Нильфийка Ангардории

Надин прикоснулась к руке больного. Лави открыла рот и нахмурилась. Прикасаться к людям разрешалось лишь в самых редких случаях, потому что при этом нильфийки теряли много сил. Лави за весь день еще ни к кому не прикоснулась. После пыльцы люди становились добрее, и этого было достаточно.

Кристофер вдруг закрыл глаза и попытался принять сидячее положение. Мышцы на его лице напряглись, лицо побагровело, он сдался и упал обратно на подушки. На его лице проступил пот, он отдышался и сглотнул.

− Да пошло оно все к черту! Ненавижу! − Сквозь зубы прошипел он.

Его лицо разгладилось, и только сейчас Лави обратила внимание на его глаза цвета неба, на правильные черты и густые темные волосы. Внешне он был весьма привлекателен.

− Вера, давай сюда! Я не справляюсь! − Крикнула Надин. − До чего же вредные люди, − сморщила она свой миниатюрный носик.

«Мда, хорошо, что люди не видят и не слышат нас», − пронеслось в голове Лави. «Хотя, нет. Один все-таки видит, но не всех, а только меня. И это Оливер».

Рассказать об этом бабушке или Равни у Лави язык не повернулся, и она просто похоронила это в памяти. Гляди, еще накажут за то, что она заговорила с человеком! Возможно, этого Оливера вообще нет среди живых. Но об этом Лави думать не желала, потому что в груди сразу разрасталась боль.

Между бровей Надин пролегла складка. Она снова прикоснулась к руке Кристофера, но он, похоже, не поддавался внушению нильфийки Надежды.

− Вера, ну где ты там? − Снова выкрикнула Надин.

В палату вплыла Вера и подмигнула Лави.

Вера была высокой и стройной. Ее светлые волосы, достающие до пояса, казались в Ангардории каким-то чудом света. Они были гладкими, длинными и шелковистыми. Серые, словно серебро, глаза смотрели с теплотой и нежностью.

− Давно ты здесь караулишь? − Поинтересовалась она. Надин резко обернулась и улыбнулась.

− Нет, недавно. Прости, что так незаметно подкралась, − она обратилась к Надин и широко зевнула. − Захотелось постоять здесь рядом и отдохнуть.

Подруги одновременно переглянулись и пристально посмотрели на нее.

− Выглядишь ты неважно, − пробормотала Вера. − Ты хорошо спишь?

− Когда как, − честно ответила Лави. − Но думаю, дело не во сне, а в Обряде.

Вера понимающе кивнула. Сама она, как и Надин, прошли Обряд двумя месяцами раньше.

Кристофер застонал в постели, и Вера с Надин поспешили к нему.

− Понимаешь теперь, почему Равни не ставит нас в тройку? − Пробормотала Надин. − Мы же можем болтать часами напролет!

Лави подавила улыбку. Болтать часами напролет могла Надин, но Лави, конечно, же промолчала.

Вера взяла Кристофера за правую руку, Надин − за левую. Полупрозрачные крылья раскинулись в разные стороны. Они обе прикрыли глаза.

Кристофер по-прежнему лежал неподвижно, а потом вдруг расслабился на громоздкой кровати.

Лави взмахнула своими крыльями, подлетела к ним и прикоснулась ладонью ко лбу мужчины. Единственное, чего ей хотелось − завалиться на кровать, но развернуться и улететь она не могла. Этот человек потерял веру и надежду, пребывал в отчаянье и не желал жить.

В голове снова вспыхнуло воспоминание об Оливере. «Интересно, если он смог разглядеть меня за пыльцой, то сможет ли кто-то еще?». Вот этого ей почему-то не хотелось! Если люди смогут видеть нильфиек, то ничего хорошего не выйдет. Лавур говорила, что люди жестоки и от них нужно держаться подальше, но как обычно не сказала − почему.

В Ангардории правили строгие порядки: никаких чувств к людям, только исполнение своего долга! Знакомство с человеком означало предательство, любовь к нему вообще каралась смертью.

Лави глубоко вздохнула. Это было ее первое прикосновение к человеку. Сначала ничего не произошло, а потом из ее тела стали утекать силы. Хорошо еще, что Лави на рухнула с грохотом на пол.

На круглом личике Надин расплылась счастливая улыбка:

− Девочки, смотрите! − Сказала она так, словно произошло какое-то чудо.

Лави убрала руку со лба мужчины, вздохнула и с трудом открыла глаза. Лицо покрывали капельки пота, под глазами появились темные круги. Ее рыжие брови медленно поползли вверх, когда Кристофер прикрыл глаза. По его щекам потекли слезы, а на лице отразилась решительность. Он втянул носом воздух и попытался встать еще раз. И еще. И еще − до тех пор, пока, усталый и изможденный, не сел на кровати. Темная прядь волос прилипла к потному лбу, а на лице появилась счастливая улыбка.

В этот самый момент в палату вошла медсестра. Ее глаза округлились, она резко развернулась и побежала.

− Ну, все! Думаю, мы здесь больше не нужны. Сейчас медсестра приведет врача.

− Пока, Кристофер. Я проведаю тебя завтра! − Сказала Надин так, словно Кристофер мог ее слышать, но он лишь тяжело дышал и улыбался. Из глаз бежали слезы облегчения и радости.

Лави улыбнулась измученной улыбкой. Глаза закрывались, она еле держала себя в руках, чтобы от усталости не свернуться калачиком на кровати Кристофера. Места там было мало даже для него.

− Лави, у тебя еще много «целей» на сегодня? − Поинтересовалась Вера.

− Одна, − зевая, сказала Лави.

Надин нахмурилась, подлетела к Лави и приложила ладонь к ее лбу.

− Да ты горишь! Что с тобой?

Лави лишь растерянно уставилась на подругу.

− Ты пользуешься медальоном? − Это уже была Вера.

Лави опустила на него глаза и удивилась. Она не активизировала мамин медальон!

Вера взяла ее за руку, пока Лави проводила рукой по медальону. Но ничего не получилось. Тело не слушалось.

− Сосредоточься! − Сказала Надин. − Попробуй еще раз.

Лави прислонила к медальону палец и зажмурилась. Она почувствовала резкую боль в пальце, будто в кожу вонзилась игла. Через несколько мгновений по телу потекла сила. Спина нильфийки выгнулась, плечи расправились, дышать стало заметно легче.

Она открыла глаза и увидела улыбающиеся лица подруг.

− Ну вот, другое дело! − Сказали одновременно Надин и Вера.

Они поплыли к «цели» Лави. Это была девочка со сломанной рукой. Ее рука была перевязана. В палате сидела мама девочки и гладила дочку по голове. А малышка смотрела на нее печальными глазами, в которых плескалась вина.

Лави подлетела к ней и посыпала пыльцой ее макушку. Девочка улыбнулась, ее личико вспыхнуло от незнакомого внутреннего тепла, разливающегося по всему телу. Ей стало так хорошо, что она прижалась к груди мамы, а та обняла дочь с такой теплотой, что у Лави защемило в сердце.

Глава 8 − Троица

Три нильфийки сидели на черепичной крыше какого-то заброшенного дома. До возвращения в Ангардорию еще оставалось время. Пышечка Надин развернула бумагу и вгрызлась зубами в гамбургер, от которого струился такой запах, что было невозможно удержаться. Она зажмурилась и жевала с таким аппетитом, словно не ела всю неделю.

Вера сидела рядом и пила через трубочку коктейль с лаймом и мятой. Она поправила на себе свое любимое серое строгое платье, заправила за ухо светлую прядь волос, сделала глоток освежающей жидкости и зажмурилась.

Надин доела гамбургер и облизала пальцы.

− Боже, девочки, как же это вкусно! Ну почему в Ангардории такого нет, а? Почему там такая скука смертная? За вот это, − она кивнула на пустую обертку из-под гамбургера − можно жизнь отдать! Лави, а ты почему не ешь?

Лави бросила равнодушный взгляд на гамбургер, лежавший рядом с ней. Запах искушал, но аппетита совсем не было.

− Бери, если хочешь, мне перехотелось, − сказала Лави.

Надин пожала плечами, взяла гамбургер, развернула бумагу, в которую он был завернут, и с аппетитом откусила крупный кусок. Да так, что подавилась. Лави и Вера похлопали ее по спине.

Надин откашлялась, по щекам побежали слезы. Она подышала, пришла в чувство, перевела взгляд на гамбургер и снова накинулась на него так, будто от этого зависела вся ее жизнь.

Вера хмыкнула и отвернулась от Надин. У нильфийки Надежды была большая слабость к еде, особенно к человеческой. Равни запрещала прикасаться к чему-либо в мире людей, но нильфийки нарушали этот запрет. Как можно служить людям и держаться подальше от этих лакомств?