Страница 18 из 30
Синцов вытащил свое удостоверение личности и отпускной билет, только сейчас вспомнив, что не успел получить новых документов в редакции. Почувствовав неуверенность, он стал объяснять, как это вышло, но от этого его неуверенность только усилилась.
- Малопонятные документы, - возвращая их Синцову, хмыкнул капитан. Но, положим, все так, как вы говорите. А зачем вы людей с переднего края в тыл за собой тащите, кто вам на это права дал?
Еще с той минуты, как нечто подобное сказал ему лейтенант на шоссе, Синцов жаждал поскорей объяснить, что это недоразумение. Он стал рассказывать, как к машине выскочили бойцы, как он их взял с собой, чтобы спасти, как потом взял еще одного красноармейца.
Но, к его удивлению, оказалось, что капитан вовсе не считает все происшедшее недоразумением. Наоборот, он именно это и имеет в виду:
- У страха глаза велики! Одним снарядом с танка сразу десять человек свалить, да еще в лесу?.. Враки! Попадали со страха, а старший по команде, вместо того чтобы собрать людей, половину бросил, а сам дал стрекача по шоссе. А вы уши развесили! Так сколько хочешь можно в тыл увезти: одни напугались, другие свою часть в тылу ищут... Надо свои части впереди искать, там, где противник! - Капитан выругался и, облегчив душу, уже спокойнее сказал, махнув рукой на старшину, занимавшегося с бойцами: - Вон там их в чувство приводят! Приведем - и в бой поведем! А в Могилев каждого паникера возить - в тылу их и без того хватает! Нам люди тут нужны, мне командир бригады приказал к вечеру сколотить триста человек пополнения из тех, кто по лесам шляется, и я их сколочу, будьте покойны! И вашего младшего политрука возьму, и вас, - неожиданно с вызовом добавил капитан.
- Он в бок ранен, - угрюмо, как все, что он говорил, кивнув на Синцова, сказал летчик. - Ему в госпиталь надо ехать.
- Ранен? - переспросил капитан, и в глазах его было недоверчивое желание заставить раздеться и показать рану.
"Не верит", - подумал Синцов, и душа его похолодела от обиды.
Но капитан теперь уже и сам увидел темное пятно на гимнастерке Синцова.
- Доложите своему политруку, - повернулся он к Люсину, - почему вы отказываетесь остаться и идти в бой. Или вы тоже ранены, но от меня скрывали?
- Я не ранен! - неожиданно визгливо выкрикнул Люсин, и его красивое лицо оскалилось. - И я ни от чего не отказываюсь. Я на все готов! Но у меня есть задание редактора поехать и вернуться, и я без приказания своего старшего по команде не могу своевольничать!
- Ну, как вы ему прикажете? - спросил капитан Синцова. - Положение у нас тяжелое, вот у меня на всю группу даже ни одного политработника нет. Вчера сами из окружения вышли, а сегодня уже пхнули чужую дыру затыкать. Пока я тут людей собираю, там, на Березине, бригада последние головы кладет!
- Да, конечно, оставайтесь, товарищ Люсин, раз хотите, - простодушно сказал Синцов. - Я бы тоже... - Он поднял глаза на Люсина и, только встретившись с ним глазами, понял, что тот вовсе не хотел оставаться и ждал от него совсем других слов.
- Ну, теперь все, - сказал капитан и строго, в упор повернулся к Люсину: - Идите к старшине, принимайте вместе с ним команду над группой.
- Только вы доложите редактору про это самоуправство и что вы тоже... крикнул Люсин в лицо Синцову, но не успел закончить фразу, потому что капитан с силой повернул его своей перевязанной рукой и подтолкнул вперед.
- Доложит, не беспокойся! Иди выполняй приказание. Ты теперь у нас в бригаде. А не будешь подчиняться - жизни лишу.
Люсин пошел, горбя плечи, за одну минуту перестав быть стройным и молодцеватым военным, которым он казался до этого, а Синцов, почувствовав непреодолимую слабость, опустился на землю.
Капитан удивленно посмотрел на Синцова, потом, вспомнив, что политрук ранен, хотел что-то сказать, но телефон издал слабый писк, и он схватился за трубку.
- Слушаю, товарищ подполковник! Одну группу отправил по старому маршруту. Вторую сформировал. Куда? Сейчас отмечу. - Он вытащил из-за пазухи комбинезона сложенную вчетверо карту и, поискав глазами какой-то пункт, сделал резкую отметку ногтем. - Так точно, стоят в засаде. - Синцов понял, что он говорит о пушках у шоссе. - И гранаты на случай связали. Не пустим!
Капитан замолчал и целую минуту слушал что-то со счастливым выражением лица.
- Ясно, товарищ подполковник, - сказал он наконец. - Вполне ясно. А у нас как раз тут... - Он хотел что-то рассказать, но, очевидно, на другом конце провода его оборвали. - Есть закончить разговоры! - сказал он смущенно. - У меня тоже все.
Он положил трубку на ящик, встал и поглядел в лицо летчику с таким выражением, словно в его силах было сказать что-то радостное этому человеку, у которого только что сгорела машина и на глазах погибли товарищи. И это так и было, он и сказал то единственное, что еще могло сейчас порадовать летчика:
- Подполковник говорит, что вряд ли сегодня можно ожидать прорыва по шоссе. Немцы только небольшую часть танков переправили. Остальных вы за Березиной остановили. Мост в прах разбит, следов не видно.
- Мост в прах, и нас в прах - гордиться нечем! - отрезал летчик, но по его лицу было видно, что он все-таки гордится этим мостом.
- А как вы горели! Мы кулаки зубами рвали! - сказал капитан. Ему хотелось утешить летчика. - Немец тут упал, хотел его живым взять, да где там, разве можно на это людей уговорить после всего, что видели!
- А где он? - с трудом поднимаясь, спросил Синцов.
- Здесь, за елками лежит, да лучше на него не смотреть, - махнул рукой капитан. - Как под танком побывал... - И, посмотрев на бледного от потери крови Синцова, добавил: - Поезжайте, раз вы ранены, я не держу.
- У нас там еще двое раненых в кузове лежат, - словно все еще оправдываясь, сказал Синцов. - И убитый. - Он хотел сказать, что убитый генерал, но не сказал: к чему? - Пошли, - обратился он к летчику.
- Я, пожалуй, здесь останусь, - сказал тот неторопливо и решительно: он думал об этом все время, пока шел разговор, наконец решил и уже не собирался передумывать. - Винтовку дашь? - спросил он капитана.
- Не дам, - мотнул головой капитан. - Не дам, дорогой сокол! Ну куда ты мне и что это даст? Иди туда, - он ткнул забинтованной пятерней в небо. От самого Слуцка пятимся, каждый день мучаемся, что вы мало летаете. Иди летай, ради бога, - все, что от тебя требуется! Остальное сами сделаем!