Страница 4 из 20
Приведя себя в порядок, я в сопровождении Агоры выходила к завтраку на женскую половину. Мать появлялась в ту же минуту, за ней попарно шли шесть дам-компаньонок. Одна из них по знаку матери читала молитву Великому Спящему, слуги подвигали стулья с высокими спинками, и все мы чинно садились, поправив складки платьев. Завтрак начинался с горячего омлета из перепелиных яиц, потом подавали гренки, сладкий рис с изюмом и цукатами, сыры и фрукты. Професса следила, чтобы я за столом вела себя так же благородно и скованно, как матушкины компаньонки, ни разу не уронившие ни одной крошки мимо тарелки. За завтраком моя мать отдавала распоряжения: домоправителю, стоявшему справа от ее кресла, компаньонкам и моей наставнице. Она никогда не смотрела на меня, словно зрелище шестилетней девочки могло вывести ее из всегдашнего равновесия.
Вот и сегодня домина Катарина не смотрела на меня, а обратилась к профессе.
– Агора, – заговорила она своим по обыкновению холодным голосом, – Какие успехи делает ваша воспитанница?
Менторша немедленно встала и поклонилась матери:
– Госпожа, доминика Норма хорошо читает и пишет, с устным счетом у нее пока нелады, однако я берусь смелость утверждать, что она его освоит. Помимо того, доминика Норма прилично держится в седле и…
– Это всё пустое, – перебила наставницу мать. – Полагаю, девочку уже пора учить Священной истории. Какие книги вы даете ей читать?
– Сейчас она читает жизнеописания знаменитых мужей древности, домина Катарина, – сказала Агора. – Она увлечена их подвигами…
– Подвиги ей ни к чему, – мать поджала губы. – Всё, что от нее требуется – знать правила поведения благородной девицы и выказывать нелицемерное послушание.
– Да, госпожа, – поклонилась Агора.
– С сегодняшнего дня вы будете преподавать ей Священную историю.
– Как прикажете, домина. Однако, смею сказать…
– Да? – подняла тонкую бровь мать. – Что-то еще?
– Мастер фехтования, обучающий мессиров Франко и Фичино, просил меня обратиться к вам с нижайшей просьбой позволить доминике Норме брать у него уроки фехтования. Он считает, что девочке столь высокого рода следует владеть этим искусством.
– Какие глупости! – фыркнула моя мать. – Сражаться на спадах – это совершенно не девичье занятие. Передайте маэстро мой решительный отказ. А если у Нормы слишком много свободного времени, полагаю, она может потратить его на обучение вышиванию.
Они говорили о моей жизни так, словно меня это не касалось. И я решила подать голос:
– Но, матушка, мне бы очень хотелось научиться фехтовать!
Я почти выкрикнула это и встретила уничтожающий взгляд матери, не опустив глаз. Мы молча смотрели друг на друга, и она первой отвела взгляд.
– Норма, ты забываешься, – холодно сказала она. – В этом доме только я решаю, чему тебе следует учиться.
И она принялась резать серебряным ножом фрукты у себя на тарелке.
Мне оставалось молчать и подчиняться. И проводить долгие, скучные часы за изучением Священной истории.
Професса подошла к моему обучению со всей серьезностью. Наступил день, когда она меня привела в замковую либраторию и, обводя рукой ряды либр, сказала:
– Доминика Норма, здесь собраны истинные сокровища, запечатленные в словах. Отныне вы будете прикладывать все усилия, дабы напитать ими свой ум.
– Да, професса, – кивнула я, жадно оглядывая полки. – Эти либры собрал мой отец?
– Совершенно верно. В своих походах он посещал многие страны и города, и вывез оттуда немало сокровищ на пергаменте и бумаге.
– Он их покупал? Ведь эти либры наверняка стоят целое состояние! – воскликнула я.
– Я думаю, они попали к нему иным путем, – сухо сказала Агора. – Взгляните сюда.
Я вместе с нею подошла к оконной нише. В ней стоял стол, на котором покоилась большая либра в темном кожаном переплете. Ее края были скреплены застежками из покрывшегося патиной золота, а еще от корешка либры тянулась толстая цепь, конец которой был утоплен в стене.
– Зачем эта цепь, професса? – спросила я. – Неужели эта либра столь ценна, что ее держат на цепи, как раба-охранника?
– Эта либра ценнее всего, что есть в кастильоне вашего отца, доминика. Ибо это одна из пяти либр, что были написаны Первосвященником Великого Спящего, когда Тот еще не почил от дел Своих и давал людям Закон и Веру.
– О-о, – благоговейно протянула я. – Значит, цепь для того, чтобы либру не украли? А разве нельзя, допустим, цепь распилить? Или распаять, как наш лудильщик паяет олово? И украсть?
– Доминика! – голос менторши был строг. – Вас должно интересовать не то, каким способом можно украсть бесценный фолиант, а то, какие истины изложены на его страницах!
– Да, професса, – скромно потупилась я. – А когда мы начнем читать эту… святыню?
– Особам женского пола строго запрещено не то что читать, а и прикасаться к священной либре! – отчеканила професса. – Запомните это раз и навсегда. А теперь идемте со мной.
Поклонившись святой либре, мы отправились в другой угол комнаты, и здесь моя наставница сняла с полки толстый том в бархатной обложке цвета вареной свеклы.
– Это – Священная история, изложенная для чтения в кругу благородных дам. Вы должны понимать, доминика, что основу Веры и Закона составляют истины, осознать которые целиком человеческому разуму часто не под силу. Особенно это касается разума женского, ибо он слаб, поверхностен и озабочен суетными желаниями. Но Первосвященник и его ученики, ратуя за то, чтобы все люди знали Закон и Веру, повелел упростить высокое знание для понимания нашим косным умом. Присядьте, доминика.
Я повиновалась. Професса осталась стоять и пояснила:
– Книгу Священной истории следует читать лишь вслух и стоя, из благоговения к ней.
– Тогда я тоже встану…
– Нет-нет, сидите. Вам, пока вы не стали девушкой, можно сидеть.
Что значит – «стать девушкой», подумала я, но промолчала. Моя наставница немного помедлила, потом поцеловала край обложки и раскрыла либру. Она утвердила ее на подставке для чтения и начала:
– «В этом Истина, Вера и Закон, данные свыше Тем, Кто спал, и проснулся, и опять спит.
Истина в том, что до Пробуждения Великого не было ни начал, ни концов, ни времен, ни пространств, а лишь Ожидание. Великий же, пробудившись, создал и начала, и концы, и времена, и пространства, и узрел, что это благо. Четыре конца света Он создал: Север, Юг, Восток, Запад, и пятым создал Центр, ибо всё от Центра исходит, и к Центру возвращается. Великий создал Плоть и Силу, и Плоть Он сделал землею, а Силу – небом. И сказал: «Да будет на земле тот, кто соединит в себе и плоть, и силу». Прах земной Он совокупил с дождем небесным и создал из этой смеси человека, и нарек ему имя: Первый. И дал Первому власть над всем, что есть на земле, и что есть в воздухе: над всеми зверями и над всеми растениями. И Первый жил посреди острова, где не иссякало блаженство, и ежечасно славил Великого.
Шло время, и Первому стало одиноко и скучно на блаженном острове. Вся земля была в его власти, но не находил он покоя сердцу своему. И возопил он к Великому: «Почто сотворил Ты меня одиноким? Не избываю я своей тоски, ибо вижу, как всякий зверь и всякая птица имеют друга, спутника, я же – не имею». И Великий сказал: «Справедливы слова твои, но знай: сделал Я это лишь по тому одному, что ведаю, какое горе и разочарование может постичь тебя по обретении друга». «Да будет так!» – сказал Первый. – «Готов я терпеть и горе, и разочарование, лишь бы не быть на земле одному. Нет ничего страшнее одиночества».
Ничего не сказал Великий, ночью же, когда Первый спал, Он открыл грудь его, взял бьющееся сердце и отделил от него малую часть. Потом Он собрал росу с трав, аромат цветов, звездный свет и пение птиц и всё это смешал с частью сердца Первого. И так Он создал Первую, и благословил ее стать помощницей мужу своему, и нарек женой.
Наутро, узрев жену, Первый пришел в восхищение, ибо она была прекрасна, как аромат лилий, пение соловья, роса на лотосе и звездный свет. Сердце его потянулось к ней, воспламенилась плоть, и он познал жену свою, благословляя Великого, создавшего ее.