Страница 1 из 9
Пролог
Мороз такой, что окна заледенели намертво. Кое-как отскреб себе часть лобового стекла — все равно ни хрена не видно. Как в танке еду. Машина поскрипывает от возмущения, ее пушкой с утра отогревали. Домой бы сейчас, под одеяло. И девушку фигуристую, чтобы в одном белье у плиты оладьи пекла. А не вот это все, что началось в половину шестого.
А впрочем, зачем мне оладьи? Пусть не готовит. В трусах лишь бы красивых.
Даже музыка не радует, снова и снова зеваю. Где, интересно, сейчас люди знакомятся? Барабаню пальцами по рулю. В ночных клубах? Барах? В интернете? Каждый раз после долгой командировки жизнь словно с нуля начинаю. Жаль, красотки не падают с неба, я бы поймал. Ага, размечтался. Так не бывает.
Да, определенно точно — стопудово поймал бы и… нахрен эти оладьи!
Дорога пустая, колеи глубиной сантиметров пятнадцать, не хотелось бы потерять управление. Минус тридцать показывал градусник на выезде из города, а здесь, на трассе, кажется, еще холоднее.
Поэтому я изрядно удивляюсь, когда вижу припаркованный справа белый мерс, лямов примерно в четыре можно его оценить. Стоит себе, прогревается. Проношусь мимо на приличной скорости, и следовало бы продолжить путь, вот только… внутри скребет неприятное предчувствие. До ближайшей деревни километров сто, холод адский, у мерса двигатель заведенный, а значит — там люди.
Почему они стоят на месте?
Жму на тормоз, плавно сбрасываю скорость. Вырулить с колеи сложно, тачка недовольно буксует.
Если там какая-то парочка идиотов не смогла сдержать страсти и развлекается — головы, клянусь, оторву обоим!
Глава 1
Не спать. Спать нельзя ни при каких обстоятельствах. Стоит всего лишь на пару секунд прикрыть глаза на морозе, расслабиться и… И все. Нету больше человека. Не помню, где и когда такое вычитала, но сейчас предостережения всплыли в памяти удивительно четко.
Веки с каждой минутой будто свинцом наливаются, но мне всего двадцать шесть лет и я не собираюсь так просто сдаться.
Угораздило же встрять на этой бесконечной трассе! Одной. Зимой. Машине чуть больше пары лет, и за это время детка ни разу меня не подвела. Все бывает впервые: первая мастурбация, первый поцелуй, первая любовь, первая проколотая шина. За первое меня прилюдно отругали в детском саду, из-за последнего, видимо, даже отчитать не успеют. Родителей до слез жалко.
Связи нет. Вдоль трассы стеной тянутся высоченные сосны, припорошенные чистейшим снегом — глаза слепит. И тишина.
Прошло больше шести часов, как я тут одна-одинешенька, стрелка бензина давно легла горизонтально, мне остается только молиться. Все жду спасательных вертолетов, но что-то не видать их. Мимо пронеслись две машины, ни одна не остановилась.
Я пробовала дежурить на улице, но во-первых, там дико холодно, во-вторых — дело совершенно бессмысленное, потому что трафик не просто стремится к нулю, он реально нулевой.
Сперва я щедро грелась от печки, но минуты складывались в часы, а помощи все не было, и я догадалась, что подобное расточительство может стоить мне жизни. Теперь я завожу мотор каждые двадцать минут, чтобы не дать машине и себе заледенеть окончательно.
Последний час не чувствую пальцев ног и рук, ресницы покрылись инеем. Пробовала и двигаться, и разминаться, но холод настолько жгучий, что это не помогает. Мне страшно. Очень, просто до безумия страшно.
Кирилл, ну где же ты? Обещаю, что сделаю все, как ты хочешь. Никогда больше не стану с тобой спорить! Исполню любые желания, только забери меня отсюда! Вытащи меня, спаси! Вытираю слезы и шепчу: я уже часа два как на все готова.
Боже, если ты хочешь преподать мне урок, то я слушаю внимательно! И готова его усвоить, клянусь!
Да, мы разругались с моим парнем в пух и прах, я выбежала из его дома, села за руль и поехала одна в Красноярск. Пусть он злится на меня, бесится, но почему не поинтересуется, доехала ли? По хронометражу я давным-давно должна была быть дома.
В тот момент, когда я в очередной раз повторяю мантру: «не спа-а-ать», мимо проносится черный внедорожник. Со свистом! В своих мыслях я выскакиваю из машины, машу руками и кричу: «Спасите-е-е!» В реальности же едва дергаю рукой в его сторону и закрываю глаза. Слезы на ресницах ледяные.
Становится еще тише, чем прежде, — это двигатель вырубился.
Просыпаюсь внезапно от того, что кто-то теребит меня и жутко матерится.
— Девушка, эй! Девушка, ты живая?! Писец, мать вашу, как чувствовал, бл*ть! — меня трясут за плечи так сильно, что я открываю глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд.
Мне кажется, это Кирилл, я тут же улыбаюсь ему: какое счастье! Он, видно, кинулся меня искать, поехал следом, хоть и спустя столько времени. Увидел знакомую машину на обочине. Но полет моей романтической фантазии прерывает очередной поток отборный брани:
— Вот безмозглая, заледенела вся.
Голос низкий, абсолютно незнакомый. Я понимаю, что это не Кирилл, но радости от этого меньше не испытываю. Лишь нотка разочарования как укол в сердце: мне хотелось, чтобы меня спас именно он.
Незнакомец пытается завести машину, я подсказываю: «бензин закончился», — но почему-то вместо слов лишь тихо мычу. Он и сам это понимает, сгребает меня в объятия и вытаскивает из машины, куда-то тащит. Я не сопротивляюсь. Лишь мысль в голове — положит в сугроб, а машину заберет.
Но вместо сугроба он усаживает меня на заднее сиденье своего внедорожника, сам забирается следом. Здесь та-а-а-к тепло! Он снимает мои сапожки на рыбьем меху, быстрыми, точными движениями ощупывает ноги и руки, после чего расстегивает мой пуховик. На мгновение замирает, смотрит в глаза — они у него карие, обеспокоенные, и говорит:
— Я сейчас раздену тебя, ты не вопи, а по возможности помогай мне, поняла?
Киваю. Чего ж вопить, мы в тайге. Какой смысл? Он стягивает с меня примерзшие к телу джинсы, затем свитер, делает знак снимать лифчик, поспешно раздевается сам. Мои пальцы не слушаются, и он быстро и умело помогает освободить грудь.
В ответ на его действия я радостно киваю, по правде говоря, мне вообще все равно, будут ли меня насиловать, сейчас главное, чтобы он прильнул ко мне своим горячим телом. Боже, скорее же!
— Трусы можешь оставить, — говорит со смешком, когда я тянусь к своим розовым стрингам.
К моему огромному сожалению, телом он ко мне не прижимается. Вместо этого упаковывает в свои штаны, в которых тону. Они мало того что с начесом, еще и щедро согреты своим владельцем. Следом напяливает на меня свою флисовую кофту, на ноги — носки. Все теплое, и пахнет приятно. Сам мужчина остается в черном облегающем термобелье.
— Так, дальше, — говорит скорее себе, чем мне. Голос взволнованный, хотя движения четкие, ничего лишнего, никакой паники. Вручает мне термос: — Очень горячо, пей осторожно, поняла?
Да какой там! Хватаюсь за подарок обеими руками и жадно глотаю. Горло моментально обжигает, я кашляю, но зато по пищеводу прокатывается теплая волна счастья.
— Мелкими глотками пей, — командует.
Он кутает меня в одеяло, сверху набрасывает свой пуховик, растирает плечи. Некоторое время массирует ноги, после чего уступает мне свои горячие ботинки.
Наконец я начинаю оживать: появляется неуправляемый колотун, но это хороший знак, учитывая обстоятельства. Я снова чувствую пальцы на руках и ногах! Правда, чувствительность выражается болью. Она режущая, нестерпимая. Он обнимает меня и укачивает. «Все будет хорошо, потерпи», — шепчет почти ласково. Минуту я и правда терплю, а затем начинаю плакать, всхлипывать. Не хочу этого, но получается жалобно. Мне было так страшно, так одиноко, я думала, что замерзну там одна.
— Ну все, ладно, сейчас станет полегче. Слава Богу, что живая, такая белая была, я испугался. Как себя чувствуешь? Согрелась? — отстраняется и смотрит в глаза. — А ты красивая. Жалко было бы.