Страница 11 из 43
6 ноября, четверг. Уэйджер. Пурга все еще продолжается, и я весь день не вылезал из палатки. Ночью наступило затишье, и все собаки жалобно выли. По-моему, Уналите подходила к нашей палатке, скуля по своим щенкам, и растравляя остальных собак. Впрочем, им пришлось несладко, и едва ли следует их ругать - хотя ночью, если бы можно было выйти, не одевшись как следует, я крепко избил бы их. Не знаю, сколько времени продолжалось затишье, но ветер снова задул еще до 4 ч. утра, когда при нормальной погоде нам пришлось бы встать.
Около 7 ч. я съел немного сырого пеммикана и принялся за чтение сборника стихов. Стев встал в 10.30 и открыл новый санный ящик. Мы уложили продукты в мешки и успели наполовину растопить снег для каши, как вдруг примус погас - кончился керосин. Пришлось удовольствоваться одной галетой и 50 граммами шоколада.
Починил штаны и расширил ворот моей штормовой куртки. Тут явился Фредди. Они начали обсуждать дальнейшие планы и пришли к выводу, что корма для собак не хватит, если такие метели будут повторяться часто. Фредди считает, что через несколько дней Хемптону, Курто и мне придется повернуть назад, а остальные будут двигаться дальше. Хемптону следует возвратиться, чтобы можно было использовать в случае необходимости самолет. Стев продолжает путь, чтобы определять местоположение партии, если она будет сбиваться с отмеченной флагами дороги. Стев и Лемон некоторое время проживут вдвоем на станции "Ледниковый шит".
Чепмен. Вечером ураган достиг чудовищной силы - скорость ветра значительно больше 160 км/ч. Ощущение, вероятно, такое, какое испытывают на войне под артиллерийским огнем.
7 ноября, пятница. Уэйджер. Первую половину ночи я спал плохо; около 12 часов встал и съел свою дневную порцию шоколада. Ураган еще усилился; я вытащил штормовую куртку из рюкзака и положил ее в спальный мешок. Мокрые штормовые штаны я сунул под подушку, затем надел на шею пришитую к рукавицам тесемку и привязал к ней меховые сапоги. Фланелевую куртку я также положил в меховой мешок. Я высказал Стеву предположение, что палатку может снести, и спросил, знает ли он, где его штормовой костюм. Но он был слишком сонный и ни о чем не беспокоился.
Курто. Мы спали, не раздеваясь, и молили бога, чтобы палатка выдержала. Страшно подумать, что произошло, если бы ветер ее сорвал. Мы пережили ужасные часы. Часть наружных полотнищ обеих палаток загнуло верх, но, к счастью, не унесло. К утру слегка утихло, что нас очень обрадовало, хотя мы замерзли и промокли.
Уэйджер. Мы находимся, по-моему, километрах в двух-трех от Большого флага. Около 2 ч. дня одна из моих собак, полузанесенных снегом, завыла так жалобно, что я снова вышел, перерезал постромки и откопал ее лопатой. Я накормил всех собак пеммиканом и специально взятым для них жиром, а затем откопал и перерезал постромки тех, которые были совсем или почти совсем засыпаны.
Курто. Сегодня опять обнаружили исчезновение шоколада из санного ящика. Выбрав подходящее время, какой-то "приятель" отвинтил крышки от всех ящиков, до которых ему удалось добраться, вытащил шоколад и снова завинтил крышки.
8 ноября, суббота. Курто. Утро довольно тихое и пасмурное. Встали на рассвете. Погода очень мягкая, -19°. После урагана нарты, собаки и упряжь смешались в невообразимую кучу. Мои собаки перегрызли постромки, а также в нескольких местах потяг. Все, как обычно, было покрыто тридцатисантиметровым слоем снега и замерзшей мочой.
Уэйджер. Густая облачность над морем и не такая густая над нами. Так как мои нарты и собаки были занесены сильнее, чем у остальных (на этот раз моя упряжка находилась с подветренной стороны от упряжки Фредди), то хорошо, что я вышел пораньше. Хотя откапывание нарт и постромок дело утомительное, я лишь медленно набираюсь мудрости. Мы были готовы к выходу только в 11.30, но дорога оказалась хорошая, и скорость составляла, по-моему, около 3,5 километра в час. Прежде чем мы покинули лагерь, Фредди удалось разглядеть в бинокль флаг. Несколько дальше я увидел еще один флаг, большего размера, который некоторое время принимал за партию Джино.Мы достигли Меньшего флага, а вскоре затем и Большого флага. (Банка мяса на ужин!) У меня было груза килограммов на 50 меньше, и это оказалось как раз по силам собакам, так что путешествие не доставляло таких неприятностей, как в последний раз. Все же собаки бежали лениво, и мне постоянно приходилось покрикивать: "Быстро!"
Я предложил Фредди вернуться к первоначальному решению о сменах из двух человек, и он согласился с моей мыслью. Либо я и Курто первыми двинемся назад, либо буду сопровождать Стева до конца; думаю, что мне придется возвратиться.
Флаги стоят на расстоянии 800 метров друг от друга; с наступлением сумерек мы прозевали один из них и расположились лагерем, не имея никакой уверенности в том, что не сбились с пути. Ледниковый щит уже становится совершенно однообразным.
Чепмен. Держаться линии флагов абсолютно необходимо. Сойдя с нее, мы лишимся надежды отыскать станцию, так как определять свое местоположение, возможно, не удастся из-за морозов, ожидающих нас в дальнейшем, и из-за того, что солнце будет лишь ненадолго показываться над горизонтом. На мне надеты три пары носков, три пары драповых туфель и меховые сапоги, кальсоны и фуфайка, свитер, драповые штаны и куртка33, штормовые штаны и куртка, брезентовые краги, чтобы не набивался снег, две пары шерстяных рукавиц и рукавицы из волчьего меха, шерстяной шлем и штормовой капюшон.
9 ноября, воскресенье. Уэйджер. 10 ч. утра. Ночью поднялся ветер. Он дует как будто с севера или даже с северо-востока. Ветер слишком сильный, чтобы можно было продолжать путь.
Очень интересно будет ознакомиться с отчетом Вегенера34 о его метеорологической экспедиции на Ледниковый щит; этот отчет должен охватить тот же период, в течение которого мы будем вести наблюдения. [Немецкая экспедиция профессора Вегенера - подробнее о ней сообщу позже организовала станцию на Ледниковом щите в 500 километров севернее.]
Вчера я относился к собакам дружелюбнее. Они добросовестно тянули, а груз был такой, с каким они только-только могли управиться. Они даже более или менее дружно брали с места, когда я помогал им взять старт, раскачивая нарты из стороны в сторону. Упряжку составляют четыре собаки из породы лаек - одну пришлось оставить в Базовом лагере, так как у нее была незажившая рана на ноге. Вожак Кернек [что значит - черный] по масти не похож на лайку; у него отвислые уши и миролюбивый нрав. Вследствие его миролюбия постромки часто совершенно запутываются. Он также очень дружен со своей упряжкой, особенно с Бобом [Ангекоком], одной из самых красивых собак, когда-либо мною виденных. У Боба длинная лохматая шерсть; Фредди, забывший его кличку, назвал его Бобом, так как он напоминал овчарку того же имени. Плейна назвали так потому, что у него нет светлых пятен над глазами35. Он довольно бесхарактерный. Сука очень маленькая, но тянет хорошо. Она крайне робкая и не отличается красотой.
Сорт не принадлежит к породе лаек и чувствует себя ужасно одиноким с тех пор, как Федерсон вернулся в лагерь. Он крупнее лаек и в компании сородичей был бы великолепной собакой, но теперь обнаруживает склонность к меланхолии и скулежу. Вчера он был болен, объевшись пеммиканом. Собаки перегрызают постромки, или мы сами перерезаем их, чтобы животных не заносило снегом, и в результате они украли значительное количество пеммикана, разорвав зубами миткалевые мешки. Именно недостаток собачьего пеммикана, а не людских рационов заставит некоторых из нас повернуть назад прежде, чем мы достигнем станции "Ледниковый щит".
Третьего дня Фредди отрезал Хингсу хвост, который торчал из снега. Фредди думал, что подрезает только шерсть, но вчера утром нашел в снегу половину хвоста. Собака вела себя как ни в чем не бывало.
У Стева на кончиках четырех пальцев руки появились пузыри - признаки обморожения. У меня на большом пальце ноги также не проходит пузырь, и все время я испытываю какое-то неприятное ощущение.