Страница 3 из 13
– Не возражаете? – приветливо спросила она. – Простите ради бога, просто терпеть не могу есть одна. Если я вас не стесню, конечно…
– Пожалуйста, – буркнула Маша, не слишком довольная произошедшим.
– Может, вы ждете кого-то?
– Вообще-то… – неопределенно произнесла Маша, и женщина, уже опускавшая тарелку на стол, застыла в полупоклоне. – То есть я хотела сказать, что я ждала мужа.
– Ах, простите, – сконфузилась женщина, но Маша торопливо добавила:
– Но, наверное, сегодня его не будет. Садитесь, пожалуйста.
Женщина села, а Маша подумала, не объяснить ли ей, почему мужа сегодня не будет, но придержала язык, подсознательно избавляясь от неприятного воспоминания о том, как она лежала на кровати с книжкой в руках, пока не заснула, а потом был шум, и муж упал в коридоре, в стельку пьяный, разразившись грубой бранью, когда она спросонья не подбежала помочь ему. Потом она помогала ему дойти до кровати. Упав на спину, он махал руками, а когда она стала стягивать с него штаны, неожиданно пнул ее в живот так, что она задохнулась и отлетела к стене, врезавшись в тумбочку боком. Она скрючилась на ковре и лежала, поскуливая от боли, пока он не поднял голову и, с трудом сфокусировав на ней взгляд налитых кровью глаз, приказал:
– Вставай и иди сюда.
Она подошла не сразу, чем вызвала еще большее его недовольство. Та степень опьянения, когда муж становился агрессивным, еще не свалила его с ног, и теперь ему требовался объект, на котором он мог выместить свое раздражение. И ее медлительность взбесила мужа еще сильнее. Пошатываясь, он подошел к ней и навис, глядя, как она корчится на полу, поджимая колени к подбородку. Покачиваясь, он высвободил одну ногу из упавших брюк, потом стал дрыгать второй, пока штаны не улетели к стене, зацепив настольную лампу, которая покачнулась, но не упала. С пьяной ухмылкой он принялся расстегивать рубашку, обнажая заросший волосами живот.
Что было дальше, Маша старалась не вспоминать. Поэтому, передернувшись, она привычно загнала мысли подальше, в тот уголок подсознания, где трамбовала подобные чувства уже не первый год. Воспользовавшись моментом, пока соседка по столу увлеклась своим омлетом, Маша с любопытством ее разглядела.
Тоненькая, болезненного вида, с бездонными карими глазами, напоминающими красноватые стеклянные шары, за которыми спрятались горящие свечи. Инфернальности облику женщины придавали темные круги под глазами. Возраст показался Маше неопределенным: женщине можно было дать и тридцать, и пятьдесят. На лице, прозрачном, как осеннее яблоко, Маша не заметила ни следа косметики. На тонких пальцах хищно сверкали бриллианты, выглядящие неприлично крупными, как и массивная золотая цепь, слишком мощная для такой тонкой шеи. Все это вместе и по отдельности показалось бы Маше перебором, но на женщине все смотрелось весьма гармонично, может, из-за павлиньей расцветки хламиды да тюрбана, которому для полноты образа не хватало разве что страусиного пера с брошкой. Женщина подняла глаза и неожиданно широко улыбнулась. Зубы у нее были мелкие, как у мыши.
– Давайте познакомимся. Я только вчера приехала и никого еще не знаю. Меня зовут Маргарита. Но вы зовите меня Ритой. На работе меня называют Марго, а меня просто тошнит от этого. Так и хочется перерезать глотку какому-нибудь герцогу.
Рита скорчила зверскую физиономию. Маша против воли рассмеялась.
– Я – Маша, – ответила она. – А чем вы занимаетесь?
– Я актриса, – просто ответила Рита. – Только ради бога не спрашивайте, где бы вы могли меня видеть. Когда мне задают такие вопросы, я, как правило, отвечаю, что вы и сами ничего в этой жизни не добились. В кино не снималась, в сериалах тоже, спокойно топтала сцену в провинции. Вы бывали в Новосибирске?
– Нет, – призналась Маша. Новая знакомая начала ее забавлять, и она нашла это хорошим знаком.
– Ну, тогда название «Красный факел» вам ничего не скажет. Я служу там уже лет десять. Это вообще-то хороший театр, но, как и все немосковские и непитерские, очень провинциальный. Но у нас крепкие постановки и труппа очень сильная. За нас не стыдно.
– Я так и подумала, что вы актриса.
– Это так заметно? – лукаво изогнула бровь Рита. – А вы, Маша? Чем вы занимаетесь?
– Ничем, – смутилась Маша. – Я как раз из тех, кто ничего в этой жизни не добился. Я даже институт не окончила, замуж вышла на втором курсе и теперь вот… Просто живу.
– Это же скука смертная, – фыркнула Рита.
– Да, – мрачно подтвердила Маша. – Скука.
Какой-какой, а скучной ее жизнь назвать было трудно. Да что таить греха: она бы с удовольствием поскучала, и тут, в этом, раздери его черти, дорогущем отеле, и дома, в холодной стерильности выскобленного до блеска особняка, где и прислуга, и хозяйка, если ее можно было так назвать, ходили по струнке. Никаких посторонних, никаких друзей, никаких гостей, кроме партнеров и дружков супруга, отвратительных боровов с женами, либо слишком глупыми даже для разговоров о погоде, либо такими же запуганными, забитыми, безголосыми и бесправными, тем не менее когтями цепляющимися за золоченую клетку, как волнистые попугайчики.
Появление Риты Маша расценила как спасение. В отеле она находилась уже больше недели, но за это время не осмелилась завести хоть какое-то знакомство. Пару дней назад она, воспользовавшись отсутствием мужа, бездумно приняла приглашение местных отдыхающих и согласилась поиграть в волейбол на пляже, дав себе зарок уйти через час. Но в какой-то момент игра ее так захватила, что Маша забыла о времени. Находиться среди обычных людей было замечательно и легко. Отдыхающие были молоды, беззаботны, несколько парней с загорелыми подкачанными торсами показались ей откровенно привлекательными, а она, несомненно, понравилась им. Опьяненная внезапной свободой, она позволила им чуть больше приличного: ничего особенного, сперва хлопнула в ладоши, а потом один шлепнул ее по попе, вполне игриво, и это могло быть недвусмысленным намеком, не будь она замужем. Но мысль, что она может вновь почувствовать себя живой, была такой возбуждающей, что Маша потеряла бдительность и потому не сразу заметила что муж, коему надлежало вернуться еще часа через два, стоял в тени магнолии и гадко усмехался.
Она прекратила игру сразу, подняла брошенное на песок парео и понуро поплелась следом за мужем, как собачонка, ожидающая наказания.
К ее удивлению, муж не стал распускать руки и вообще не сказал ей ни слова, когда она, чувствуя отвращение к себе самой, стала лепетать и оправдываться, что ничего такого не хотела, ей просто скучно, он постоянно на встречах, а так хотелось немного размяться, но больше никогда… И когда презрение к себе самой стало достаточно сильным, она замолчала, ожидая, когда он ее наконец-то ударит.
– Бедняжка, – насмешливо сказал он. – Ну, я представляю, что ты тут от скуки тухнешь, но, маленькая моя, мне нужно еще несколько дней. Ну, вытри слезки, рыбонька.
Периоды, когда муж вспоминал, что она вообще-то его жена, а не рабыня и не груша, которую можно безнаказанно лупасить, были непредсказуемы. Каждый раз Маша трепетала, полагая, что ласковая маска слетит с его лица и она опять получит взбучку, и все же заставляла себя обманываться надеждой, будто вот теперь-то он настоящий и все плохое позади. А то, что было… ну напился человек, с кем не бывает. Вот и сейчас муж был трезв, и потому никаких репрессий за неловкие объятия с незнакомым парнем не последовало. Только продлилось все недолго. Потому что тем же вечером состоялась очередная попойка, после которой Маша получила в живот и пролетела через всю комнату. А потом, когда он лежал на ней, содрогаясь в оргазме, она мельком подумала, что еще недавно, не на полу, а в постели, он был нежен и предупредителен, и она получала истинное удовольствие, от которого не осталось и следа…
Впрочем, следы как раз остались. Маша подумала, что Рита увидит эти синяки на руках и ногах, и покраснела, после чего стремительно перевела разговор.
– А в каких вы спектаклях играете?