Страница 7 из 32
— Хорошо, давай с этого и начнем, — согласился я. Сведя плечи и втянув живот, я просто выскользнул из веревочных петель. К недостатку слишком толстых веревок следует отнести то, что в силу своей жесткости они не слишком близко прилегают к телу, оставляя некоторый зазор. Поэтому при определенных навыках не составляет большого труда освободится от пут. А Барон Сван несомненно такими навыками обладал.
Потом сделал два быстрых шага вперед по подиуму, ударил кончиками пальцев по кадыку визиря, отчетливо выпирающего сквозь куцую бороденку. Два шага назад и я пытаюсь влезть в конструкцию из веревочных петель натягивая ее на себя через голову. Вложился в шесть секунд. Неплохой результат. К сожалению, ошалелые нукеры дергают концы веревки, затягивая петли и всячески мне мешают вернутся на исходную позицию.
Визирь упал очень неудачно, прямо у ног Падишаха, опрокинув кальян. Он продолжал дергаться в агонии а стражники из заднего ряда с саблями наголо бросились к Падишаху, окружив его от собственных советников кольцом ощетинившейся стали.
Ко мне подскочили несколько копейщиков, готовых в любой момент нанизать меня на пики. К счастью, у окружения Падишаха, за исключением визиря, не было никакого оружия, а стражи проявили завидную дисциплинированность, не предпринимая никаких радикальных действий по отношению ко мне без приказа.
Установилась жуткая тишина, нарушаемая предсмертными хрипами визиря. Эту тишину разбил голос Падишаха.
— Ты убил моего любимого визиря. — Буквально прорычал он. — Я прикажу содрать с тебя живого кожу и посыпать солью. Ты будешь умирать очень долго. К этому времени я напялил на себя конструкцию из веревочных петель и попытался возразить.
— А мне все говорили, что ты мудрый и справедливый человек, Падишах. Наверное, врали или ошибались. Ведь если ты так поступишь, то это будет не только не справедливо но и не мудро.
Похоже, чтомоя реплика стала для Падишаха совершенно неожиданной. Он банально растерялся, не зная что сказать. Злобу сменила растерянность, а та в свою очередь уступила место любопытству. Такая быстрая смена настроения могла иметь только одну причину. Могу поклясться, что кальян Падишаху заряжают далеко не безобидным табаком. И Падишах был изрядным любителем своего кальяна. Снова едва заметное движение рукой и тело визиря уносят слуги.
— Если ты сможешь доказать правдивость своих слов, я оставлю тебе жизнь, — вынес Падишах свое решения. — В противном случае из твоей шкуры сделают чучело и отправят твоему глупому отцу в подарок.
— Нет ничего проще, — облегченно вздохнул я. — Касательно справедливости. Справедливо ли подвергать меня ужасной смерти, если не далее чем две минуты тому ты сам в присутствии сотен человек приказали мне убить твоего любимого визиря? Разве это не твои слова Падишах –
"Конечно, ты должен убить моего любимого визиря, если не передумал знакомится с восточными женщинами. В противном случае тебя уже ждет палач." Я попытался скопировать голос и интонации Падишаха. — Кто я такой, чтобы оспаривать слова великого Падишаха?
На то, чтобы обдумать мой ответ времени ушло больше нежели на убийство визиря. Наконец, в полной тишине, охватившей огромный зал, раздался вердикт Падишаха, пожалуй ты прав, это было бы несправедливо. Тишину сменил едва слышный ропот, который тут же утих после следующей фразы.
— Ты утверждал, что мое решение может оказаться не только не справедливым, но и не мудрым. Со справедливостью мы разобрались. Почему не мудрым?
— Ну, это же совершенно очевидно. Уверяю тебя, Падишах, что практически все здесь присутствующие сделали ставки у местных ростовщиков на мою смерть. При этом почти половина сделала ставку на то, что меня четвертуют, а остальные на то, что сварят. Речь идет о поистине огромных деньгах, многих тысячах туманов. Но какую бы казнь ты не выбрал — четвертование или кипящее масло, деньги все равно останутся у твоих преданных слуг, просто перетекут из одних карманов в другие. Каждый игрок получил расписку с указанием вида казни, по которой будет сделана выплата угадавшим. А вот если ты прикажите содрать с меня кожу, все эти расписки не будут ничего стоить и все ставки останутся у ростовщиков. Вместо того, чтобы поощрять своих верных слуг, ты обогатишь ничтожных торгашей. И это, конечно же, не мудро.
— Возможно ты прав, — согласился Падишах, — это было бы не мудро. Вероятно ты и заслуживаешь жизнь. На этот раз ропот в зале стал значительно громче. К Падишаху наклонился один из советников и что-то прошептал на ухо.
— Мудрый Али Бабах, хранитель моей казны, подсказал мне, что если ты останешься жив, то выигрыш все равно получат ростовщики.
— Это почему же? — Изумился я.
— Выигрыш выдается только по распискам с правильным указанием вида казни. А если ты останешься, жив все расписки станут недействительными. Может, мне стоит сварить тебя либо четвертовать.
— Зачем же такие крайности, если есть другое, совершенно изумительное решение, которое понравится всем, — возразил я.
— И какое же, — поинтересовался Падишах.
— Надо, чтобы Мудрый Али Бабах, хранитель твоей казны, собрал все расписки у твоих верных слуг в казну, а потом через своих людей предъявил ростовщикам с предложением выкупить по двойной стоимости от указанных сумм. Ну а если кто не захочет выкупать, предложить им выбор между четвертованием или кипящим маслом. Это будет и мудро и справедливо.
К Падишаху снова наклонился казначей и что-то стал нашептывать.
— Я сохраню твою жизнь, — вынес свой вердикт Падишах. А с расписками мы поступим так, как подсказал мне мой советник, Мудрый Али Бабах.
Позже я узнал, что ростовщикам предложили выкупить расписки по десятикратной стоимости.
— А теперь иди. Ты повеселил меня сегодня. Я позову тебя, когда снова захочу развеяться. Легкое движение руки и мои нукеры поволокли меня на веревках к выходу через весь зал.
Я стоял на входе огромного зеркального зала, в котором герцог Леон Бунжуйский проводил бал, под руку со своей невестой Лаурой. Наваждение, вызванное воспоминаниями двадцатилетней давности развеялось, и ко мне вернулась способность воспринимать окружающую действительность. Что-то слишком часто меня стало клинить на предмет воспоминаний в последнее время. Как бы подобный казус не приключился во время дуэли. Может неудобно получится — в меня шпагой тыкают, а я весь из себя такой — медитирую и ностальгирую. Ладно. Будем надеяться на лучшее.
Толпа гостей продолжала молча глазеть на нас. К нам смешными мелкими шажками быстро приближался Распорядитель для того, чтобы передать приказ и сопроводить к Герцогу.
Я шел со своей невестой под руку по середине зала внимательно рассматривал все вокруг.
Зал по размерам напоминал Зеркальную галерею Версальского дворца моего родного мира. Наверное, немного побольше метров пятнадцать на семдесят пять. У стен стояли фуршетные столики с закусками и вином. Серыми беззвучными тенями мелькали слуги, меняя посуду и наполняя бокалы. Весь зал кроме дальнего конца был заполнен гостями, которые впрочем при нашем появлении отхлынули к стенам освобождая нам проход к герцогу и его свите. Танцы еще не начались да и не понятно предполагаются ли вообще. Хотя, с другой стороны, бал как никак.
В конце зала стоял Герцог в окружении десятка ближайших дворян и отряда гвардейцев. Молодой красавчик в белом мундире и огромной белоснежной шляпе, украшенной страусиным пером, раздраженно глядел на нас и постукивал тростью по полу, как будто подгоняя. По-видимому, шляпа выступала в качестве признак статуса, поскольку все остальные гости были с непокрытыми головами.
Впрочем, Герцог и его окружение не представляли для меня особого интереса. Гораздо любопытнее были ниши на втором ярусе зала. Только поразительные, запредельные способности Барона Свана позволили мне понять что в каждой из восьми ниш, замаскированных гобеленами, прятались арбалетчики со взведенными тяжелыми арбалетами и целились в меня с Лаурой. Если дело дойдет до выяснения «кто круче в нашей песочнице», эти ребята для меня будут опаснее, чем вся гвардия Герцога вместе с приближенным дворянством. Болт из такого арбалета насквозь прошивал рыцаря в тяжелых доспехах на расстоянии ста шагов, а хороший стрелок попадал в двух пенсовую монету на том же расстоянии.