Ладожский ярл

– Признаю, Хельги-ярл, свою ошибку, – подошел он к шатру. – Думал, вряд ли нас поджидает подобное. Но как ты догадался?

– Я викинг, – просто ответил ярл. – К тому ж знаю, с чьими людьми имею дело. И… – Он усмехнулся. – И не боюсь показаться смешным и трусом. Если на пути имеется очень удобное место для засады – почему бы ей там не быть? Вот и подстелил соломки.

– Так вот зачем ты шептался с этим пастушком.

– Ну да. Я уговорил его подать нам знак, если заметит у брода что-либо подозрительное. Свернутая в туес береста подходит как нельзя лучше – и не вызывает подозрений, и хорошо заметна на темной воде.

– Ты очень предусмотрителен, ярл, – уходя, произнес Никифор. И добавил: – Совсем не так поступил бы обычный викинг. Совсем не так… И как вовремя ты предвидел эту засаду! Вот уж поистине, правы люди – Вещий! Чудны дела твои, Господи!

Глава 12

ФИБУЛА

Июль – август 865 г. Шугозерье.

Часто волкам

Достаются трупы, -

Пали сыны

Гранмара в битве.

Вот он, заяц! Ну, точно, его следы. Никуда теперь не денешься, серый. Дивьян осторожно раздвинул ветки – совсем рядом, за папоротниками, стоял на задних лапах ушастый, вполне упитанный зверек и лакомился вкусной корой яблони-дичка. Дивьян осторожно поднял лук, наложил тупую стрелу, чтоб не попортить шкурку – хоть и заячья, да все прибыток. Прицелился…

Вдруг что-то насторожило косого. Пошевелив ушами, он застыл как вкопанный, а потом, резко сорвавшись с места, исчез в густом подлеске. Пущенная отроком стрела ткнулась в дерево. Дивьян покраснел от обиды. Хорошо, Лада-чижа не видела, охотник называется, в зайца попасть не мог! Ну, серый… Да как же он догадался? Учуять не мог – Дивьян не дурак, подбирался с подветренной стороны, услышать – тем более, по мягкому мху отрок передвигался бесшумно. Может, почуял лису или волка? Хорошо бы лису, хотя, конечно, и рановато ее брать на мех, зимой надо. Волки? Отрок их не боялся, сейчас звери сытые, человека не тронут, много другой добычи найдется. Лось? Вот с кем встречаться не хотелось – если это место сохатый считает своим, вполне может забить копытами, удар у него ого-го, сильный! Дивьян прислушался – не хрустят ли кусты, раздвигаемые сильным лосиным телом? Нет, похоже, тихо. Все как обычно – жужжит шмель, пересвистываются в кустах птицы, где-то в отдалении стучит своим длинным носом дятел. Но что же… Чу! Отрок вздрогнул, прислушался… Показалось? Нет, точно: какие-то звуки, которых ну никак не должно быть в лесу. Стук… Так ведь – дятел. Нет, дятел не так стучит, поглуше, да и привычно, ни с кем не спутаешь. Этот звук – другой, звонкий. Вот, снова! В какой же стороне? Похоже, у пильтяцких болот. Глухое место, правда, клюквы да морошки там много, да и черники-ягоды. А зимой – глухари с рябчиками. В этой земле заканчивались охотничьи угодья рода Конди, и, если в полдень встать лицом к солнцу, по левую руку будут земли кильмуйских родов, а чуть дальше – людей с Паш-озера, по правую же руку – угодья Келагаста с Наволока, дальнего родича Конди. Очень дальнего, такого, что не прочь наложить лапу на чужие земли. Дивьян не очень-то доверял наволоцкому старосте. Тут, в здешних местах, границы меж угодьями весьма условны: вот, до пильтяцкого болота – земли Конди, а там, за леском, – кильмуйских, а на заход солнца – Келагаста. А чье болото? А леший его знает, ничье. Дальнее место, с какой стороны ни смотри – и наволоцким шагать далече, тем более – кильмуйским, а уж тем паче паш-озерцам. Да и сам-то Дивьян сюда редко захаживал, хватало и поближе дичи да грибов с ягодами. Сегодня вот занес леший, встал пораньше – заозерные силки проверить – пусты. Чтоб не возвращаться, решил пройтись немного, до Журчащего ручья – Пал-ойя, а и не заметил, как ушел дальше, почти до Леп-ойя – ручья Горелого. В старые времена был тут сильный пожар, до сих пор остались проплешины, вот и прозвали ручей Горелым. Приятно было идти по утреннему холодку, а вот сейчас жарковато стало – палит, палит солнышко. Да и пусть палит, надо ж хоть когда-то погреться, кезаку – июнь-месяц – дождливым выпал, да и начало июля. Ну, хоть сейчас, к елоку-августу, распогодилось.

Да, это от пильтяцких болот звук! Дивьян подумал немного и решительно направился туда, с ходу перепрыгивая узкие холодные ручейки, полные вкусной форели. Взгляд юного охотника примечал по пути все – и форель в ручьях, и рябчиков, и чернику, и первые появившиеся грибы, и орешник – орехов в этом году много будет, надо бы наведаться ближе к осени. Звук повторился где-то впереди – словно кто-то ударял по дереву колотушкой. Отрок похвалил себя – значит, правильное направление выбрал. Состорожничал – нырнул в низину, в папоротники, так пробирался, хоть и длиннее было. И не напрасно! Только высунул нос из папоротников, как тут же увидал человека – растрепанного парня, длинного и худющего, словно жердь. Парень, вооруженный короткой рогатиной и луком, сидел на поваленной ветром сосне и, время от времени вскакивая на вывороченные корни, настороженно осматривал округу, видно, караулил что-то.

Неслышно обойдя часового, Дивьян взобрался на раскидистую березу, выглянул, снова скрылся в густозеленой листве. Ага! Вот он – источник непонятного звука. Ну, конечно же, топор! Вырубка. Около десятка молодых парней валили лесины на бревна, сноровисто обрубали сучья, ошкуривали – тут же и ставили срубы. Работа шла споро – месяц-другой – и выстроят крепкую усадьбу, вон уж бревен-то заготовили – на частокол не хватит, а на избу – вполне. Но откуда они взялись здесь, в этих всегда безлюдных местах? Кильмуйские? Может быть, а скорее – Келагастовы! Ну, да – кому же еще? Недаром точил наволоцкий староста зубы на чужие земли, вот – и года не прошло после гибели рода старого Конди, а Келагаст уже здесь, ставит усадьбы на дальних подступах. На следующее лето уже и к Шуг-озеру переберется, если не остановить. Да как остановишь? Подпалить их, что ли? Хорошая мысль. Дивьян нащупал в котомке огниво и трут. А пожалуй что, и подпалить. Нечего по чужим землям хутора ставить! Хотя… с другой стороны, пильтяцкое болото – один леший знает, чья земля. А может, это и не Келагастовы вовсе? Посмотреть еще? Тогда поближе надо пробраться, на березе-то сидя, мало чего увидишь, а услышишь и того меньше. Вон вроде подходящий овражек.

Дивьян осторожно спустился с дерева, спугнув с ближайшей сосны белок, кинулся в овраг, прополз, притаился. Осторожно высунув голову, увидел в отдалении, на опушке, шатер – разноцветный, с вышитыми узорами – молотками, секирами, лошадьми. Над пологом шатра змеились черные, изломанные зигзагами буквицы, очень похожие на те, что были вырезаны на старом пне у Среднего озера и на камне у болота Чистый Мох. Руны! Варяжские руны – именно так называла такие буквицы Лада-чижа. Дивьян чуть не вскрикнул. Так вот это, выходит, кто! Вовсе не Келагастовы, а варяги! По рассказам – жестокие убийцы, может быть даже, это они, а не колбеги вырезали этой зимою весь род старого Конди? Если так – дело плохо. Полог шатра вдруг распахнулся, и наружу выбрался молодой варяг в необычной темно-коричневой рубахе, узкой и длинной, вышитой блестевшими в лучах солнца золочеными нитками. На поясе варяга висел меч в богато украшенных ножнах, с плеч ниспадал яркий густо-голубой плащ, выкрашенный явно не голубикой. Солнце палило немилосердно, варяг – синеглазый, светловолосый, красивый, с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой – сняв плащ, небрежно бросил его на папоротники. Отскочившая заколка-фибула, сверкнув в ярких лучах, укатилась в овраг. Дивьян протянул руку. Тяжелая, по-видимому золотая вещь, вся в рисунках, а посередине – две буквицы зигзагом, словно молнии. Сунув фибулу в заплечный мешок, отрок еще раз выглянул, приметив вышедших из лесу воинов в блестящих кольчугах – точно, не Келагастовы! – и осторожно пополз назад, запоздало подумав: а нет ли здесь собак? Судя по всему, собак не было, иначе б давно уж залаяли. Беспрепятственно выбравшись из оврага, Дивьян обошел с запада прозрачное пильтяцкое озеро и, выйдя лесом к Горелому ручью, направился вдоль него к дому. Кровь билась в его висках, а перед глазами кроваво туманилось страшное слово – «варяги». Безжалостные убийцы, грабители и насильники. Правда, к северу от Шугозерья жили на реках и мирные варяги – вполне достойные люди, но эти, случайно встреченные у пильтяцких болот, точно не были мирными! Зачем мирным людям столько оружия? И взгляд того высокого варяга, чья фибула, вовсе не был взглядом пахаря или охотника. Погруженный в свои думы, Дивьян перепрыгнул через ручей, выбирая дорогу посуше, и не заметил, как, забрав чуть правее, вторгся в кильмуйские земли. А может, и заметил, да не придал значения – в конце концов, кто знает, чьи тут были земли у этого затерянного в дремучих лесах ручья?