Страница 2 из 16
– Она крепко спит, поверни ей рыло удилищем, тогда осиляешь, – поучал меня кто-то из ребят.
Не веря своим глазам, я концом удилища осторожно отодвинул голову щуки от бревна. Рыба лежала, теперь неподвижно посередке между бревнами. Только грудные плавники ее задвигались.
– Силяй быстрее – проснулась!
– Сейчас сиганет под бревна! – торопили меня ребята.
Я рванул удилище вверх. На его конце беспомощно билась щука!
Прыгая с бревна на бревно, подбежал Ленька с куканом. Едва мы надели мою добычу на кукан, как Леньку стали звать на другой конец плота, там тоже поймали щуку.
Впрочем, рыбалка не обошлась и без слез. Ленька, самый младший из нас, все время бегал по плотам от одного рыбака к другому и помогал надевать на кукан щурят. Вдруг мы услышали громкий плач. Оказалось, крупный щуренок схватил Леньку за палец и стиснул челюсти в мертвой хватке. Мальчуган орал, тряс рукой, а у него на пальце болталась рыба. Показалась кровь. При виде ее Ленька заорал что есть мочи.
Мы побросали удилища, окружили Леньку, но разжать щучьи челюсти не могли.
Наши испуганные голоса и вопли Леньки разбудили сторожа. Он вылез из низкого шалаша, пятясь задом, разогнулся, жмурясь от солнца, и не торопясь зашагал по бревнам. Мы расступились и стихли.
– Чаво, озорники, натворили? Дай суды руку, тебе говорю!
Ленька протянул дрожащую руку, давясь слезами.
– Ляжь на бревно!
Сторож схватил руку Леньки и сунул в воду. Щуренок сразу отпустил палец и нырнул.
– Теперя марш отседова, варнаки! Ишо нырнете промеж бревен, не дай господь. Ну?!
Мы дружно брызнули с плотов, едва успев прихватить удилища и кукан с рыбой. А вдогонку неслось уже по моему адресу:
– А ты, верзила, боле всех, жених скоро, с имя силяешь! Я вам посиляю вдругорядь!
С горы по взвозу спустилось стадо коров. Они зашли по колено в воду, долго пили, а потом лениво побрели обратно в гору. Пастуха с ними не было.
Возможности подняться в гору по крутому взвозу «за казенный счет» упускать было нельзя. Мы бросились догонять коров. Каждый ухватился за коровий хвост. Удилища забарабанили по бокам медлительных животных. Откинувшись назад, мы только переступали ногами, а коровы тащили нас за собой по всему длинному взвозу.
Домой я пришел как раз к обеду. Мать уже вернулась из детского приюта, отец – из города. Крепкий и рослый, по-мужицки красивый, с бородой и усами, никогда не знавшими бритвы, он быстро и умело распрягал лошадь. Я бросился ему помогать и с восторгом рассказывал, как мы ловили щук. О коровах я, конечно, умолчал.
В годы моего детства любимым занятием мальчишек была игра «в индейцев». На заимке было раздолье для засад на «бледнолицых», для набегов на огороды фермеров (родителей) и езды верхом на мустангах (на прутьях). Ходили мальчишки «по-индейски»– гуськом друг за другом, старательно выворачивая пятки, озираясь и в любой момент ожидая воображаемого нападения…
Однажды, когда я уже учился в реальном4, отец привез на заимку на воскресенье весь наш первый класс. Ребят разделили на два индейских племени, и весь день прошел в Куратовском бору в различных индейских играх.
На берегу пруда в дальнем углу заимки мы построили вигвам, покрыв его шкурами буйволов (старым брезентом).
Как-то отец разрешил мне с одноклассником Борисом Пушкаревым ночевать в нашем вигваме одним, без взрослых. Несмотря на возражения матери, под вечер он перенес в наш шалаш постели, продукты и посуду, а сам ушел домой. Мы сразу вообразили себя индейцами!
– Бурый Медведь, великий вождь славного племени делаваров, не сделать ли нам книгу посетителей на берегу пруда и около вигвама? – с важным видом обратился я к Борису.
– Ты мудр, Серый Волк, вождь бесстрашного племени дакотов, снимем мокасины и за дело!
Мы сняли ботинки и бегом начали таскать старым ведром сырую грязь из пруда. Из нее мы нашлепали несколько площадок. Конечно, на них оставят следы все, кто побывает здесь ночью.
Одно важное дело было сделано. Между тем солнце низко опустилось над бором.
– Бурый Медведь, не пора ли нам заняться ужином? – спросил я солидно, как подобает вождю, посасывая прутик с надетым на конце юрком от ниток. Я передал эту «трубку мира» Борису. Он помолчал, как полагалось, пососал прутик и посмотрел на солнце. Я ждал. Наконец он произнес:
– У нас есть вареное мясо оленя, которое мы отобрали у бледнолицых, я могу вскипятить кофе, если великий вождь Серый Волк сходит за хворостом.
– Уф! – воскликнул я в ответ и отправился в лес – то бегом, то шагом, как воин в походе, чтобы не уставать.
Ужин в лесу у костра, впервые в жизни без взрослых, запомнился мне надолго. Быстро стемнело. Мы улеглись в вигваме на постели, но уснуть не могли и молча лежали, прислушиваясь к ночным звукам леса. Где-то в бору кричала сова, около пруда затянул свое нескончаемое «ррррр» козодой. Азартно квакали лягушки. Все эти голоса нам были хорошо знакомы. Но все же обоим было как-то тревожно, не по себе. Впрочем, никто из нас не предлагал убежать домой.
Вдруг какой-то тяжелый зверь прошагал мимо нашего шалаша к пруду. Мы затихли под одеялами.
– Кажется… медведь… – прошептал Борис.
– Молчи, дурак… услышит, – прохрипел я из-под одеяла.
На пруду раздались всплески, и громкое ржание неожиданно возвестило, что это лошадь прошла мимо нас. В ответ ей с горы заржала вторая наша лошадь.
– Это Гнедко распутался и приходил пить, – пояснил я и вылез из-под одеяла. – Где у нас топор? – Я с усилием овладел собой и старался говорить без дрожи в голосе, но это плохо удавалось.
– У нас нет топора, – донесся из-под одеяла голос Бориса.
– Я хотел сказать – где томагавк? – поправился я.
– Он остался около костра…
– Борис, принеси его!
– Здесь нет никакого бледнолицего Бориса. К кому ты обращаешься?
– Великий вождь делаваров, принеси томагавк!
– А, почему это должен сделать Бурый Медведь, а не Серый Волк?
– У меня разболелась нога… Да я и не знаю, где ты его положил, еще не найду в темноте. Может быть, Бурый Медведь боится? Тогда я…
– Уф! – раздалось в ответ. Борис с большой неохотой вышел из шалаша и вскоре с нервной торопливостью ворвался обратно.
– Томагавк будет у входа… Кто полезет – останется без скальпа! – мрачно заявил Борис и залез под одеяло.
Топор сделал нас храбрее, и вскоре мы оба уснули.
Утром ночные страхи были забыты. С первыми лучами солнца мы побежали на пруд умываться. На «книге посетителей» оказались следы коня. Он прошел по ней к пруду и обратно, растоптал и перемешал грязь с землей. Около вигвама мы обнаружили на грязи следы мужских и женских ботинок: это родители приходили поздно вечером, убедились, что мы спокойно спим, и вернулись домой.
Помню Барнаул в первые годы нашего века. Это был уездный город Алтайского края, почти сплошь из деревянных домов и с деревянными тротуарами. По ночам по всему городу раздавался лай собак и стучали колотушки ночных сторожей, словно нарочно предупреждая редких ночных воров, что идет сторож. Номера были не у всех домов. Нужный адрес находили по приметам у любого встречного на улице примерно так:
– Где живет Елизаров?
– Вон на углу большой желтый дом, видите? От него идите направо по переулку до магазина Морозова, а рядом с магазином живут Елизаровы. У них дом приметный с мезонином и кирпичная площадка перед подъездом.
Даже письма из других городов приходили с такими адресами:
«Барнаул, улица Сузунская, против портного Лазарева, господину Вдовину».
Каждую весну на Заводской улице долго стояла большая лужа, заливая даже тротуары. По обоим берегам лужи с утра до вечера стояли извозчики и за пятак перевозили через лужу или подвозили к затопленным домам. Жители «прибрежных» домов, жалея пятаки, строили переходы вдоль домов – бросали в мягкое месиво грязи кирпичи и поверх них доски. Держась за стены домов и заборы, осторожно шли до нужной калитки. Были случаи, что доска соскальзывала с кирпичей и пешеход оказывался по колено в воде и грязи. Это приводило в восторг извозчиков:
4
Реа́льное учи́лище – в дореволюционной России и ряде других стран – среднее или неполное среднее учебное заведение, в котором существенная роль отводится предметам естественной и математической направленности (примечание редактора)