Страница 14 из 24
Потом у Триана появилась младшая сестрёнка Амилла, которую он обожал и оберегал. А когда ему было четырнадцать лет, Шаро, маг-наставник, однажды застукал его на сеновале с дочкой конюха. Шаро разъярился и гонял его молниями по всему двору. И всё бы Триану сошло с рук. Но на беду именно в этот проклятый вечер в замок вернулся отец. Он не оценил ни светопреставления, ни повода, по которому оно было устроено, и бушевал всю ночь, грозясь выпороть мальчишку на конюшне.
Орал, что Триан порочит фамилию и что, мол, одарил же Вартэль наследничком.
А на утро отправил сына в Имперскую академию – военную школу для магически одаренных подростков. И как ни убивалась графиня Богартэ, как ни умоляла мужа оставить сына дома, он остался непреклонен. Триан поступил в академию досрочно, на год раньше сверстников.
Он надолго запомнил фигурки матери и сестры на крыльце фамильного замка. Обе рыдали, и Триану было сложно понять, от чего всё расплывается перед глазами, то ли из-за утреннего тумана, то ли от собственных слёз.
Отец сказал той ночью, что если он пытается вести себя как мужчина, так пусть идет и учится быть настоящим мужчиной и магом рода Богартэ.
Вернее, он как-то точнее и ярче сказал. Но Триан предпочёл забыть те обидные слова. Потому что со временем и сам начал понимать, чем маг и сын графа отличается от своих беззаботных сверстников, лишенных магии. Ему доступно объяснили это в академии.
С Дамиром Триан впервые столкнулся на первом курсе, когда пришел заселяться в общежитие. Молодому Богартэ осталась только одна комната с уже проживающим там соседом – третьекурсником Дамиром. Все остальные комнаты были давно распределены, так как Триана приняли вне конкурса и потока, по протекции отца.
И он, рослый четырнадцатилетний парень, не по годам развитый, был вынужден ворваться в жизнь почти уже состоявшегося мага Дамира.
Учителя жизни Триана – отставные стражи с границы – служили в гарнизоне замка и с детства учили его, что лучшая защита – это нападение. А мир на тот момент казался парню несправедливым и угрожающим. Все его одногруппники были на год старше. И подросток через день приходил битым, стискивал зубы, поворачивался к стене и делал вид, что спит. Дамир ничего тогда не говорил, просто молча сидел с лампой за учебниками. Он по большей части вообще его игнорировал первое время.
Только однажды наложил заклятие малого исцеления, недовольно бормоча что-то про идиотов первокурсников, которые вместо развития дара упражняются в тупости и пачкают кровью полы.
Потом жизнь Триана наладилась, он завоевал авторитет среди сверстников и даже нашел развеселых друзей. А вот Дамир, который, сколько его помнил Триан, был занудным трудягой, сразу ему не понравился. Он только учился и целенаправленно шел к своей цели, был безукоризненно честен и, похоже, ему действительно нравилось заниматься наукой.
В отличие от Триана, которому вначале больше по душе было махать мечом и веселиться в столице. Они были словно две противоположности: умный, скрытный и жесткий Дамир, просчитывающий свои действия и слова на сотню шагов вперед, и молодой обаятельный Богартэ. Триан смотрел на мир широко распахнутыми глазами и предпочитал сначала бить и только потом разбираться. В свободное от учебы время он кутил с новыми друзьями напропалую, лазал в окна девчачьего общежития. А на учебе часто был замечен спящим. И не выперли его из академии сразу только по одной причине, вернее, по двум. Во-первых, у него был сильный наследственный дар некроманта. А во-вторых ─ знатный отец, граф Феррик Богартэ Таморский, входил в состав Магистэриума, – верховного органа управления магов.
Продолжалось такое поведение Триана ровно до первой практики, на том самом первом курсе. На болотах Развелли, куда будущих боевых магов-некромантов, опору империи, забросили на две недели шлифовать и оттачивать магическое мастерство и управление эмоциями. Дамир был старшим в их пятерке. На нем лежала задача сохранить вверенных курсантов и довести их из точки А в точку Б. Он также сдавал зачёт за третий курс и заявил обалдевшим первокурсникам, что не позволит им сдохнуть, как бы они этого ни хотели. В тот раз Триан на всю жизнь запомнил, что жизнью своей он обязан именно графу Имертинскому,
потому что если бы не Дамир со своими благословляющими подзатыльниками и тычками, то никакие мечи бы им не помогли.
Единственное, что тогда умел Триан и остальные курсанты, – это простейшее заклинание упокоения, которое они тренировали на обычных лабораторных скелетах, то поднимая, то обратно укладывая их магией на земляной пол подвала. Ещё из вооружения у первокурсников были тяжелые, зачарованные на нежить мечи, которые они получили перед самой высадкой. И когда четверка юнцов браво зашагала по болоту, следуя за маячившей невдалеке спиной Дамира, курсантам показалось, что они попали в ад.
Некротические и стихийные твари болот реагировали на страх необученных магов, как на приманку, и тянулись к ним костяными руками из каждого омута. Вцеплялись в ноги, тянули с тропы в сторону.
А с того момента, как группа вышла на болото, в некроманта-третьекурсника будто Вартэль вселился. Он начал неотвязно бесить Триана и его товарищей, всячески упражняясь в остроумии насчет их техники боя, сдержанности и хладнокровия. Не упускал случая издевательски восхищенно поцокать языком при каждом удачном выпаде курсанта, тем самым отравляя радость победы. А потом вообще превратился в придворного повесу, обращаясь с подчиненными подчеркнуто галантно, словно с впечатлительными дамочками, глумясь и притворно охая каждый раз, когда какой-нибудь удачливой твари удавалось стянуть неудачника с тропы. Подавая руку, этот гад сочувственно осведомлялся, не замочил ли несчастный своей прически и не обронил ли меч.
Благодаря одному этому, красным от гнева первокурсникам даже не приходило в голову бояться или унывать.
Черные стриги ─ мутировавшая нежить древних магических войн ─ безмозглые, безобразные, но титанически сильные твари, с торсом человека, с ногами и брюхом гигантской водомерки выпрыгивали на тропу и кидались на них, норовя разорвать и сожрать. Но курсанты всё шли и шли, упрямо расчленяя этих монстров. Они смогли неплохо сработаться тогда. Догадались, что их простое заклятие упокоения, которое в одиночном исполнение не производило на стриг ровно никакого впечатления, можно запускать всем вместе. Но даже в этом случае оно лишь дезориентировало некротварей.
Однако выигранного у чудовища времени им обычно хватало, чтобы подобраться поближе и одну за другой совместными усилиями отрубить ему конечности. Злые, измазанные болотной мерзостью, они упрямо прорубали дорогу, следуя за Дамиром. А он всё время держался впереди. Редко когда возвращался к ним и помогал прикончить особо живучих пауков. И в отличие от первокурсников, он всегда использовал заклинания. То обращался к энергии стихий, запуская яростные языки пламени, то выдавал массовое упокоение по площадям, то замораживал воду, и тогда сквозь толстый слой льда курсанты видели огромные глаза вмерзших в него тварей, так и не преодолевших эту преграду.
У Триана было чувство, что Дамир всю дорогу раскладывает пасьянс или находится в трансе, настолько отрешенным и спокойным был его взгляд и точными движения. Он просто подбирал наиболее эффективное заклинание к каждой конкретной ситуации. И только недовольно морщился всякий раз, когда приходилось перерасходовать энергию и его бой переставал походить на завораживающий танец из магических вихрей с разноцветными искрами.
Справедливости ради стоит отметить, что такие моменты случались обычно у него тогда, когда кто-то из первокурсников умудрялся споткнуться или подставиться. В этом случае он неизменно успевал в последний момент и вставал между болотной тварью и курсантом. До сих пор перед глазами Триана иногда возникало то зловонное болото, в которое погружался огромный костяной лич17, упокоенный Дамиром. За минуту до этого монстр стремительно атаковал Триана и едва не оторвал ему руку.
17
Лич – маг-некромант, ставший нежитью, по одним версиям – после смерти, по другим – вместо смерти. Лича очень трудно уничтожить, потому что после того, как будет разрушена его физическая сущность, он может возродиться. Они не чувствуют боли и эмоций.