Радужная вдова

Игнат покачал головой:

– Чешут люди языками…

– Чтоб ты не сомневался.

– Афоня?

– Нет. Борисыч. Он теперь твой восхищенный поклонник. Вот я и спрашиваю: что происходит? У меня в агентстве на должности водилы работает суперпрофессионал и заливает мне байки про везение. Кстати, Борисыч просил откомандировать тебя к нему, на должность начальника по безопасности. Чувствуешь взлет своей карьеры?

– Что вы ему ответили?

– Отказала.

– Понятно.

– Конечно, понятно! Для простого водилы это слишком много, а вот для тихони, развлекающегося тысячедолларовыми фишками, полагаю, недостаточно… Игнат, выбирайся из раковины. Я ведь не первый раз замужем, понимаю, что тебе, наверное, есть что скрывать. Полагаю даже, что есть от чего бежать. Жизнь – не самое комфортное место для житья… Прости за неуклюжий каламбур.

Игнат слушал ее молча, ни один мускул не дернулся на его лице.

– Я не собираюсь лезть тебе в душу. И больше никогда с тобой об этом не заговорю. Просто прими это как совет. Совет женщины, которая лет на десять тебя старше… Видишь, ты заставляешь меня вспомнить о моем возрасте – не очень вежливо с твоей стороны.

Игнат чуть заметно улыбнулся, но шефиня не дала ему возразить.

– Выбирайся из раковины. Я тоже когда-то прошла через такое. Понимаешь, многие вещи нельзя вернуть, а то, что внутри, оно отравляет. Возможно удушье… Выбирайся из раковины, а то не заметишь, как задохнешься. И виноват будешь сам.

– Вы можете назвать, в чем человек виноват не сам? – невесело усмехнулся Игнат.

– Конечно, во всем, что с нами происходит, виноваты мы сами… – Она кивнула. – В том числе и в неиспользованных шансах, и в несделанных тысячедолларовых ставках. – Шефиня улыбнулась. – У меня есть несколько серьезных предложений, Игнат. И как ты понимаешь, я собираюсь их сделать вовсе не водителю моего агентства. Но прежде нам надо серьезно поговорить. Я готова и подождать, но недолго.

В этот момент включилась селекторная связь – пришел брус, машина во дворе, водитель шумит, требует, чтоб разгружали быстрее, а там какая-то путаница с документами.

– Ну вот, видишь как, – улыбнулась шефиня, – водитель шумит.

– Давайте я разберусь, – предложил Игнат. – У меня сейчас свободное время.

– Что?! Ну уж нет! – Голос шефини теперь стал привычно хриплым. – Ты ведь забросаешь его гранатами, а мне нужен груз. Да и водителя жалко.

Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом оба расхохотались.

– Давай, парень, – произнесла шефиня. – Я готова подождать, но особо с этим не затягивай.

– Хорошо. – Игнат чуть помедлил. – И знаете что…

– Что еще?

– Ну… в общем – спасибо.

– За что?

– За то, что нашли слова, как об этом поговорить.

– Слова – это лишь слова, Игнат.

– Не всегда.

– Верно, парень. Поэтому я и жду продолжения нашего разговора.

– Хорошо, я подумаю обо всем, что услышал.

– Думай. Только не очень долго. Кстати, у тебя через неделю день рождения?

– Ну, в общем…

– Теперь не отвертишься. Ты ж теперь звезда! Народ уже скидывается… Игнат, я на тебя не давлю, но… в течение этого месяца мы должны все решить. Пойми меня верно.

– Хорошо. Я вас понял. Могу идти?

– Конечно. Счастливо тебе.

– И вам.

Игнат убрал конверт с деньгами во внутренний карман и вышел из кабинета.

«Что ж, месяц так месяц, – подумал он. – Что-то они все как сговорились: Лютый Владимир Ильич, старый черт, тоже предложил подумать месяц. Ну, месяц так месяц… Через месяц все решим».

Решить им придется значительно раньше. И условия будут заметно отличаться от предполагаемых. Потому что кого-то к тому времени уже не будет в живых, а кто-то окажется прикованным к больничной койке, кто-то превратится в главного подозреваемого, а кто-то – в беглеца.

3. Гости, которых ждали

Черный лимузин с белым кожаным салоном и эмблемой «линкольна» под радиатором свернул с дорожки, уводящей от шоссе в глубь новостройки, и подкатил к подъезду двадцатидвухэтажного панельного дома.

– Смотри, какой красавец, аж горит на солнце, – сказал подросток, восхищенно указывая на автомобиль своему приятелю.

– Наверное, только после мойки, – откликнулся тот.

– Нет, Леха, – мальчик покачал головой, – это совсем другое, так может выглядеть только новая тачка.

Они подошли ближе к остановившемуся автомобилю.

– Ну, чуешь запах?

– Да, – подтвердил тот, кого назвали Лехой, – новенький. Запах… нового. Да?

– Не-а, – мальчик усмехнулся, – это запах больших денег.

– К кому-то приехали в нашем доме. Интересно, к кому?

– Не важно… Кто бы он ни был, у него все в порядке! Уж поверь мне, Леха. В полном порядке!

Автомобиль стоял, и дверцы его не открывались. Несмотря на затемненные стекла, в салоне автомобиля можно было увидеть двух человек. На голове водителя возвышался картуз типа кепки Жириновского, а одет он был во френч, что делало его похожим на кондуктора спального вагона из детской книжки, хотя, возможно, именно так и должен был выглядеть водитель лимузина. Второй был в белой рубашке с чуть ослабленным галстуком, и, судя по всему, где-то внутри этой роскошной тачки должен был висеть его пиджак. Стекло водителя с тихим шепчущим звуком опустилось.

– Эй, пацаны, это дом восемнадцать, корпус два?

– Да, второй подъезд. Первый с той стороны.

– Хорошо.

Теперь ребята увидели, что водитель оказался рыжим. У него даже имелась жиденькая рыжая бороденка, придающая ему сходство с солистом группы «U-2», когда тот пытался походить на Ленина.

– А вы к кому, дяденька? – спросил Леха.

Но приятель тут же оборвал его:

– Тебе ж сказали – дом восемнадцать, корпус два!

Водитель усмехнулся:

– Смышленый мальчик.

Он извлек купюру, протянул ее:

– Сгоняй, возьми пару банок колы. Сдачу оставь себе.

Мальчик посмотрел на деньги:

– Леха, сгоняешь? Сдача – тебе…

Губы водителя расплылись в широкой улыбке.

– Правда, смышленый… – Он добавил еще купюру. – Сгоняй ты, но только чтоб вода была холодной.

Ребята обрадованно взяли деньги и понеслись в ближайший магазин.

– Пытаешься косить под Лютого? – спросил человек в белой рубашке.

Это был молодой крепкий мужчина с короткой стрижкой, живыми глазами и трехдневной щетиной, не придающей, однако, его облику небрежности, – скорее всего он тщательно следил за своей внешностью.

– В смысле? – поинтересовался водитель.

– Ну, я имею в виду, что это его манеры. Лютый так ведет себя. Ну, не знаю, как объяснить.

– Это он для меня Лютый, а для тебя – Владимир Ильич. Мы с Лютым вместе еще с Рижского рынка, а ты сколько работаешь? Без году неделя?!

– Ну вот, – молодой человек улыбнулся и примиряюще поднял руки, – наехал… Я ничего такого не имел в виду.

– Лютый – он золотой человек, – произнес водитель. – Умница. Где сейчас многие? Кого завалили, кто в бегах, а кто растерял все. Под жопой последний «шестисотый», а на бензин уже денег нету.

– Я тоже таких знал.

– Лютый – голова! И душа у него… – Водитель прищелкнул и кивнул. – Понял? Но для тебя он – Владимир Ильич. Пока… А там поглядим.

Этот новый улыбчивый парень в принципе водителю нравился, но иногда человека не вредно приструнить.

Много лет назад они с Лютым начинали с наперстков, крутили стаканы на Рижском рынке и «обували» лохов. Поролоновый шарик, спрятанный в руке, его вовсе и нет в стаканах – кручу-верчу, обмануть хочу… Водитель всегда работал «наверху», в «группе поддержки», Лютый поначалу вертел стаканы, потом стал организатором этого бизнеса. Как говорится, «связи с общественностью» – менты, администрация и так далее. Конечно, честно признаться, водитель всегда был на третьих ролях, и, может, сближало их прежде всего то, что оба, и водитель, и Лютый, были рыжими. Примерно в ту пору водитель впервые услышал об Игнате – Вороне, «лепшем корешке» Лютого (его формулировка). Друзья детства, чуть ли не из одной школы. И позже его имя не раз всплывало. В баньке да под водочку Лютый любил рассказывать истории о том, как они с Игнатом по молодости чудили, но самое удивительное, что живьем этого человека никто не видел. Поговаривали, что после армии пути-дорожки старых друзей разошлись; с Лютым все понятно, а тот вроде бы подался чуть ли не в спецназ. Толком никто ничего не знал – Лютый, если хотел, мог прекрасно хранить свои секреты. В застолье шумный, душа общества, но кто-то о нем очень метко сказал – Лютый, мол, говорун-молчун, никогда не скажет ничего лишнего, словно у него в голове компьютер. Такие дела.