Конкуренты

— Денис! — простонала Катя, сжимая в кулаки мой пиджак.

— Зараза, сдерживай меня, я так боюсь сделать больно, навредить, — прошептал, покусывая её шею, сжимая грудь.

— Я не хочу, чтобы ты сдерживался. Я хочу, чтобы ты любил меня, как умеешь только ты.

Твою ж… Весь контроль к чертям, когда она так говорит, чуть хрипловатым, томным голосом.

— Как снимается это платье? — спросил я.

Хочу прикоснуться к любимой, эта невыносимая потребность съедает изнутри.

— На спине пуговицы, — любимая повернулась ко мне спиной, и я застонал от отчаянья.

Они были такие мелкие, с маленькую горошину, и спускались до поясницы.

— Не знаю, кто это придумал, но он знает толк в пытках.

Любимая засмеялась, а я пытался быстрее расстёгивать пуговицы, но моё терпение быстро закончилось.

— Родная, тебе нравится это платье? — спросил я, разрывая все остальные пуговицы.

— Зачем спрашивал? — хмыкнула, я не почувствовал, что она расстроилась.

— Я куплю тебе новое, — пробормотал, снимая платье с заразы.

— Не нужно, — ответила и повернулась ко мне, чтобы выбить весь воздух из лёгких.

То, что надето на Заразе, должно запрещаться законом. Белое кружево, больше показывающее, чем скрывающее. Но больше всего меня будоражил маленький животик, в котором рос наш малыш.

Я сходил с ума и в ту же секунду был растерян. Так боюсь причинить ей боль. И так каждый раз перед занятием любовью. Любимая улыбнулась и подошла ближе, сняла с меня пиджак, расстегнула рубашку, провела по груди ладонями, заставляя моё сердце биться чаще. Расстегнула ремень, провела по восставшей плоти.

— Ты у меня такой большой, — мурлыкнула и потёрлась об меня, словно кошка.

Довела.

Сжал в кулак её волосы, поцеловал с яростью оголодавшего мужчины. Подхватил на руки и понёс к постели, где сразу же избавил её от соблазнительного белья.

— Ты снова их порвал, — простонала любимая, когда я спустился ниже и поцеловал свою женщину там, где она была уже влажная, горячая и очень чувствительная.

Я безжалостно подводил её к оргазму и останавливался, мой язык замедлял свои движения, не притрагивался к опухшему клитору, который только и ждал прикосновения, чтобы взорваться.

— Денис, — умоляла зараза.

Но я хотел довести её до безумия. И довёл!

Она металась по постели, сжимала мои волосы и прижимала ближе к себе. Мне так это нравилось: её несдержанность, её проявляющийся голод без какого-либо стеснения. Она так просила, что я не мог отказать и всосал клитор, даря ей первый оргазм за эту ночь.

— А-а-а-а-а! — закричала Зараза, выгибаясь дугой.

Я смотрел, как она тонет в удовольствии, как судороги проходят по всему телу, как она закусывает свою губу. Это то, что навсегда останется в моей памяти.

— Денис, иди ко мне.

Разделся и лёг рядом, чтобы поцеловать, поделиться вкусом.

— Ты такая вкусная, — звучит банально, но это правда.

— Хочу тебя, — её заводит вкус на моих губах, я знаю все о её похоти.

— Испорченная девочка, — покусывал шею, грудь, — ненасытная.

— Денис, пожалуйста.

Я сам еле сдерживался, ещё она так просит. Верёвки из меня крутит, женщина.

Лёг на бок и приподнял одну ножку любимой, чтобы мне было удобней устроиться напротив её входа. После того, как начал расти живот, я не позволяю себе быть сверху. Боюсь потеряться в ощущениях и придавить заразу.

— Денис, — снова этот нетерпеливый тон.

Провёл по входу, подразнил, дал почувствовать, немного вошёл и вышел.

— Изверг.

Может быть.

Мне так нравится растягивать это. Чувствовать, как она вся дрожит от нетерпения, слышать её прерывистое дыхание, ощущать, как ногти впиваются мне в руку. Довожу её до грани, когда она начинает рычать, требовать, вхожу и ловлю её крик губами.

Любимая изгибается, чтобы отвечать мне на поцелуй, но я отстраняюсь, потому что это сковывает мои движения, не даёт двигаться, так чтобы нам обоим было хорошо. Зараза понимает и перестаёт изгибаться, ложится на подушку и закусывает свою губу.

Нет, дорогая, я хочу тебя слышать! Толчок, и у Заразы вырывается громкий стон. Да-а-а! Мне мало. Хочу ещё. Больше криков, стонов. Быстро. Медленно.

Любимая стонет, ей хорошо, а мне ещё лучше. Её удовольствие приносит мне намного больше удовлетворения. Замираю в ней, поглаживаю маленький комочек.

— Ох!

Медленно выхожу, продолжаю поглаживать, подводить. Чувствую, как Катя напрягается, лёгкое поглаживание и резкий толчок доводят Катю до пика. Пока любимая содрогается, не сдерживаюсь и ускоряюсь. Чувствую, как сжимается лоно, кайфую, сжимаю попку Заразы и кончаю, громко и с чувством.

— Да-а-а-а-а!

В глазах мелькают звезды. Сжимаю любимую в объятьях, целую в шею. Потные, удовлетворённые, счастливые, и так будет всегда. Каждую ночь, каждый день, всю жизнь я буду любить, и ценить свою Заразу.

— Люблю тебя, — любимая прижимается ко мне и нежится в моих объятиях.

— И я тебя, родная, очень люблю.

Роды

— Вы уверены, что не хотите, чтобы ваш муж присутствовал при родах?

— Уверена! — у меня вырывается крик.

Да когда они перестанут меня спрашивать?! Лучше бы роды принимали. — Любимая, — неуверенно говорит Денис.

— Брюнетик, подойди, — тихо говорю я, отдыхая от схваток.

Любимый наклоняется ко мне, и меня накрывает схватка. Хватаю его за рубашку и притягиваю ближе.

— Следи за отцом! А мне дай спокойно родить, а не переживать о том, что ты грохнешься в обморок, — сквозь зубы сказала я и отпустила мужа.

Его как ветром сдуло. Отлично, теперь можно и поорать. Крик, вроде как, помогает от боли. Но все же хоть какая-то отдушина. В родовую, наконец, не спеша зашёл врач.

— Как она?

— Скоро родит.

Врач подошёл ко мне и посмотрел под подол рубахи.

— Ну вот время и подошло, — проговорил он. — А теперь внимательно слушаем, что я буду говорить, поняла? — наконец-то.

— Да, — прорычала я, сжимая поручни.

После трёх мучительных часов у меня не осталось сил.

— Дуйся!

— Не могу, — плачу я.

Врач подходит, сжимает мою руку и кричит.

— Я сказал, ДУЙСЯ! — и орёт вместе со мной, когда я выполняю его требование.

Сквозь туман в голове чувствую невероятное облегчение, а потом слышу громкий крик ребёнка. Слезы облегчения и счастья.

Мне положили на грудь мою маленькую морщинистую дочь. Боже мой, какая она сине-фиолетовая и тёплая. Любуюсь дочерью, и в моей груди просыпается и расцветает чувство безграничной любви.

Не успеваю насладиться этим чувством, как дочь забирают, а меня перевозят в палату. Устало закрываю глаза, как в палату залетает бледный Денис.

Ох, что-то мне совершенно не нравятся частные клиники.

— Родная, как ты?

— Все живы?

— Да, Иван немного перенервничал.

— Он обещал доктору пулю между глаз, если он не придёт принимать у меня роды, — хмыкнула я.

— Доктор этого не слышал.

— Другие слышали.

Денис хотел ответить, как в палату принесли нашу дочь. Он, как заворожённый, смотрел, как её переложили в кроватку. Пока мне давали рекомендации по уходу за малышкой, Денис подошёл к дочери.

— Она такая крохотная, — прошептал он, когда мы остались одни.

— Ощущалась она не очень маленькой, — хмыкнула я.

— Я так рад, что с вами обеими все в порядке.

— Всё хорошо, пора бы тебе успокоиться.

— Это точно. Я теперь не уверен, что хочу троих.

— Сколько?

— Родная, не нервничай, тебе нельзя.

— Как это «не нервничай»? Хочешь троих? Рожай сам. Максимум — я приеду сюда ещё раз, ты меня понял?

— Конечно, любимая, — поцеловал мне руку. — Поспи, я разбужу тебя, когда она проснётся.

Эпилог

— МАМА! ПАПА! — раздаётся топот детских ножек.

— Они сейчас влетят в спальню, нужно одеваться, — раздаётся приглушённый голос из-под одеяла.

— Где мои трусики? Ты снова их порвал? — раздаётся возмущённый голос Кати, в ответ ей тихо смеётся Денис.