ты, все было бы совсем по-другому. Мы бы жили вместе, я бы любила тебя, помогала во всем…а ты… — слышу голос, доносящийся из-за двери. И замираю, задерживаю дыхание, чтобы Наташа не прервала свою неожиданную исповедь. От ее голоса внутри что-то сжимается, я бросаю быстрый взгляд на Олега и хмурюсь от недовольства. От того, что эти слова, искренние, чистые, предназначаются тому, кто их не достоин.
— А сейчас я тебя просто ненавижу. Все ненавижу в тебе. Но все равно помогу тебе выбраться с того света, выжить. И, может быть, даже спастись. Что этим бандитам от тебя нужно? Чего они от тебя хотят?
Я прислоняюсь лбом к двери и слушаю, слушаю ее спокойный и уставший голос, в котором улавливаю оттенки печали, беспокойства, тоски и невысказанной боли, которая наконец нашла свой выход.
— Дай им то, что им нужно. Скажи, что они хотят услышать и выбирайся отсюда. Начни новую жизнь, еще не поздно начать все с начала, с нуля…
Едва заметно кривлю губы. Уже слишком поздно, Наташа, слишком поздно для всех нас…Для него, для тебя…для меня…
Сейчас я должен убить вас двоих. Вот так просто. Лишить жизни того, кто шел со мной в начале жизненного пути и ту, кто только-только ворвалась в нее, цокая каблучками.
«Кто же ты, Наташа? — думаю про себя. — Шпион Вильданова? Поэтому пришла работать в клинику? Поэтому знаешь Олега? Ты с ним заодно? Что ты успела узнать? Зачем тебе все это нужно?»
Я прокручиваю все, что прочел о ней в личном деле больницы, и удивляюсь тому, как мог пройти мимо такой детали, такой важной и огромной детали, как ее знакомство с предателем Олегом. Как?! Моя интуиция в это время, похоже, ушла в спячку.
Казалось, все узнал о ней: скромная жизнь, учеба в медицинском, отец — военный. В Энск приехала совсем недавно и живет в квартире, доставшейся от бабушки. Повезло устроиться в нашу клинику современной медицины, иначе бы пришлось работать в поликлинике и помирать с голоду — денежной поддержки у девчонки не было и нет…
И Олег. Мальчик из детского дома. Голодный волчонок с жадностью до игр и денег. Проигравшийся придурок, которому нужны сиюминутные удовольствия.
Вы оба работаете на Вильданова?
Как? Когда? Как долго?
Но однозначно с этими двумя нужно заканчивать. Необходимо только решить, как это сделать красиво. И вдали от дома.
Кручу замок. Поворот, другой, третий. Паз замка выпускает последнее препятствие и дверь распахивается. Полутьма кладовой на секунду туманит зрение после сравнительно светлой комнаты, но я уже замечаю то, что вынуждает распахнуть в удивлении глаза.
Наташа сидит в углу у двери, закутанная в мой пиджак, словно гусеница в кокон. На полу перед ней лежит одежда: халат, рубашка.
Увидев меня, вскакивает, трет лоб. Вытягивается в струнку. И сейчас, в пиджаке с моего плеча она очень похожа на экзотический цветок с тонким стеблем, на конце которого танцует яркими красками ароматный бутон. Глаза испуганно расширены, и она ждет приговора и решения по своей судьбе. Понимает, что все будет очень непросто.
В кончики пальцев будто бы поступает сигнал из мозга, и они тут же словно разгораются огнем, в них трещит электричество, и пальцы жаждут буквально вобрать в себя ее тело, проникнуть под ткань одежды, погладить, пуская жидкий огонь по венам — своим и ее…
— Эй, Амир, звал? — в кладовую заглядывает Хан.
Резко перевожу на него взгляд и рычу на него:
— Ты с докторшей что-то делал?
Он широко открывает глаза, выражая удивление.
— Нет, ничего…ну, только водой облил…
Делаю шаг вперед и киваю девушке, чтобы следовала за мной. Она тут же слушается и семенит следом босиком, оставив свою опасную обувь валяться на полу кладовой.
Мы замираем в середине комнаты, в двух шагах от каталки, на которой лежит Олег. Хан встает рядом и вдруг бросает сальный взгляд на нее. Я следую за траекторией его взгляда, и понимаю, что заставило Хана измениться в лице, поплыть, и буквально просчитываю те похабные картинки, которые могут происходить в его мозгу в это время.
Наташа поправляет трубку, которая тянется к лекарству, поступающему в организм Олега, и от движения полы пиджака распахнулись, обнажив кусочек ее белого тела с кружевом белья. Сладкое и дурманящее зрелище, влекущее, зовущее, раздирающее, заставляющее кровь бежать скорее, а сердце — бУхать в ушах.
Картина очень живописная, и любой нормальный мужчина, увидев ее, реагирует на нее однозначно.
Я буквально отдираю свой взгляд от ее мраморной кожи, фокусируюсь на Хане.
И снова меня будто плетьми ударяет от его вожделеющего взгляда: мужчина буквально пускает слюни на девушку, зрачки его расширены, дыхание изменилось на частое и рваное.
Этот взгляд буквально поднимает со дна всех моих демонов. Изнутри начинает продираться что-то животное, злое, дикое, готовое защищать и биться за то, что принадлежит тебе.
— Завтра вечером будем решать с ними, — говорю Хану, сжимая кулаки, чтобы не двинуть ему в морду прямо сейчас. — Последи за больным, чтобы не помер раньше времени.
— А девчонка?
«Даже не подумаю оставить ее возле тебя, извращенец», — проносится в моем мозгу и дрожь отвращения к замашкам и привычкам Хана пробегает по спине.
— Сам за ней присмотрю, — отвечаю после короткой паузы.
14
Выхожу вслед за Амиром на улицу и вдыхаю воздух полной грудью. Наконец-то этот ужасный, тяжелый день подошел к концу. И я почему-то до сих пор уверена, что все еще можно как-то решить, договориться…
В два счета догоняю мужчину, смело направляющегося вперед по дорожке, шлепаю босыми ногами, запоздало вспоминая, что обувь осталась там, в кладовой. Но тут же понимаю, что никогда, ни за что в жизни не вернусь туда, где нужно будет дышать одним воздухом с этим страшным Ханом.
Амир шагает упругой походкой уверенного в себе хищника, ни секунды не сомневаясь, что я следую за ним. Так и происходит какое-то время — после кладовой я не сразу прихожу в себя, но спустя пару-тройку мгновений беру себя в руки.