Девственница

— Вот, опять. Отстраненная и холодная, считающая себя выше других.

— Нет, ты ошибаешься, все не так!

— Расскажи, почему ты ушла из школы. Ходили слухи, что ты сбежала от своего отца. Это правда? Потому что беременная была? — заваливает меня вопросами Виталик. — Зачем тебе такие деньги?

— Если я открою перед тобой всю душу, ты мне поможешь? — не удержавшись, спрашиваю с горечью, и тут же жалею об этом.

— Можно и так сказать. Буду честен, у меня нет такой суммы… Но я могу оформить кредит на себя.

— Ты сумасшедший? — вырывается у меня. — Зачем тебе это? Прости, но мне кажется настолько бескорыстных и щедрых людей не существует…

— А если я скажу тебе, что бредил тобой в тот последний год школы, пока ты не сбежала? Ты была невероятно красива, Вилена. По тебе сох каждый парень в классе. От тебя невозможно было взгляд отвести…

Мне ужасно не нравится происходящее, чувствую себя ужасно, охватывает паника. Не знаю как вести себя, очень хочется дать Виталику по роже, но опять же, это выставит меня стервой, а я этого не хочу.

— Знаешь, пожалуй, мне лучше уйти, — встаю из-за стола, понимая, что уже не стоит ждать от этой встречи ничего хорошего. Ещё не хватало дурацких объяснений в чувствах от бывшего одноклассника, не слишком трезвого, у него в руках на этот момент уже четвертый бокал вина… Кстати, Антонов всегда был хитрым, умел извлечь максимальную пользу из любой ситуации. И меня сейчас коробило до отвращения, то что он явно пытался намекнуть мне на близость… за деньги. Это вызывало глубочайшее отвращение, злость и ярость. Сдерживаться и быть вежливой было крайне тяжело.

— Я вызову такси, не провожай, — бормочу, вставая резко из-за столика и тороплюсь к выходу.

Он догоняет меня на ступеньках ресторана, дёргает на себя.

— Значит, бедна как церковная мышь, и при этом сохраняешь прежнюю надменность? — дыхание с запахом алкоголя вызывает отвращение, вырываюсь, но Антонов сильнее. — Я приглашал тебя не для того чтобы накормить, и ты это прекрасно знаешь. Не хочешь сделку? Не хочешь помощь? Отлично, отработаешь тогда только ужин.

Его губы нападают, практически кусают. Этот поцелуй отвратителен, хотя что я знаю о поцелуях? В моей был только один, это было слишком давно и слишком дорого обошлось нам обоим.

Отталкиваю, луплю по плечам Антонова, кричу что-то, по лицу текут слезы. В конце концов приходится отвесить бывшему однокласснику пощечину, от которой вспыхивает дикая боль в руке.

— Ах ты сука! — рычит Виталий, и я готовлюсь к ответной оплеухе, его лицо перекошено от злости…

— Антонов? Ты что, совсем ополоумел? — раздается рядом хорошо знакомый мне голос, полный изумления. — Ну-ка быстро отошел от неё, а то сейчас как достану перцовый баллончик, всю морду тебе залью!

Оборачиваюсь и вижу Вику, свою старую подружку! Чуть не плачу от радости, что омерзительная сцена позади, что я больше не одна с этим гадом Виталиком, которого мужчиной язык назвать не повернется. Меня колотит от отвращения.

— Ты чего вмешиваешься? — рычит в ответ Антонов.

Но видя, как Вика запускает руку в сумку и действительно достает баллончик, наставляя на него, отступает, костеря нас на все лады, обзывая суками. Наконец, он уходит.

— Ну, привет подруга! Сто лет сто зим! — восклицает девушка из прошлого. — Не думала, что наша встреча будет такой яркой, — смеется, обнимая меня.

— Привет.

И замолкаю, не зная, что сказать еще. В голове крутится одна мысль — я вообще не думала, что когда-нибудь встретимся. Вика переехала, я тоже…

— Когда вернулась? Почему не позвонила? Вечно ты все по-тихому. Слиняла, ни весточки от тебя, вернулась — и тоже ни словечка. Знаешь что, пошли в ресторан. Не в этот. Ясное дело, здесь уже кармой козла Антонова все испорчено. В другой поедем.

— Мне что-то не хочется уже по ресторанам ходить, наелась я, извини Вик…

— Нет, дорогуша. Отказов не принимаю! Обещаю, что я за еду не буду требовать интимных услуг, или вообще каких бы то ни было, — посмеиваясь, уговаривает меня подружка. — Слушай, я страшно рада тебя видеть! Обещаю, что не буду наседать с вопросами. Не захочешь, молчи, о себе расскажу с удовольствием. Есть не хочешь — десерт закажем. Ну пойдём, Вилен, пожалуйста! Столько лет дружили! У меня душа болеть будет, если расстанемся вот так.

Что сказать, Вика меня, конечно же, уговорила. Ее напору невозможно сопротивляться. Садимся в её Ауди и едем в ресторанчик на окраине, который мне нравится намного больше первого. Маленький, уютный, тёплая атмосфера. Причём с Викой все здороваются как будто отлично её знают. Она заказывает блюда с таким с такой уверенностью, словно ест здесь каждый день. О чем не могу ей не сказать. Вика в ответ смеется:

— Это же мой ресторан, Шахова. Хотела подольше тебя в неведении держать, но спалилась сразу.

— Правда? Как здорово! Классное место!

— Да, можно сказать, мечта с детства. Помнишь, как я экспериментировала у мамы на кухне? Иногда вместе дурака валяли с тобой.

— Да, помню, как мы как-то спалили с тобой плиту. И досталось обеим. Я потом тебе кубышку заначки своей отдала, чтобы твоя мама тебя не убила.

Смеемся вместе воспоминаниям. Как приятно хотя бы на пару минут вернуться в беззаботное время. На глазах выступают слезы, то ли смеха, то ли грусти. Все вместе…

— Да, ты всегда была очень щедрой и доброй, Вилена. Мы тогда классную новую плиту купили на твои деньги… — виснет пауза, каждая из нас погружена в воспоминания… — Я переживала за тебя, когда ты исчезла, — со вздохом признается Вика. — Ни звонка, ни смс. Уехала, от отца сбежала… Я все ждала, может напишешь, позвонишь, расскажешь, как устроилась. Понимаю, что сама я тоже сбежала, и вообще не повезло нам с тобой, все детство кувырком пошло… из-за одного лишь случая. Мне Москва вскоре поперёк горла встала. Я обратно вернулась с родителями, всем нам не понравился большой город. А потом познакомилось с будущим мужем, и вовсе завертелось всё…

— Ты замужем?

— Да, — отвечает Вика.

— А дети?

— Нет пока. Хотим для себя немножко пожить, на ноги встать. Сейчас мой ребёнок — этот ресторан. Отнимает все силы и время. Расскажешь о себе немного? Куда вы с Павлом подались? Твой отец, как я знаю, разыскивал вас поначалу. Наши общие знакомые рассказывали, он звонил им.

— Не поверишь тоже в столицу, — улыбаюсь с грустью.

— И как?

— Можно сказать, что тоже не понравилось…

— Поэтому вернулась? Слушай, Вилен, ну что мы с тобой одними пустыми фразами общаемся? Я же не скажу никому, спрашиваю искренне, волнуюсь за тебя. Хочу узнать, как ты… и не могу почувствовать тебя. Ты закрыта почему-то… очень глубоко. Я же чувствую, что-то случилось. Ты на себя не похожа.

Во время разговора Вика угощает меня безумно вкусным вином, да и ужин очень изысканный. Во время трапезы с Антоновым я почти не ела, слишком сильно нервничала. А сейчас получаю впервые за долгое время настоящее удовольствие от еды. Блюда восхитительные. Ну еще бы, ведь их подают самой владелице ресторана. На третьем бокале я уже не так замкнута и закрыта. Неожиданно для самой себя рассказываю подруге свою историю, ощущая потребность выговориться. Ресторан уже совсем пуст, уходит последний персонал, Вика говорит им, что сама все закроет. Продолжаем наш вечер, вспоминая прошлое и оплакивая настоящее.

— Не понимаю, за что тебе так досталось, — всхлипывает Вика. — Так еще ведь… Мало тебе своих проблем, ещё и чужого ребёнка на себя навесила…

— Нет, это не так, Вик. Эта девочка спасла мне жизнь, в тот момент, когда я не видела вообще никакого смысла существовать дальше. Сейчас я живу только ради неё, понимаешь? Поэтому, не говори, что я на себя навесила её. Она смысл моего существования.

— Это конечно очень смелый и отчаянный поступок, украсть чужого ребёнка.

— Я не крала ее. Ребёнок этим людям не нужен, но им нужны деньги. Если я не выкуплю её, боюсь они продадут кому-то другому… Они уже заговаривали об этом. Стоит только подумать об этом, я прихожу в ужас. Не переживу, если такое случится. Если понадобится, значит сбегу и буду скрываться. Не в родной город, а в другую страну. Единственное, что меня останавливает от этого — понимание, что Настя тогда вырастет в бегах. Что буду вздрагивать от каждого шороха и шарахаться от каждого полицейского. Разве это жизнь для девочки?