Страница 23 из 41
У меня были разные мужчины. Некоторые из них могли похвастать и опытом, и умением. Во всяком случае, до этого момента я была в этом уверена. Но когда Ромка просунул свой язык в вагину и стал вылизывать меня изнутри, у меня закатились глаза и судорожно сжались пальцы рук. Я прожила тридцать пять лет и не подозревала, что мужской язык способен доставлять столько удовольствия. Господи-боже-мой!
Сначала наслаждение взорвалось у меня между ног, потом полыхнул мой бедный мозг. Перед глазами плыли разноцветные круги.
— Ромка-а-а-а, — простонала, выгибаясь под его руками.
Последняя волна захлестнула и схлынула, оставляя полную опустошённость. Глаза ни в какую не желали открываться. Кажется меня уносило в сон, но у Ромки были другие планы.
Не особо церемонясь, он перевернул меня на живот, подтянул к себе и резко вошел. Сонливость с меня как ветром сдуло. Еще мгновение назад я была похожа на уставшую медузу, а теперь толкалась бедрами навстречу Ромке, пытаясь насадиться на его член как можно глубже.
Ромка дернул меня вверх, поднимая и прижимая к своей груди.
— Я опять забыл резинки, — прохрипел мне в ухо.
— Черт с ними, — я укусила его за губу, не позволяя отстраниться.
Ромка, умничка, не стал терять время на выяснение подробности. Он лишь ускорил темп, вбиваясь в меня в сумасшедшем ритме. Кончили мы одновременно и упали на кровать, задыхаясь.
— Анька, ты просто космос, — протянул Ромка.
И эта избитая и, что греха таить, пошлая фраза прозвучала неземной музыкой. Он скатился с меня и устроился рядом, на животе. Я глянула на его спину, покрытую красными, набухшими царапинами. Кое-где уже стала выступать кровь. Смотрела и никак не могла поверить, что это я несколько минут назад, изнывая от удовольствия, располосовала мужскую спину, как свихнувшаяся мартовская кошка.
— Ты как? — спросил Ромка, по-своему расценив мое молчание.
— Я умерла, — облизав сухие губы, ответила ему.
— Нет, я против. Я не собираюсь трахать труп.
— Возможно, я оживу через какое-то время.
— Оживай скорее, — Ромка поднялся с кровати и накинул на меня одеяло. — Я в душ. Когда выйду, хочу видеть тебя живой.
— Боюсь, что так быстро я не смогу — честно ответила ему.
— Тогда я буду как принц, приводить тебя в чувство сексом.
— В сказке речь шла о поцелуе, — вяло возразила я.
— А я принц — извращенец, — хохотнул Ромка и пошел в душ.
Этот принц — извращенец оказался еще выносливым и к занятиям сексом подходил с выдумкой. К утру в моей квартире не осталось ни одной горизонтальной поверхности, которую бы мы не осквернили разнузданным сексом.
Когда стало светать, мы без сил повались на кровать. Мышцы ныли, внутри все горело, а голова была абсолютно пустой.
— Еще один разок и можно отдохнуть, — Ромкина рука легла мне на грудь.
Он шутит? Я приоткрыла глаза и посмотрела на новоиспеченного любовника. Судя по тому, что увидела, не шутил. Вполне себе был готов еще на один заход. Вот что значит двадцать пять лет, сил немеряно.
— Иди к черту, — слабо прошептала в ответ.
— Устала? — заботливо спросил Ромка и, дождавшись моего кивка, сжал сосок и продолжил: — А ты лежи, отдыхай. Я сам все сделаю. Буду доставлять тебе удовольствие.
— Мне или себе? — фыркнула в ответ.
— А-а-а-а-анька, — протянул он, — только не говори, что все свои сто сорок три оргазма ты ловко имитировала! Такой удар по моему самолюбию, я не переживу.
— Иди к черту, — повторила. — И вовсе не сто сорок три. Все ты врешь.
— Ага, — рука скользнула ниже, погладила живот и удобно устроилась на лобке, — сорок три, уговорила. Так что, имитировала?
Очень хотелось ответить что-то ехидное, чтобы перестал так самоуверенно улыбаться. Но пальцы нырнули между половых губ, мазнули по клитору и опустились еще ниже.
— Все сорок три раза, да, Анька?
Указательный палец скользнул внутрь, задвигался, надавливая на стенку влагалища.
— А если имитировала? — спросила, стараясь говорить как можно спокойнее и демонстрируя из последних сил, что все Ромкины движения мне по барабану.
Почему-то в этот момент было важно сбить с него спесь.
К указательному пальцу присоединился средний, лаская изнутри. Еще минуту назад у меня не было сил даже говорить, а сейчас я отчетливо ощутила, как увлажнилась промежность. Ромка тоже не мог это не заметить, улыбнулся уголками губ, расположил свою ладонь так, чтобы большой палец надавил на клитор, а средний и указательный легли на чувствительную точку влагалища и чуть надавили. Я выгнула спину и с трудом подавила стон удовольствия.
— А сымитируй еще пару раз, а? — предложил Ромка, вынимая из меня пальцы и демонстративно их облизывая. — Я, пожалуй, тоже сымитирую.
Моя рука сама собой легла на твердый член. Ага, сымитирует он, как же. Сжала пальцы, передернула. Ромка двинул бедрами, возвращаясь к прерванным ласкам.
— О, утренний петтинг, — потянулся с поцелуем. — Одобряю.
Пальцы во мне задвигались в каком-то непонятном, но очень правильно ритме. Я подхватила его, оглаживая член. Ромка зашипел мне в губы:
— Как дети.
Лизнул шею. Я лично себя ребенком не ощущала совершенно.
— Дурак, — ответила и потянула его к себе ближе.
Сил по-прежнему не было, а вот желания уже — хоть отбавляй.
— Имитируй, — потребовал Ромка, усиливая поглаживания.
— К черту.
И совершенно непонятно было, кого я посылаю: Ромку с его неугомонными ласками или перетруженные мышцы. Мужские пальцы снова двинулись, словно перебирая струны у меня внутри, и я решила: все-таки мышцы.
12
Я ринулась с эти отношения со скоростью и упорством мотылька, летящего на свет лампы. И, если уж продолжать энтомологические сравнения, завязла в них, как пчела в меду.
Поначалу было так сладко, я не замечала, что меда с каждым днем становиться все больше и больше, и я тону в нем без надежды выбраться.
Потихоньку Роман стал перебираться жить ко мне.
Звонок в дверь. Открыла. Он стоял на пороге, в одной руке роза на длинном стебле, в другой новая зубная щетка в упаковке.
— Привет! Я к тебе с вещами.
Ромка вытянул руки, демонстрируя цветок и щетку. Я пропустила его в дом, не сдержалась и выглянула за дверь. Почему-то казалось, что на лестничной клетке стоит пара чемоданов с этими самыми вещами. Ромка проследил мой взгляд, расцвел лукавой улыбкой от уха до уха.
— А где вещи?
— Вот, — он помахал перед моим носом руками.
— Это все? — спросила, не зная, как реагировать.
Шутка? Или он серьезно?
— Ах, да! — Ромка всучил мне розу. — Забыл.
Из кармана пиджака достал тюбик зубной пасты.
— И еще это!
— Я не дам тебе пользоваться своей бритвой! — предупредила по дороге в гостиную.
— Эту фразу должен говорить мужчина, — раздалось из ванной.
— Почему?
— Ну, как тебе объяснить, чтобы необидно? — он вошел в гостиную, плюхнулся в кресло. — Нужно очень хорошо относиться к даме, чтобы разрешить ей брить письку бритвой, которой сам бреешь лицо.
— Я не брею письку, — возразила ему.
— Знаю. Ну, ноги.
— И ноги не брею.
— Звучит жутко, — рассмеялся Ромка.
— Ты чего заливаешься?
— Да вот, представил тебя волосатую.
— Иди ты, — я тоже засмеялась.
— А что? Это сейчас модно.
— За такой модой я не гонюсь. Ты, вроде бы, тоже?
— Волосатые женские ножки и прочие сады Придонья? М-м-м-м, прелесть, — продолжал веселиться Ромка.
— Возбуждает? — я встала с намерением сделать чай и пару бутербродов.
— Невероятно, — он перехватил меня, усадил к себе на колени, провел рукой по голым ногам. — Гладенькая, фи!
— Вот и хорошо, — выкрутилась из его объятий. — Я пошла, перекушу. А ты постарайся как-то свыкнуться с мыслью, что красота а-ля натюрель в этом доме тебе не светит.
Вышла на кухню.