Больно не будет

— Руки, блть, поднял! — орет на Ярослава вожак. Подходит и бьет прикладом по лицу, непонятно как, но бойцу удается устоять на ногах.

— Она не влезет в вертушку, отпусти ее. Не бери такой грех, — Ярослав обращается исключительно к вожаку, полностью игнорируя остальных.

— Пока летит вертолет, я ее трахну, а? — стонет психованный, выпрашивая у босса. — Какая уже разница? В тюрьму я больше не сяду! Либо мы валим, либо нас пристрелят как собак! Хотя бы напоследок… Такой у меня еще не было. Ну? Возьмем этого, раз он тебе нравится, — кивает на Ярослава, сплевывающего кровь.

Ответный мимолетный взгляд бойца надо видеть, но тот быстро берет себя в руки.

Вожак мешкает, решая, как поступить. Я в полном ужасе. Умом понимаю, что сейчас главное — выжить. Насилие не смертельно, но, Господи… Как пережить-то?!

Глава 3

Ярослав читает панику на моем лице, я шепчу: «умоляю», он сглатывает и произносит:

— Послушай, — его невозмутимость сбоит. — Не вешай на свою команду, — он специально заменяет слово «группировка» на более мягкий синоним, — насилие. Вам оно не надо. Эй, посмотри на меня, Игорь, оно тебе не надо. Ты же не по этой части. Заберем деньги и золото, долетим до одного секретного места… Если вы ее отпустите, я научу. Слово даю. Подскажу, как добраться до Абхазии, оттуда уже куда угодно! Зачем нам всю жизнь оглядываться? Ты ведь не из этих? Посмотри, ей еще восемнадцати нет. Девочка же.

— Сколько тебе лет? — спрашивает вожак.

У меня нет голоса, я пытаюсь сказать семнадцать, но только хриплю. Ошарашенно киваю головой, поддерживая легенду Ярослава. Мне двадцать два.

— С какой стати тебе помогать нам?

— Думаешь, я просто так вызвался? Я что, похож на сумасшедшего? Самому осточертела служба, а из страны не выпускают. Свалим вместе! Шанс есть, и хороший! Поделитесь наваром.

— Один разок, а? Я быстро, — мечется психованный, крепко держа меня за талию. — Убьют ведь, чую, что убьют. Врет этот мент!

— Договор был, чтобы всех отпустили. Я же пришел, отпусти ее. Скажи, чтобы он ее отпустил. Я здесь, она не нужна, она не влезет в вертушку. Что с ней делать? Зачем она? — Ярослав обращается исключительно к вожаку, остальные орут наперебой. И без того напряженная атмосфера продолжает накаляться. Ярослав бросает быстрый взгляд на меня, и я понимаю, что придется. В этот момент нас с ним в целом мире существует только двое.

И я киваю ему. Дескать, я готова. Справляюсь. Надо выжить. Только бы выжить. Его глаза дикие, впервые на лице отражается какая-то сильная эмоция, он тут же ее прячет.

Он пришел, чтобы вытащить меня невредимой. Но у него не получается.

Это моя ошибка — я подняла глаза, я спровоцировала. Придется расплатиться. Я киваю Ярославу еще раз, теперь решительнее, кусая губы, пытаясь перестать трястись.

Купила сережки…

Ярослав стоит, приподняв руки вверх, на него направлены сразу три дула огнестрельного оружия. Его взгляд мечется по комнате.

— Быстро, — рявкает вожак, не отрывая глаз от фигуры бойца. — А ты только дернись.

— Он покалечит ее, — говорит Ярослав с нажимом, я вижу, как сильно он напряжен. — Или вообще придушит. Тогда ничего не получится.

— Он будет осторожен, — командует вожак.

Психованный дергает меня в сторону. Хоть бы увел в соседнее помещение, чтобы никто не видел… в этот момент мне наперерез выходит другой грабитель:

— Я первый!

— Чего?! — орет психованный. — Ты вообще хотел ее отпустить!

— Если мы все равно сваливаем из страны, то похрену.

Все снова катится к черту! Был чудовищный план, но хотя бы план… меня дергают за руку в другую сторону, я падаю на колени, под крики вожака эти двое начинают драться между собой. Все на нервах и ведут себя неадекватно. Я не могу понять, откуда это иррациональное желание спариваться в экстремальной ситуации?!

— Чертова сука! — орет вожак и направляет на меня пистолет. — Нет суки, нет проблемы!

Ярослав совершает техничное движение вперед и выбивает оружие из его рук. Сбоку от меня психованный падает замертво.

— Ложись, снайпер! — кричит Ярослав мне.

Я закрываю глаза и сжимаюсь в комок. Происходящее дальше — оглушает: крики, выстрелы, удары! Звон разбитого стекла! Еще и еще!

Я не понимаю, что происходит. Я просто зажмуриваюсь и замираю. Даже визжать не получается! И только через несколько мгновений осознаю, что лежу на полу, придавленная к земле обнаженным большим телом. Мужчина меня обнимает со всех сторон, прикрывая как щитом от происходящего кошмара. Вокруг пыль, крики, беготня! Я полностью дезориентирована, знаю только, что он меня защищает. Вцепляюсь в его плечи, вонзаюсь в них ногтями, едва отдавая себе отчет, что, должно быть, причиняю боль.

Следующая мысль — он дышит. Значит живой, Господи! Я плачу, радуясь, что стрельба закончилась, а мы оба дышим. По моему лицу текут слезы.

Мой спаситель живой, я купаюсь в его запахе — запахе безопасности. Когда через несколько мгновений его пытаются от меня оттащить, я кричу как сумасшедшая, цепляясь за него руками и ногами. Дикая раненая кошка на грани между жизнью и смертью. Сражаюсь из последних сил, брыкаюсь, дерусь. Я не могу остаться без него, он мой щит, мой герой! Он… единственный, кто на моей стороне! Во всем мире!

А потом я вижу кровь. Она повсюду. На нем, на моих руках…

— Все хорошо, девочка, — меня поддерживает боец спецназа с надписью «СОБР» на груди и в жуткой маске с изображением паука. В прорези я вижу голубые обеспокоенные глаза. Уверенный низкий голос продолжает: — Все закончилось. Ему нужна помощь, он ранен. Ты в безопасности, ты умница, справилась. Позволь дальше медикам делать свою работу.

Глава 4

Даже в детстве мне не уделяли так много внимания, как в эти дни. А ребенком я была избалованным, папиной принцессой. Потом отца уволили с высокой должности, доходы резко упали, а жизнь изменилась.

Со мной разговаривают врачи, психологи, полицейские. Пытались и журналисты, но я отказалась давать интервью. По первым же вопросам догадалась, к чему они клонят — им нужно за что-то зацепиться, чтобы раздуть скандал. А я не в том состоянии, чтобы ловко лавировать между скользких тем и взвешивать каждое слово. Штурм пошел не по плану, начался в тот момент, когда заложница все еще находилась в здании, я могла попасть под раздачу.

А еще я поняла, что никакого вертолета не было. Не было летчика-самоубийцы, согласившегося вывезти непредсказуемых преступников из города. Не было приказа идти на уступки.

Спецназ готовился к штурму. Вожак был не так прост, а после недавнего случая, когда мирный переговорщик ликвидировал террориста, и вовсе не доверял якобы милым психологам.

Бойцам нужно было поднять жалюзи, чтобы смог работать снайпер. И по возможности освободить побольше людей. Каким-то образом они выяснили о пристрастиях вожака, выбрали парня, который в его вкусе. Попытались обыграть.

Смело, абсурдно! Он вызвался сам.

Если бы штурм начался, когда мы все находились внутри, процент выживания был бы явно ниже ста.

Я честно рассказала, как все было, — и врачу, и начальнику Ярослава, солидному мужчине по фамилии Тодоров. Да, следовало бы скрыть факт моей глупости. Мне велели смотреть в пол, но я не послушалась. И он за это пострадал. В ходе драки он получил сотрясение, двойной перелом нижней челюсти, на которую пока наложили шину и которую планируют прооперировать через пару дней. Прогнозы благоприятные, после всех манипуляций и реабилитации он сможет говорить и кушать твердую пищу. Хоть бы это так и было!

Руководству Ярослава понравилось, что я не стала выгораживать себя, — наоборот, старательно оправдывала их спеца, требовала его наградить. Мне разрешили его навестить в больнице, где я столкнулась с его родителями. И снова все честно рассказала. Они имеют право знать, что их сын — герой.

Если отец отнесся с пониманием — он тоже при погонах, то мама выволокла меня за волосы из палаты и пожелала всего самого страшного. Она была на эмоциях, я ее не виню.