Ничейный час

— Злой у тебя язык, государь, — поклонился Онда, прижав раскрытую руку к груди как принято у Дневных.

— Зато душой я добрый как ягненок, — буркнул Ринтэ и вышел.

Осень была в самом расцвете, но леса становились все прозрачнее. Майвэ нравилось шуршать листьями. Ходить под деревьями и пинать темно-золотые груды. На севере леса, наверное, совсем облетели, одни елки да можжевельники чернеют. А когда туда придет Объезд, уже первый снег выпадет.

А вот любопытно, видит ли матушка днем, а отец — ночью цвета, так как видит их она? Вдруг и в этом она и Дневная, и Ночная? Эх, ну когда же они отстанут от отца, ведь уже неделя как приехала, а толком поговорить не выходит. Она оглянулась — ну, точно, девицы Белой свиты, эти двое, Риэлье и Айне хвостом ходят. И, главное, делают вид, что просто так прилипли. Майвэ пнула очередную груду листьев. Ну их всех. Надо идти домой и без всяких церемоний — к отцу.

Вот потому, вернувшись в холм, пошла она не в Королевские сады, и не на галерею, а прямо в отцовские комнаты. Девицы Белой свиты маячили в отдалении, но следа не упускали. А потом девиц стало больше, потому как в Холме к ним присоединились три девушки из Лебединой стаи матушки. Майвэ ускорила шаг. Чуть не побежала к отцовым покоям.

Адахья попытался было ее отговорить — мол, государь только что с малого совета, устал, даже госпожа Сэйдире не стала его тревожить, но Майвэ затопала ногами и запищала, что ей отца неделю видеть не дают, и кому он король, а кому отец родной, и я видеть его хочу, а если он устал, то я ему послужу лучше любого слуги!

И больше уже никто не посмел ей преградить путь. Девицы тетушки и матушки, конечно же, остались у внешних дверей — так их Адахья и пустил бы! Вот пусть поболтают с телохранителями и стражей, а от нее отстанут!

А отец заранее услышал, кто идет, и сам распахнул дверь. А Майвэ завизжала и бросилась его обнимать.

— Папочка, папа! Как же я стосковалась!

— Да не висни же ты на мне, — пытался отбиваться отец, — повалишь!

Майвэ тут же отпустила его.

— Адахья сказал, ты собирал малый совет. Да?

— А тебе все знать охота? Мы не женские дела обсуждали, — сказал он, садясь. Майвэ тоже уселась на красную подушку.

— Сдается мне, что эти ваши неженские дела скоро аукнутся всем, не только мужам.

— С братцем, что ли, поговорила?

— Сегодня — нет.

Ринтэ устало вздохнул.

— В кого ты такая уродилась — все угадывать, а то еще и предугадывать?

— В тебя. Матушка так говорит.

Он протянул руку и погладил ее по волосам. Майвэ поймала его руку и поцеловала.

— Я стосковалась, папа. Давай я буду прислуживать тебе? Ну их, слуг. Ведь из моих рук вкуснее, правда?

Он рассмеялся.

— Пап, а ты не сравнивал, как ты видишь цвета днем и ночью?

— Днем хуже, конечно. Они бледнее, их не различишь.

— А я вот что днем, что ночью — никакой разницы… А Арнайя Тэриньяльт совсем по-иному видит… А зачем ты его за мной послал? Не просто так, да?

— С чего ты решила? — жуя, ответил Ринтэ.

— С того, что это твой ближний человек. А раньше ты всегда посылал простых воинов.

— Ну, да. Он еще и брат Асиль. Я и забыл.

— Нет, папа, ты это не просто так сделал. Ты даже не ради безопасности моей его прислал. Твоя стража и охотники хорошо блюдут пути.

Ринтэ вздохнул.

— Я даже не знаю сам, почему, дочка.

Майвэ подперла подбородок ладонью.

— Ну, ладно.

"Если это судьба так решила, то это хорошая судьба".

Ринтэ допил разбавленное вино из кубка, поставил его на столик и выпрямился, сложив ладони.

— Дочь. Твоя тетушка и твоя матушка…

— За брата я не пойду!

— Он так тебе противен?

Майвэ подалась вперед.

— Так уж получилось, папа, — она особенно подчеркнула это слово, — что брат мой вырос при тебе и считает тебя отцом.

— Даже ради Холмов не пойдешь?

— Да что ты все про Холмы? Как будто мир рухнет, если он другую жену возьмет!

Ринтэ покачал головой.

— Если бы вы стали мужем и женой, то род Тэриньяльтов и наш примирились бы окончательно, никто не стал бы оспаривать права принца на престол. Сейчас не должно быть и намека не раскол. Ни намека! Волчий час, ты понимаешь, волчий час! Жадный воспользуется любой возможностью! Майвэ!

Майвэ покраснела от гнева.

— А если ты силой заставишь нас пожениться, что будет с твоей королевской Правдой? С твоей благостью? И что тогда будет с Холмами, а?

Ринте скрипнул зубами. Стиснул кулаки. Майвэ еще никогда не видела отца в гневе, никогда. И сейчас ей стало страшно по-настоящему.

— Папочка, пожалуйста… не заставляй меня, пожалуйста!

Ринте молчал, закрыв глаза.

— Папа, — тихо сказала Майвэ, опускаясь на колени, — ты ведь тоже не послушался отца! И разве ты неправильно поступил? И матушка тоже сама решала. А я ведь ваша дочь, ну пожалуйста!

Ринтэ внезапно открыл глаза. Зрачки, и без того огромные, как у всех Ночных, расширились настолько, что их полностью затопила тьма. И Майвэ стало трудно дышать, потому, что взгляд их прожигал все ее слабенькие, жалкие женские щиты, и скрыть было ничего невозможно.

— Кто он?

Майвэ встала. Волна жара прошла по телу, голова поплыла.

— Арнайя Тэриньяльт…

Ринтэ резко встал.

— Он ничего не знает! Он не виноват!

— Я ничего ему не сделаю, — сказал он. — Он мой родич и самый верный вассал. А ты…, - он стиснул кулак, помотал головой. — Ты будь на совете. Приказываю. Может, будешь думать не только о себе.

Тешийя плавно скользнул по ветру над долиной, и Ирвадья увидел глазами птицы пятерых Белых. Все же выследили. Этот, который первый, который охотник, свое дело все же знает. Но здесь им не повезет. Нет, не повезет.

Ирвадья не очень понимал, почему они идут по его следу. Возможно, он зашел туда, куда заходить не следовало, и увидел то, чего видеть ему не полагалось. Или потому, что умел видеть глазами птицы. Ирвадья не слишком об этом задумывался сейчас. На это еще будет время. А пока надо избавиться от "хвоста" и уйти туда, где не достанут. Он знал только одно такое место. И знал, что он там скажет, чтобы его приняли.

Но сначала надо избавиться от этих. Ирвадья наложил стрелу на тетиву. Он знал, что не промахнется — Тешийя смотрел на преследователей, а на левой руке Ирвадьи был заговоренный щиток лучника. Он хищно осклабился щербатым ртом. Две стрелы он выпустить успеет, прежде, чем они поймут, откуда пришла смерть. Ловушки готовы и ждут добычи. Эти пятеро останутся тут.

А потом он пойдет старыми, уже давно заросшими тропами в Холмы.

Дорога-то знакомая.

Дело кончилось быстро.

— Ну что, Тешийя? — хрипло рассмеялся Ирвадья. — Опять мы на коне?

Ворон чистил клюв, поглядывая на хозяина круглым черным глазом.

— Нынче ты сыт, дружок, — сказал человек. — А я вот сородичей не ем. — Он достал из сумки кусок хлеба. — Ничего, твари их похоронят. И по следу за нами не пойдут. Не пойдут от еды-то… А мы пойдем. Авось, нас в Холмах еще помнят. Или хотя бы эту штуку, — улыбнулся он, глянув на щиток лучника.

***

Нельрун Полулицый, Нельрун Дневной, бард из Медвежьего холма, приехал в Королевский холм неожиданно. Даже для себя неожиданно, потому, что вести с севера король и так знал, а особых дел у Нельруна в Королевском холме не было.

А была у него тоска, которая подняла его в Ничейный час после тревожного сна, в котором он видел Ринтэ Злоязычного, и Науринью Прекрасного, и юную Майвэ Зеленых рукавов, и беловолосую тэриньяльтиху. И еще во сне он понял, что надо ехать. Его тянуло к этим людям, он должен был оказаться там. И потому он пошел к Тарье Медведю и попросил позволения покинуть холм.

Старый, грузный, огромный хозяин холма посмотрел на него исподлобья.

— Ты уверен, что твои ученики выстоят у Провала?

Нельрун не сразу ответил. Осторожно провел рукой по обожженной щеке. После встречи с драконом Пустыни он утратил уверенность в себе. И даже когда понимал, что кроме как "да" ответить не может, все равно не торопился с ответом. И все же ответил: