На исходе февраля

– Петр Никанорович, ну не верю я в такое жестокое наказание! – решительно отмела его предположения Марина, игнорируя острые взгляды, которые посылали в ее адрес и мужчина, и женщина. – Вы что, серийный убийца?

– Нет, что вы, Мариночка, я за всю жизнь и мухи не обидел, в прямом смысле этого слова, – вздохнул Петр Никанорович, тихонько перебирая губами и считая вслух, собирая нужную для оплаты сумму, – но, знаете, не обязательно убивать кого-то, чтобы тяжело согрешить. Список грехов человеческих весьма разнообразен.

Выпустив из вида торопящихся покупателей, Марина задумчивым взглядом окинула давнего знакомца. Слова про грехи и вину были чем-то новеньким. Обычно Петр Никанорович ограничивался горестным отчетом срока своего одиночества, словно внезапно сошедший с ума метроном, забытый в парадном зале старого дома на покрывшемся пылью старом рояле. Немного посетовав на жизнь и не дожидаясь ее ответа, старик неизменно желал ей хорошего дня и брел дальше. Про то, что его терзает чувство вины, Марина услышала впервые и попыталась окинуть старика свежим взглядом. Что-то случилось?

Выглядел Петр Никанорович хуже обычного: совсем отощал, сгорбился, словно грехи тянули его к земле. Глаза покраснели и слезились. Марина почувствовала острый укол жалости.

– Ну знаете, если бы Бог всех наказывал за грехи, мы бы жили в прекрасном мире. А так не бывает, что бандиты живут счастливо и процветают, а человек, может быть, и совершивший какую ошибку, медленно умирает и ни в чем не находит радости. – Марина протянула руку и погладила обтрепанный обшлаг рукава стариковского пальто.

– Девушка, вы скоро? – с легким презрением и нетерпением в голосе поинтересовался мужик, обменявшись с холеной женщиной понимающими взглядами.

– Что бы ни произошло, – мягко продолжила Марина, игнорируя бестактную реплику и нетерпеливых покупателей и полностью сосредоточиваясь на Петре Никаноровиче. Похоже, сегодня бедолаге помощь была нужна больше, чем когда-либо, – я уверена, что ничего ужасного вы не сотворили.

– Вы просто ничего не знаете, Мариночка, просто ничего не знаете, – покачал головой старик, борясь со слезами. – Все эти двадцать лет и восемьдесят четыре дня я чувствую себя проклятым Агасфером, бредущим в одиночестве и не находящим покоя.

– Девушка, здесь, вообще-то, еще люди, – холеная женщина решила поддержать нагруженного мужчину.

– Я пойду, Мариночка, мешаю, – засуетился Петр Никанорович. Его руки дрожали сильнее обычного, и он не справился с монеткой, которую держал в руках. Та упала на ленту и с громким звоном покатилась по металлическому покрытию. Марина автоматически протянула руку, схватила беглянку и протянула старику.

– Никому вы не мешаете, – громко заявила она и строго взглянула на нетерпеливую покупательницу. – Женщина, я обслуживаю клиента, подождите, пожалуйста.

– А что у вас с руками? – задохнулась та, проигнорировав выпад Марины. – Вы что, больная? Где тут у вас администратор? Немедленно вызовите! Мало того что треплешься сидишь, так еще и заразу разносишь!

– Женщина, пожалуйста, не нужно мне хамить. Я ведь с вами на «ты» не переходила, – не выдержав, все-таки взорвалась Марина, уже понимая, что горько об этом пожалеет.

– Ох, Марина-Марина, подведет тебя этот дед под монастырь, – осуждающе покачала головой повар Зина, не забывая положить на поднос Марины вторую булочку к чаю. На обед та вышла раньше, выслушав разнос от Зои и объявление о том, что премии в этом месяце у нее не будет.

– Да ни причем тут дед, – буркнула Марина и кивнула Зине в знак благодарности. – Надоели эти фифы – хозяйки жизни. Две минуты подождать не могут. Ну что у нее случится-то за две минуты? Мир остановится? А для Петра Никаноровича это, может, единственная возможность поговорить с кем-нибудь!

– Да влюблен в тебя этот Никанорыч. Смелости хватило бы, так пришел бы с предложением, – это Танька, вечная пересмешница, хихикает. Не удержавшись, Марина улыбнулась, и дурное настроение испарилось. Взяв поднос и подмигнув Зине, она присоединилась за столиком к подруге.

– Глупости говоришь, – покачала она головой, – просто одинокий человек.

– Ну да, ну да, ты гляди, а то, может, еще раз замуж выйдешь, – снова хихикнула Татьяна, принимаясь с удовольствием наминать свежий суп, сваренный Зиной для сотрудников, – а то сейчас модно мужичков постарше в мужья брать.

– Был бы олигарх какой, так и за девяностолетнего не грех. – Это Нина кинула рядом с ними пачку сигарет и зажигалку, чтоб никто место не занял, а сама направилась к Зине за своей порцией. Столик, за которым обедали Марина и Таня, неизменно пользовался популярностью: здесь всегда было весело и душевно, поэтому и желающих отобедать с «девчатами», как ласково называли подружек-хохотушек сотрудники, всегда была масса.

– Ну нет, девяносто – это ты загнула, – сморщилась Танька, тихонько стреляя из пачки Нины сигарету. – Что с ним делать-то?

– Ничего не надо делать, и так хорошо! Помрет быстро, – захохотала Зина, и к ней присоединился весь обеденный зал, начинавший потихоньку наполняться людьми.

Плохое настроение улетучилось, как не бывало. Марина с аппетитом доела котлеты с вермишелью и оглянулась на Зину. Та кивнула, поняв подругу без слов. Каждый день она собирала для Марины небольшой тормозок из того, что осталось недоеденным, понимая, что подруге нужна помощь в еще одном благом деле.

– Да бросьте вы, девочки, – благодушно проворчала Марина, откидываясь на спинку стула и с удовольствием приступая к десерту – вишневому компоту и свежим булочкам, одну из которых она, впрочем, тут же завернула в салфетку и спрятала в карман униформы, – просто он одинокий человек, жаль мне его.

– Да мне тоже, – неожиданно поддержала подругу Таня, работавшая в мясном отделе и отвешивающая Петру Никаноровичу одну куриную грудку раз в три дня. – Интеллигентный дядечка такой, вежливый всегда, пару раз даже приятные слова написал в книге нашей. Вот прям такой он… – Татьяна задумалась, ища подходящее слово, – из благородных, что ли. А ты знаешь, чем он вообще по жизни занимался?

– Понятия не имею, – пожала плечами Марина, – но мне кажется, он был учителем. Речь грамотная, и голос хорошо поставлен.

– Эх, лучше б был актером каким, – пробасила с набитым ртом Нина. – Что с того учителя взять? Пенсии копеечные.

– Да ничего я брать не собираюсь, – снова запротестовала Марина.

– Ну ты посмотри на нее, мужиками разбрасывается, – не удержавшись, Зина снова включилась в беседу, воспользовавшись краткой паузой между клиентами. – Такая уж наша бабья доля: после сорока только мумии и смотрят. Хотя тебе чего жаловаться, у тебя-то вообще-то муж есть.

– Ага, муж, – легко кивнула Марина соглашаясь, – объелся груш.

При мысли о муже стало тоскливо. Залпом допив компот, Марина кивнула подругам и, отказавшись от традиционной послеобеденной сигаретки, вернулась в зал, к покупателям.

– Зина-Зина, – покачала головой Таня, относя грязную посуду к мойке.

– Ну чё, Зина, виновата я, что она со своими мужиками разобраться не может? – буркнула повариха, ловким движением кладя порцию макарон на тарелку охранника Максима и отвечая на его тоскливый взгляд: – Добавки сегодня не будет!

– Так, стоп! – резко распорядился Борис и поднял руку вверх, прекращая игру. – Ты почему такая рассеянная?

Вместо ответа Кира опустила голову.

– Иди сюда, – приказал тренер, – в таком настроении мы далеко не уедем. Что случилось? Выкладывай!

– Да ничего, Сергей Валентинович двойку влепил. – Кира решила не юлить, зная, что Борис все равно добьется правды. Тот нахмурился. С самого начала у них с Кирой была договоренность: до первой серьезной победы на международном соревновании учеба не должна страдать от тенниса.

– Двойку? – кратко переспросил Борис, подталкивая Киру продолжить рассказ.

– Да, за то, что уснула на уроке. – Девочка отвела взгляд и уставилась на носки новеньких кроссовок, которые Борис без лишних объяснений презентовал ей сегодня утром, объяснив это рабочей необходимостью. Кира коротко сказала: «Спасибо» – и всю послеобеденную тренировку носилась как на крыльях, не замечая усталости (так ей казалось). Но ее заметил Борис.