Девять возвращений [Повести и рассказы]

Михаил Коршунов

ДЕВЯТЬ ВОЗВРАЩЕНИЙ

Повести и рассказы

Каждая книга — это разговор автора с читателем. И бывают разговоры непростые, сложные, как часто бывает непростой и сложной жизнь. Михаил Коршунов как автор не избегает этих сложных разговоров с читателем, потому что только тогда наиболее активно и полно раскрываются характеры героев, выявляются их поступки, их стремления.

Основные книги писателя, вышедшие за последние годы для школьников, — «Когда замерзли дожди», «Две секунды света», «Антон прилетит завтра», «Школьная вселенная», «День веснушек».

Михаил Павлович Коршунов родился в 1924 году в городе Симферополе. Детство провел в Крыму и в Москве. Служил в Советской Армии. После демобилизации поступил в Литературный институт имени Горького и в 1951 году окончил его. Тогда и написал свою первую книгу.

ДЕВЯТЬ ВОЗВРАЩЕНИЙ

Повесть

Лена и Юра разговаривали на перемене.

— Ты какой-то странный.

— Период искажений.

— Ольге Борисовне по алгебре не ответил. А скоро собрание об успеваемости.

— Благоденствуйте, преуспевайте! — Это он сказал уже зло и отвернулся.

Подскочила Лена-жирафчик. Есть в классе еще одна Лена. Похожа на жирафчика. Глаза удивленные, ласковые. Ее любят и немножко жалеют, потому что любят ее все и никто не любит так, чтобы один. Чтобы больше других.

— Ефремова! Вера Николаевна вызывает!

Неужели в отношении Юры?.. Узнала об алгебре…

Журналом командует Лена, и журнал она никому еще не показывала. Возможно, Ольга Борисовна сама сказала. Надоело шутить, уговаривать Юру.

— Она у себя в кабинете.

— Иду.

Лене хотелось, чтобы Жирафчик оставила ее с Юрой. Но Жирафчик не уходила.

— Юрка, мне сегодня всю ночь на черном фоне красные синусы снились…

— Конкретное мышление.

— Правда?

Лена-жирафчик заморгала своими добрыми глазами и улыбнулась доброй, беззащитной улыбкой. Как на Жирафчика сердиться? Невозможно.

Лена пошла к директору школы. А Лену кто-нибудь любит так, чтобы больше других? Может быть, она сама, как Жирафчик… Только обманывает себя. И с каждым днем все упорнее.

Вера Николаевна сидела на валике дивана сбоку письменного стола. Совсем не по-директорски. Постукивала тоненьким карандашиком о край зубов. На коленях держала схему по внешкольной работе, что-то подчеркивала в ней карандашиком.

— Садись.

Лена села рядом на диван.

— Что у вас в классе?

Сейчас начнет о Юре!..

— В классе? Ничего, — на всякий случай ответила Лена.

— До сих пор не получили приборы по термодинамике, просьбу Василия Тихоновича не выполняете. С малышами не работаете, кроме Вити. На него всё навалили. И потом, кто пойдет в банк? На кого оформлять счет?

— Сережа пойдет. Ваганов. А приборы получим. Обязательно. Честное слово!

Лена обрадовалась — разговор не о Юре.

Вера Николаевна взяла со стола счет, вписала в него Сережу Ваганова. Передала Лене.

— Печать у Любовь Егоровны. Не забудь поставить.

Лена кивнула. Ей не хотелось сейчас говорить о Юре так, как могла бы с ней говорить о Юре Вера Николаевна. Она одна, пожалуй. И не только потому, что директор школы, но и еще почему-то. Лена это чувствует.

Таисия Андреевна теперь часто задумывалась: что же все-таки произошло у нее в жизни?

Причина была в Григории Петровиче, Юрином отце. Только в нем. В его неустроенности и даже в умышленном, преднамеренном желании, чтобы всегда была эта неустроенность. Иначе как было объяснить его поступки?

Не могла же она с ребенком — маленьким и в ту пору болезненным — ездить за Григорием, жить в палатках, землянках. Стоять у керосинки или примуса, рубить дрова, топить печи. И не потому, что никогда этого не делала, а потому, что сама заболела. И как-то устала после болезни — тяжелой, затяжной.

А Григорий не изменил своего ритма, несмотря на ее болезнь. Так ей казалось. Во всяком случае тогда.

Может быть, она оправдывается этим? Свой уход от Григория оправдывает, для него внезапный? А может быть, искала места в жизни? Благоустроенности, устойчивости? А вообще любила она Григория или вышла замуж за него из-за упрямства, потому что его любила другая?..

Совершая в молодости неясный поступок, не понимаешь, что все неясное — не исчезнет, не забудется. Не станет со временем ясным, убедительным. И никогда не думала, что придется встретиться с Верой. Даже попасть в какую-то зависимость от нее.

Сын очень беспокоит. Был маленький — легче с ним было. Взяла и ушла. Он ничего не понимал. А потом начал подрастать. Начал добиваться ответов на вопросы, для нее самой сложные и необъяснимые. А тогда ей казалось, что она всегда сумеет что-то доказать, убедить. И не скоро это должно было быть, когда-то там, в будущем, когда он вырастет.

К сыну приходят ребята. Витя, Сережа, Боря, девочки. Ребята хорошие, приятные. Только вот когда приходит Лена Ефремова, Таисия Андреевна не любит.

Дружба между Леной и Юрой Таисии Андреевне совершенно не нравится. Лена Ефремова выросла почти без родных, с одним дедом. Чрезмерно независимо держит себя, слишком самостоятельна. А Юра легко поддается влиянию, настроению. Стал каким-то резким, насмешливым, замкнутым.

Часто уходит из дому в комнату к Григорию Петровичу на Суворовском проспекте. И что он там находит интересного, в запущенной холостяцкой комнате, в квартире, где торчит соседка, выжившая из ума старуха, и ее внучка. Григорий Петрович — он ведь почти не бывает в Москве.

Неизвестно, что сделает доброго или плохого для Юры Вера Николаевна. Юра находится под ее непосредственной властью: характеристики, аттестация и все прочее. Если будет происходить что-нибудь совсем неладное, Таисия Андреевна попросит Григория поговорить с Верой. Не идти же самой?..

Пробовала перевести Юру в другую школу, чтобы изолировать от всяких влияний и разговоров. Не захотел. Ни за что! Неужели причина в этой девочке?

Летом Юру надо будет отправить в какой-нибудь современный лагерь «Спутник», где много молодежи, или еще лучше с Иваном Никитовичем в туристскую поездку. Это разумный план. И в другую школу, обязательно. Тоже разумный план.

Юра сидит над журналом «Наука и жизнь». Решает задачу, как привязать козу, чтобы она какую-то траву съела, а какую-то не съела. Свою… Чужую…

Мать поехала к врачу. Опять начались боли в суставах.

Ивана Никитовича тоже нет. Юра называет Ивана Никитовича — «Вано». Отправился открывать выставку зарубежных фотографов, художников или зарубежной книги. Симпозиум или конференцию.

Юра бросил козу и занялся инспектором Варнике. В каждом номере журнала инспектор Варнике совершает чудеса логического мышления.

«Хорошенькая история! — проговорил инспектор Варнике, выслушав фрау Пепперих, у которой только что украли гусей…»

Долго не звонит Лена. Затеяла прическу и возится. Будто нельзя пойти в театр без прически, как люди ходят в булочную. Майки Скурихиной влияние. Майка — это не Жирафчик, никакой тебе наивности.

Неужели Ольга Борисовна опять его завтра спросит? Пускай все оставят его в покое. И мать со своими разумными планами. Сама по плану жила? Какой же это план, если разошлась с отцом? А почему?

Отец ничего не говорит. Он мужчина. Юра это понимает. И не отец ушел от матери, а мать ушла от него. Отец не мог ее обидеть — это исключается. Он беззащитный, тихий. Снимет очки и сидит, грустно улыбается, смотрит на Юру. И Юра ни о чем его не спрашивает, боится обидеть. Встречаются они редко. Отец приезжает, чтобы уплатить задолженность за комнату и, может быть, повидаться с Юрой. Но об этом он тоже никогда не говорит. Но Юра так думает, потому что за отца надо думать и, очевидно, даже решать, если потребуется что-нибудь когда-нибудь решать.