Страница 57 из 67
— Да что вы тужите? — начал утешать их бедняк. — Зачем вам какая-то одежда? Ведь вы же сами говорите, что завтра конец света.
Что на это возразишь старику-бедняку?!
Долгое время, говорят, воры стояли перед ним нагишом, раздумывая, кто же над кем пошутил: они над простаком-бедняком или бедняк над ними… Даже мясо есть расхотелось.
«КТО УВИДИТ ХОРОШИЙ СОН, ТОМУ И ГУСЯ»
дин богатый человек задумал в воскресенье поехать на базар. А до базарного села было далеконько и приходилось брать в дорогу какую-нибудь провизию. У богача было много всякой скотины и домашней птицы: тысяча коров, тысяча лошадей, тысяча свиней, столько же гусей, уток, кур. Вот он и думает: неплохо бы взять в дорогу гуся, но если зарезать одного гуся, то останется девятьсот девяносто девять — нехорошо, неровный счет. Как же быть? Что делать?
Ближним соседом богача был поп, у которого скотины и всякой другой живности насчитывалось столько же, сколь и у богача. И поп, собираясь в воскресенье на базар, тоже раздумывал: неплохо бы зарезать на дорогу утку, но ведь тогда останется девятьсот девяносто девять уток — негоже, неровный счет. Что делать? Не спросить ли у соседа, может, он что-то присоветует?
Идет поп к соседу-богачу и говорит:
— Собираюсь, кум, поехать в воскресенье на базар, но никак не придумаю, что из провизии взять на дорогу.
Богатому соседу такие речи — маслом по сердцу.
— Вот и я тоже, — отвечает он, — думал-думал, а ничего не надумал. Можно бы зарезать курицу, но ведь тогда останется девятьсот девяносто девять кур — неровный счет.
— А может, так сделать, — предложил поп. — Я слышал, собирается на базар крестьянин Метри, а лошади у него нет. Вся домашняя живность у него состоит в одном гусе. Так вот, пусть он зарежет его для ровного счета, а мы за это возьмем Метри на базар.
Пошли они к крестьянину Метри. Зашли в избу, говорят:
— Ты зарежь своего гуся, и мы возьмем тебя на базар.
Почесал в затылке Метри, подумал. Жалко гуся, но собирался он на базар за деревянными кадками для солений, а на себе их не донесешь. Волей-неволей пришлось согласиться.
Наутро поехали трое соседей на базар. Каждый купил, что ему надо, уложили покупки на подводу и отправились в обратный путь.
В пути их застала ночь. Пришлось остановиться на ночлег прямо в поле. Метри начал варить гуся.
— Когда он еще сварится! — сказал поп. — Не лучше ли нам сейчас лечь спать, и кто увидит хороший сон, тот один съест гуся, а кто увидит плохой, останется голодным.
Оставили гуся довариваться-дожариваться в котле над костром, а сами легли спать.
Просыпаются утром, поп и говорит:
— Ну, красивый сои я видел! Будто поехал на базар и купил золотую узду, надел эту узду на лошадиную голову — вся лошадь стала золотой и взмыла вверх. Так очутился я на седьмом небе. Там золотая лошадь меня оставила одного, но тут же вернулась и протянула мне тысячу рублей. Я обрадовался, взял деньги, опять вскочил в седло и начал спускаться на землю, чтобы на земле взяться за жареного гуся.
После попа начал рассказывать свой сон богач:
— Я тоже во сне ехал на золотом коне. Ехал следом за тобой, но мой конь дал мне в три раза больше денег.
Крестьянин послушал своих соседей да и говорит:
— А я во сне сколько ни гнался на своей лошади за вами, не сумел догнать и повернул обратно. Видя, какие большие деньги вам перепали, я подумал, что при них вы не будете голодать, и когда приехал сюда, один съел гуся.
Богач с попом сначала посчитали, что Метри шутки шутит. Но когда подошли к котлу, то увидели на дне его одни лишь косточки от гуся.
КАК КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН СОДРАЛ КОЖУ С ПОПА
одной деревне жили старик со старухой, и было у них трое сыновей. Старшего звали Тунгай, среднего — Тарал, а младшего — Ахвандюк.
Сыновья выросли, и пришла пора их женить. Сначала поженили Тунгая, два года спустя — Тарала. Тесновато стало в избушке, да и едоков прибавилось. И родители сказали своим сыновьям:
— Семья наша большая, а живем мы скудно. Идите-ка, поищите работу.
Тунгай, как старший, отозвался первым:
— Пойду и у кого-нибудь с годик поработаю.
Отправился он на поиски работы и пришел в большой город. Бродит по базару, встречает попа и спрашивает у него:
— Батюшка, не нужен ли тебе работник?
— Работник как раз нужен, — отвечает поп, — но у меня такое условие. В течение года будешь делать все, что я скажу, и — не сердиться. Кто первым из нас рассердится, с того сдирается со спины кожа в три пальца шириной; ты рассердишься — сдеру с тебя кожу, я рассержусь — ты сдерешь с меня. Ну, а если все будет хорошо — плата за год работы триста монет. По рукам?
— По рукам, — согласился Тунгай.
Пришли к попу домой. Поп ведет работника во двор и говорит:
— Будешь ухаживать за скотиной. Ее у меня немного: жеребец да кобыла, бык да две коровы, тринадцать овец да десятка два ягнят. Вот и все. Работа не трудная.
Начал Тунгай работать у попа. И все бы ничего, но никак не удается ему вывезти весь навоз со двора — уж очень много наваливал попов бык; вывезешь воз, а он уже приготовил два воза, вывезешь два — а в стойле у быка три, если не четыре. Бился, бился Тунгай — не берет его управка, не успевает за быком убирать. Пришлось идти к попу и сказать:
— Я сержусь, батюшка.
— Коли так, — отвечает поп, — снимай рубаху и ложись вон на лавку: кожу со спины буду сдирать.
И поп содрал полосу кожи шириной в три пальца.
Тунгай без копейки денег вернулся домой. Дома удивились такому скорому возвращению и спрашивают работника:
— Что ты так скоро вернулся?
— Заболел я, — соврал Тунгай. — Чирья на спине выскочили и никак не проходят.
— Что ж, если так, — говорит средний брат Тарал, — мне надо идти поискать работу.
Пошел Тарал в тот же город, явился на тот же базар и встретил там того же попа.
— Не знаешь, батюшка, не нужен ли кому работник? — спрашивает он попа.
— Я сам ищу работника, — отвечает поп. — Так что, если хочешь, иди ко мне. Работа не тяжелая: надо только ухаживать за скотиной да вывозить из-под нее навоз. А плата хорошая: за год можешь заработать триста монет. Правда, при том условии, если ты на меня не рассердишься. Кто первым рассердится, с того — ремень кожи шириной в три пальца со спины. Если ты рассердишься на меня, сдираю твою кожу со спины и выпроваживаю без копейки; если я рассержусь на тебя, сдираешь мою кожу, до срока получаешь триста монет и убираешься восвояси.
— Ладно, — говорит Тарал. — Я согласен.
Начинает он работать у попа. Работает день, работает два. И все бы хорошо, но никак не успевает убирать навоз за быком. Чем больше убирает, тем больше его накапливается. Идет Тарал к попу в дом и говорит:
— Я сержусь, батюшка.
Поп и со второго брата содрал кожу и выпроводил без копейки.
Стыдно Таралу возвращаться домой, а делать нечего.
Пришел и, не дожидаясь расспросов, сказал, что он, как и старший брат, заболел.
Ахвандюк, услышав про болезнь, рассмеялся:
— Такие здоровые мужики и вот, на тебе, один за другим расхворались.
Надо бы Таралу обидеться на младшего брата, да что с него, дурачка, взять, его слов все равно никто всерьез не принимает. Еще с самого детства считалось, что старший и средний братья умные, а младший не то, чтобы дурак, но близко к этому. Поэтому отец с матерью и не стали посылать его на заработки: уж если старшие вернулись ни с чем, что ждать от недоумка младшего?
Ахвандюк вызвался сам:
— Пойду и я поищу работу. Авось-небось!
Пришел он в тот же город, встретил на базаре того же попа и нанялся к нему в работники.
Убирает Ахвандюк с попова двора навоз и никак дочиста убрать не может. Только вывезет воз из-под быка, а там уже два, а то и три воза. Из сил выбился парень. «Так я долго не протяну, — думает Ахвандюк. — Надо что-то придумать».