Партактив в Иудее

Иксус боязливо ступил на ступени и дрогнувшим голосом спросил темноту:

- Есть тут кто?

Ответом было молчание.

Проповедник приблизился к хмурому и неосвещенному проему входа, который напомнил ему пасть Левиафана.

- Есть тут кто? - снова спросил он.

И тут из тьмы к нему выплыла белая тень, более похожая на привидение, нежели на человека. Проповедник испуганно ойкнул и ощутил слабость сразу во всех членах.

- Чего орешь? - хмуро спросило привидение. - Идем раз пришел...

Иксус Крест, опасливо оглядываясь по сторонам, последовал за своим таинственным и загадочным провожатым. Они шли по коридору, слабо освещенному голубыми факелами. Впереди них и позади них слышалось эхо шагов, и от этого казалось, что вокруг много людей.

- Откуда огонь? - спросил Иксус, любознательно приглядываясь к факелам. Чаду нет, и горят странно... Привидение, не оборачиваясь, пожало плечами.

- Тут поблизости месторождение газа оказалось, - глухо сказало оно. - Грех было не воспользоваться... Да и людей впечатляет...

Путаный гулкий лабиринт коридора окончился хорошо освещенным залом, в центре которого стоял роскошно накрытый стол, за которым сидел Софоний и о чем-то разговаривал с полным мужчиной в белом плаще с алым подбоем. Мужчина сидел спиной ко входу и с ленивым интересом слушал караванщика. Иксус видел лишь мощный бритый и в складках затылок. Лица сидящего человека ему не было видно.

Привидение подошло к столу и оказалось хмурым озабоченным мужчиной с небольшой пегой бородкой. Из-под надвинутой на лоб фуражки на присутствующих смотрели внимательные жуликоватые глаза, по которым в хозяине дворца можно было узнать экстрасенса Онгору, сменившего в одночасье прежних богов. Да полно, богов ли? Все-таки экстрасенсы скорее уповают на нечистую силу, чем на помощь Бога и Ангелов. Онгора кисло морщился. Видно было, что неожиданное сборище в его обители прорицателю не особо нравилось.

Мужчина в белом плаще медленно повернулся, и Иксус обомлел.

Да кто бы не узнал в бритом круглолицем и по-имперски суровом военачальнике беспощадного прокуратора Иудеи? При более внимательном рассмотрении в беспощадном прокураторе проповедник узнал...

- Федор Борисович! Дорогой мой! - Иксус радостно развел руки и кинулся на прокуратора, словно собирался сдаться ему в плен. Прокуратор с еле заметной брезгливостью отстранился, взял проповедника за худые плечи и, делая вид, что всматривается в лицо собеседника, негромко сказал:

- Ну, здравствуй, здравствуй, Митрофан Николаич! Со свиданьицем, как говорится!

- Прошу к столу! - пригласил бородатый Софоний. - Чем, значит, богаты, тем, значит, и рады.

- А где... - Иксус растерянно огляделся.

- Отказался, сучок, - сообщил Софоний. - Никогда ему, стервецу, не верил. И не зря! Я, говорит, Тору изучаю. Я, говорит, с гегельянцами и материалистами никаких дел иметь не хочу. Законы Моисеевы в жизнь претворяет, гаденыш!

Митрофан Николаевич Пригода с жадностью всматривался в лица вновь обретенных товарищей. Надежда теплилась в его душе. Вспомнились скитания по пустыне. Бывшему партийному работнику хотелось верить, что в этих скитаниях он был не из худших. Впрочем, почему бывшему? Партийная принадлежность, она, понимаете ли, неизменная. Люди и в лагерях себя членами партии считали. А тут хоть и в прошлом, но на свободе ведь! А из рядов первых секретарей людей вообще только повышение или смерть исключает.

- А этот... Ромул Луций? - напрягая память, поинтересовался Пригода.

- Молод он еще на таких совещаниях присутствовать, - сурово и рассудительно сказал прокуратор. - Не по чину. А остальные... Кого уж нет, а кто, как говорится, далече.

Все сели за стол.

Проповедник оглядел стол и восторженно покрутил головой.

- Богато живешь! - сказал он Мардуку.

- Я же не отшельник, чтобы акридами сушеными* питаться! - буркнул тот, поднимая чашу. - Да и Софония благодари, он ради встречи расстарался.

* Сушеная саранча у жителей Малой Азии - как у нас сушеная вобла. Выдавали бы там пайки, без сушеных акрид не обошлись бы!

- Разбавленное? - осторожно поднял Иксус до краев наполненную чашу.

- Здесь чужих нет, - сказал Мардук. - Чего же вино портить?

Выпили без тоста.

Вино оказалось превосходным, а барашек хорошо пропеченным, хотя и изрядно подостывшим. Иксус вдруг ощутил,, что он проголодался. То ли блуждания близ Голгофы его раззадорили или внезапное нападение разбойника с завязанной мордой подействовало, но ребрышки барашка он глодал усердно, не забывая время от времени приложиться к чаше с вином. Остальные с легкими ироничными усмешками наблюдали за проповедником.

- Оголодал ты, Митрофан Николаич, - сказал прокуратор. - Ну, рассказывай, где тебя носило. Где был, что видел?

Иксус отставил чашу.

По лицу было видно, что воспоминания ему удовольствия не доставляют. Что хорошего могут найти в своих воспоминаниях осколки кувшина?

- Чего ж тут рассказывать? - вздохнул он, с сожалением поглядывая на блюдо с бараниной. - Попал в гладиаторскую школу, бежал, разумеется... Ну какой из меня гладиатор?! В первом же бою закололи бы... Полмесяца в песках скитался, потом меня бедуины поймали, в Египет отвезли да в рабство продали. Там сначала на скотном дворе работал, потом в храме у тамошних жрецов... - Он пожал плечами и снова потянулся за куском баранины. - Нахватался у них малость, а тут купцы приплыли. Я и смотался... Теперь вот хожу, - он криво усмехнулся, проповедую...

Прокуратор покачал бритой головой.

- Я и смотрю, - сказал он. - Нахватался ты, Николаич, нетленных истин, учениками обзавелся... В город вчера как триумфатор въехал...

Иксус скромно потупился.

- Похоже, ему эта жизнь нравится, - мрачно сказал Софоний.

Иксус поднял голову.

- Ты мне покажи того, кому эта жизнь понравится, - сказал он. - Я, братцы, три года каждую грозу на улицу выбегал, все ждал, когда молния ударит. Ночью проснусь, зубами скриплю, спасу нет, как обратно на Дон хочется... Бузулуцк, понимаешь, ночами снился...

Тяжело вздохнув, Иксус мрачно посмотрел на Софония.

- Жизнь эта нравится, - передразнил он купца. - А ты, г дружок, рабом когда-нибудь был? А тебя пороли за кусок украденного с голодухи хлебушка? Ты вот там купцом был и здесь купцом пристроился. А здесь первых секретарей нет, вот и пошел в проповедники, чтобы будущее, понимаешь, приблизить.