Снег тишины

Александр Межиров

С глазами падшего ангела

и заиканием Моисея

не перепишешь набело

судьбу с заголовком: «Рассея».

И заставляет что-то

в благопристойной Неваде

помнить Синявинские болота

и Ленинград в блокаде.

Недаром, сердцем владея,

смешала родная глина

неприкаянность иудея

с норовом славянина.

Жить бы ему, хоть со Сталиным,

без козырей, да под небом этим,

в бедном краю оставленном,

в тысячелетье третьем!

В списках врагов не значится –

спасибо судьбе и за это…

Не перепишешь начисто

жизнь игрока и поэта.

НЕ СПЕШИ

Андрею Алексееву

Не спеши состариться,

сбросим лишний хлам,

что от нас останется –

собирать не нам.

Где росток пригреется,

там и день взойдёт.

Всё у нас имеется –

и не первый год:

молодость бесследная,

седина виска…

А дорога светлая

всё равно легка!

ВСТРЕЧА

Мы проходим тёмной улицей

в стороне от всех забот,

и не важно, что там сбудется

через месяц, через год.

Мы идём с тобою по́д руку,

не чужие, не родня, –

вместе – остальное по́ боку.

Погляди же на меня! –

И закружится во тьме ночной

приютивший нас квартал,

и ты снова станешь девочкой,

о которой я мечтал.

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ СНЕГ

Стремительно и безответно

врываясь в помыслы и сны,

пронизанный весельем ветра

и полнозвучьем тишины,

случайно выпавший из ряда

событий, канувших во мглу, –

снег убеляет ветви сада

и льнёт к замёрзшему стеклу.

Но нет к прошедшему возврата!

И в доме светлом – пустота.

И снег ложится виновато

на незнакомые места.

ДАВНО ПОРА

Яну Иоаниди

А помнишь, Яном Бунина звала

его супруга Вера Николавна?

Ему же в Грасе русского тепла

так не хватало, а любви – подавно.

Вот ты с рожденья не Иван, а Ян,

и я не стану звать тебя Иваном.

Пускай порою ты бываешь пьян –

я сам бываю по неделе пьяным.

Но главное – поэзия, и с ней

нам не страшны разводы и запои!

Давно пора сомкнуть наш круг тесней,

и пусть печаль оставит нас в покое.

Давно пора не выживать, а жить

везде: в безмолвье, в безрассудстве, в звуке.

Давно пора нам сердце обнажить

и не бежать от боли и разлуки.

НАВАЖДЕНИЕ

Окружённый спол о хами древними

(или в явь мои сны облеклись?),

над продрогшими в поле деревьями

красный месяц подковой повис.

И уже на раздолье языческом

прозвучал над отчизной степной,

нарушая безмолвья владычество,

крик неведомой птицы ночной.

Я ли это иль предок забытый мой

с первобытной вдыхает тоской

воздух, дымом становищ пропитанный…

или это костёр за рекой?

Чьи-то тени ползут настороженно

вдоль оврага сквозь редкий туман…

Или всё, чему быть не положено,

распоясавшись, вводит в обман?

Где я? Кто я? Прикинулся чудищем

пень разлапый, иль чудище – пнём?..

Только звёзды и в прошлом, и в будущем

неподдельным мерцают огнём!

НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЙ ЯНВАРЬ

Как пахнет снег, забыли мы,

дождит с утра и допоздна,

и без зимы среди зимы

трава, как в мае, зелена.

А вот пойди на нас войной –

прямым ответом на вопрос,

глядишь, ударит запасной,

сорокаградусный мороз.

НА ТОЙ ВОЙНЕ

Я в смертный бой вступал во сне,

как будто наяву,

и погибал на той войне,

и до сих пор живу.

Из синевы спускаясь в ад, в грохочущий разлом,

я знал, что нет пути назад,

и не жалел о том.

Над телом павшего бойца

призывно горн играл,

а я среди живых отца

в смятенье выбирал.

Но вот уже и нет живых –

все полегли в бою,

и канонады гул затих

у мира на краю.

Но вижу: скрыт густой травой

и пулями прошит,

в беспамятстве, полуживой

один солдат лежит.

Всю ночь я просидел над ним –

настырна смерть, хитра, –

моей молитвою храним,

он бредил до утра.

И вот рассвета час настал!

И отлегло в груди,

когда явился санитар,

как ангел во плоти.

Потом мне снился лазарет

и скальпеля металл.

Хирург, прося прибавить свет,

кроил, кромсал, латал.

Сон обрывался и опять

накатывал волной…

Уже я начал забывать

того, кто звался мной.

Иного воинства уже

небесные послы

бездомной, страждущей душе

благую весть несли.

Но что-то в памяти былой

мешало обретать

всепобедительный покой

и солнечную стать.

И так, плутая в полумгле,

я вспомнил наконец:

на хирургическом столе

мой воскресал отец.

ОТЕЦ

Придя как слух о без вести пропавшем,

он не скрывал осанки фронтовой

и не искал опоры в мире нашем,

и был спокоен – мёртвый, но… живой.

Припомнив всё, что вынес на плечах,

он оглянулся на свои потери –

и увидал меня…

и, промолчав,

шагнул во тьму сквозь запертые двери…

И как теперь мириться с тишиной,

не поддаваясь жалости и боли!

Ведь часовые стрелки за стеной

не по моей остановились воле,

и не со мною счёты сведены;

нигде не бьют тревогу об утратах,

никто вокруг не ищет виноватых…

А оправданье – тяжелей вины.

ЗА ОТЦА

Ни лагерей, ни пули не отведав,

но в поредевшем не чужой строю,

на дорогих развалинах победы

я за отца навытяжку стою.

Народ молчит. Безмолвны обелиски.

Толпа резвится, празднуя салют.

Мы все – в одном, неуследимом списке

живых, где впрок побед не раздают.

И в этот строй я встал не для парада,

а ради той победной тишины,

разлитой в сердце русского солдата

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.