Анна, создающая королей

Пожалуйста, пусть ему будет больно! Пусть он пожалеет, что отдал меня незнакомцу!

Пусть он жалеет об этом всю оставшуюся жизнь.

Пробуждение было липким. Горьким. Пахло следами страсти и чужим мужчиной в моей постели. Стараясь не разбудить Джулиуса, я выскользнула из-под одеяла, наступая на потемневшие лепестки на полу. Свечи догорели, воск пузырился на подсвечниках уродливыми наростами. Они сгорели так же необратимо, как и мое прошлое.

Серьезный даже во сне, Джулиус спал так глубоко, что позавидуешь. Я впервые присмотрелась к его лицу. Сегодня Джулиус показался мне смутно знакомым. Я где-то видела его раньше, на приеме или на одной из встреч. Я не успела задуматься об этом раньше, так как Нерон выбил почву из-под ног.

Мир за окном не изменился, сад приветствовал меня вечным летом, и это успокоило и придало сил. Следующий этап – выяснить, что меня ждет дальше. Продолжу ли я обучение, где буду жить, где поселится… мой муж. Претензий к Джулиусу не так уж и много, он оказался на удивление нежным любовником. После первого раза он принес влажное полотенце, аккуратно стер с меня кровь и следы страсти и, улыбнувшись, сказал: «Спи!» Но я не могла заснуть, и тогда он снова обнял меня, лаская обнаженное тело. Он хотел меня, не догадываясь, что творилось в моей душе. То и дело проверял: «Ты со мной, Анна?», добивался моей реакции, моего удовольствия. «Конечно!» – отвечала я, выдавая ложь каждым вздохом.

А теперь наступило утро… вернее, уже далеко не утро. Я изумленно посмотрела на часы. Возможно ли, что мы проспали до обеда?

Я не хочу повторения вчерашней ночи. Пусть Джулиус уедет, желательно, навсегда, чтобы я смогла притвориться, что наша короткая связь была наказанием. Я должна вырваться из очередной клетки.

Бесшумно одевшись, я бросила последний взгляд на мужа и открыла дверь.

Мне повезло, что у шока есть пределы. Вчера я их превысила, поэтому продолжала существовать по инерции, и это хорошо. Иначе увиденное снаружи разрушило бы мою волю.

Нашего дома не стало. Земля изогнулась и подавилась беспорядочными кучами обломков. Куски стен, провода, сломанная мебель, а сверху – серая пыль, словно это разрушение произошло несколько лет назад. В центре беспорядка все еще поднималась вверх парадная лестница. Посеревший от пыли ковер свисал, прикрывая обрубки камня. Правая половина лестницы обрывалась на полпути за ненадобностью, а левая переходила в каменную площадку, на которой я и стояла. От дома осталось только левое крыло, и теперь я возвышалась над каменным безобразием, над моим взорванным миром.

Нерон когда-то объяснил, что анабиоз безопаснее, чем насильственный сон. В анабиозе засыпает как сознание, так и тело, не ведая о том, что тот, кто тебя создал, разрушает твою жизнь. Только анабиозом можно объяснить то, что ни Джулиус, ни я не услышали, как Нерон прощался с прошлым. Привыкшая к анабиозу, я проснулась первой.

Неужели Нерон не пожалел слуг? Эта мысль обожгла, заставила броситься на руины с криками: «Тереза! Матиас!»

Я перепрыгивала с камня на камень, вглядываясь в разруху ищущими глазами. Вокруг не было ничего живого.

– Джулиус! – закричала я, не выдержав напряжения. Тут же забыв о муже, я бросилась прочь от дома. Если слуги спаслись, они прячутся где-то на острове. Пусть Нерон наказывает меня, но они тут ни при чем.

Не найдя ни единой души, я упала на камни и закрыла глаза. Я просила Нерона любить меня, а он отказался и отдал меня другому мужчине, доказал необратимость своего разочарования. А когда я приняла страсть навязанного мужа, Нерон разрушил все, что создал для меня.

Он несправедлив и жесток, но и я неправа. Я потеряла годы на пустую, тщетную борьбу за больное чувство.

Больше этого не случится.

Я соскребла себя с камня, села и посмотрела в безупречное небо.

Я не стану плакать на руинах старой жизни, а заставлю себя шагнуть в новую. Я не возьму с собой ничего, уж точно не мужа. Я вызову Джулиусу транспортный катер, чтобы он вернулся на Тритари. Пусть оставит себе все, что получил от Нерона. Пусть наслаждается моим приданым, мне ничего не нужно.

Джулиуса в спальне не было. Одеяло лежало на полу среди увядших лепестков. Кровь на простыне заставила меня отвести взгляд. А вдруг я забеременею? Нет, этого не случится. Нерон не позволит никому, кроме себя, причинить мне боль. Даже судьбе.

Сумочка и документы – вот и все, что я возьму с собой из этой жизни. На банковском счету заработанные мной деньги. Нерон смеялся над моим заработком, не возражал против личного счета в банке. Он называл его булавочным фондом, хотя и знал, что на заработанные деньги я могла уже купить свой собственный остров.

Я закрыла за собой дверь спальни, которую мечтала разделить с Нероном. Только сейчас я заметила, что рядом с дверью в пыли лежат листы бумаги, придавленные камнем. Смешно и глупо. Зачем придавливать бумагу камнем? Под атмосферным куполом не может быть ветра, и это очередное доказательство ненастоящей жизни с Нероном. Бесчувственное безветрие.

Я присмотрелась к бумагам, моргнула сухими глазами. Свидетельство о браке, к которому Нерон прикрепил справку о моей недееспособности. Цветной скрепкой.

Не оглядываясь, я дошла до ангара. Надо же, Нерон оставил мне «Пулю»… Прощальный жест, неслыханная и бесполезная щедрость. Зачем мне «Пуля», если Нерон разрушил остров?

Прислонившись к лакированной панели, я посмотрела в небо.

– Ты создал меня, Нерон. Научил жить, мечтать, любить, пробуждать в людях самое лучшее. Ради тебя я стала Анной, создающей королей, и мы собирались вместе изменить мир. Почему же ты не предупредил, что не позволишь мне быть человеком? Ты привязал меня к себе, оторвал от нормальной жизни, а потом продал другому. Разрушил все, потому что я возымела наглость хотеть твоей любви.

Я знала, что Нерон меня слышит. Он везде. Он не покинет остров, пока не досмотрит придуманный им сценарий до конца.

Горячая волна прошлась по телу – страсть, боль, отчаяние. Это длилось всего лишь секунду, но чужие чувства накатили на меня с такой силой, что могли принадлежать только одному мужчине.

Нерону.

Пусть он будет счастлив, а я найду свой путь.

Глава 3. Отвергнутая

Алтавия, четыре месяца спустя

В феврале мело. Нещадно, густо, горошинами жесткими, как сырой рис. Они лежали на замерзшей земле, дожидаясь, когда ветер покатит их волной бисера. Уже почти март, но весной и не пахнет. Я стояла на подъездной дороге в чулках и туфлях и морщилась от колючей боли в лодыжках. Не привыкла к погоде, хотя метет уже третью неделю. На острове климат создается хозяином, а на Тритари – природой. Раньше, прилетая сюда, я почти не замечала погоды, только городские пейзажи, но воспоминания о суровой зиме остались с детства.

Все метет и метет. Небо еле удерживается, чтобы не грохнуться мне прямо на голову. В такую погоду не поездишь и не полетаешь. Хотя… я и так больше не летаю. Меня прибило к земле.

– Ань, а ну вернись! Ты решила умереть? – Лица управляющего почти не видно, снег забился в бороду, в усы, да и меня порядком запорошило.

– Иду!

– Даже собаки дома сидят, а ты на улицу вылезла!

Ангел заботится обо мне, чтобы не сбилась с пути. Мой Ангел. Только ему я разрешаю играть с моим именем, словно я ребенок. Пожилой, суровый управляющий печется обо мне, как о дочери.

– Подъездную дорогу не расчистить, – заверяю мужчину, – сегодняшние гости точно застрянут.

– А ты в нас не сомневайся, Анют, все расчистим. У нас еще три часа в запасе.

– Не уверена, что гости решатся ехать при такой погоде.

– Шутишь? – Ангел стряхивает снег с бороды и запирает за нами входную дверь. – К тебе и не доедут? Пешком дойдут! На животах доползут!

И то правда. Номера в гостинице не пустуют никогда, даже в штормовую погоду. Я купила ее целиком, вместе со служащими, неухоженным садом, пятью собаками и названием «Светлая река». Вокруг ни души, только журчание реки, омывающей известковый берег, дарит ненавязчивую музыку. Не сейчас, конечно. Зимой вокруг гостиницы белое безмолвие.