Страница 21 из 34
— Да кто его знает, — как-то неопределенно обронил Игорь и с этим уехал.
А потом написали из Ленинграда, что сын исчез.
— А может такое статься, что Игорь где-то гостит? — на всякий случай спросил Копылов.
— Да нет, мы уже всех родных и близких оповестили, — горестно вздохнул старик и протянул Копылову пачку телеграмм.
«Игоря у нас нет», — гласила одна телеграмма.
«Об Игоре нам неизвестно», — оповещала другая.
«Игорь не появлялся», — было в третьей. И так — во всех телеграммах.
Старик сжал голову руками:
— Господи, неужели Игоря уже нет в живых? — и глухо застонал.
Из Березайки Копылов направился снова в Ленинград.
Галя Гультяева уже вернулась из дома. Перед майором сидела небольшого роста чернявенькая девушка с большими карими глазами. Глаза у девушки были печальны и, казалось, вот-вот исторгнут слезы. Так и есть: при первых же словах Копылова Галя заплакала и в продолжение всего разговора всхлипывала и беспрестанно вытирала платком глаза.
С Игорем Ипатовым она знакома с 1964 года, когда тот начинал учиться в Великолукском филиале ЛИИЖТа. Потом и она поступила в этот же институт. Со второго курса Игорь перевелся в Ленинград, год они переписывались, пока и она не стала учиться в Ленинграде. Они очень любили друг друга и твердо решили создать семью. Накануне исчезновения Игоря у них произошла ссора. Игорь был нетрезв, все приставал к ней с расспросами о какой-то ее тайне. А что она могла скрывать от любимого? Да, он собирался съездить в Великие Луки к ее родителям и переговорить о женитьбе. Уехал ли он туда в тот день, она не знает. Игорь был очень неуравновешенный, от него можно было ожидать чего угодно. Вначале она думала, что это его очередной фокус: уехал куда-нибудь к знакомым, чтобы позлить ее.
У Копылова на языке вертелся еще один вопрос: о каком «деле» упоминал Игорь в своей записке, о котором должна была знать Галина? Но потом решил повременить с этим вопросом.
Не заезжая в Псков, Копылов выехал в Великие Луки. Уже на следующий день он беседовал с Галиным отцом.
Михаил Гультяев держался спокойно, уверенно. Небольшого роста, плотный, смуглый, не по годам моложавый.
Да, он знал Игоря Ипатова еще по Великим Лукам. Дочь встречалась с ним, в Ленинграде они продолжали дружить.
— Дело, видать, к свадьбе шло, — улыбаясь закончил Гультяев.
— Не за этим ли Игорь и приезжал к вам? — само по себе вырвалось у Копылова.
Он отметил, что его вопрос нисколько не смутил собеседника. Лишь чуточку сдвинув густые брови, словно припоминая, Гультяев ответил:
— За этим. Зашел к нам домой и — с порога: «Хотим с Галей пожениться!» Ну а я что? «Садись, дорогой зятек, гостем будешь». У Игоря с собой бутылка была, у меня тоже нашлась, ну и посидели, поговорили по душам. Только я ему окончательного согласия не дал, жена на работе была. Игорь сказал, что вечером зайдет, с тем и ушел, но больше не появился.
— Куда он направился от вас?
— А кто его знает. У него полгорода знакомых, дело молодое, куда-нибудь, видать, зашел… Дочка приезжала, говорила, что Игорь куда-то пропал. Задурил девке голову, а сам в бега пустился, — осуждающе заметил Гультяев.
Жена Гультяева подтвердила слова мужа: вечером Михаил рассказал ей, что заходил Игорь, просил руки дочери, муж особо не возражал. Игорь обещал еще раз зайти, но так и не пришел. Никто из опрошенных соседей даже не видел постороннего мужчину в их доме в феврале.
Копылов выехал в Псков.
— Да, наш розыск пока на нуле, — выслушав доклад Копылова, подытожил начальник УРа Куличков. — Куда же мог подеваться студент?
— Всякое могло произойти, — задумчиво ответил Копылов. — Несчастный случай с неопознанным трупом. Могли прикончить в какой-нибудь драке и спрятать тело. И наконец, Ипатов сам мог покончить с собой. Ведь накануне была ссора с Галиной, а парень он очень самолюбивый, экспансивный, все о нем так говорят.
— Но зачем тогда поездка к родителям Галины? — возразил Куличков. — Ведь, если верить Гультяеву, Игорь приехал к ним за согласием на брак. Отец не возражал, чего же тогда кончать жизнь самоубийством? Гультяев утверждает, что Игорь обещал зайти вечером и не зашел, почему, а?
— Вот-вот, — подхватил Копылов. — В самом деле: почему не пришел? А может, не мог прийти? Не идет у меня из головы этот Гультяев, Василий Степанович. Хоть тресни, не идет…
— А какие улики? — насторожился Куличков.
— А никаких! — весело ответил Копылов. — Улик нет, и все же что-то тянется к этому человеку. Вспомните хотя бы записку Ипатова. О каком «деле» знает Галина?
— Выходит, Галина чего-то недоговаривает, скрывает…
— Похоже, что так… Вот Гультяев утверждает, что он был не против брака дочери с Ипатовым. Но ведь это только слова. А может быть, за этим намечавшимся браком что-то кроется?
— Пожалуй, ты прав: рано мы отстали от Гультяева. В Великих Луках он сравнительно недавно. А где был раньше, что за человек?
Через два дня Копылов уже вышагивал под палящими лучами южного солнца по пыльным улицам станицы Рыздвянная Ставропольского края. Здесь в течение двух лет Гультяев жил со своей семьей у родственников жены.
Копылов разыскал родную сестру жены Гультяева. Та ничего интересного не сообщила, только в конце беседы вдруг обмолвилась, что, переехав на строительство Каракумского канала в город Байрам-Али, Гультяев через год приезжал в их станицу проводить свой отпуск. Приезжал с дочерью Галей.
— А жена? — спросил машинально Копылов.
— Да кто ж его знает? — вдруг почему-то смутилась загорелая толстушка украинка.
— Вы чего-то недоговариваете, — не отступал Копылов.
— Да кто же его знает, — начала было снова женщина и вдруг, словно решившись высказать давно наболевшее, возбужденно заговорила: — Мне самой, тогда не понравилось, что он приехал без Марии. А сам все с Галей и Галей… Да если бы просто так… А то и купается и загорает с ней, а потом на загривке несет ее с пляжа домой. Я однажды не выдержала и говорю: что ж ты делаешь, девке уже четырнадцать лет, скоро невеститься будет, а ты ее на руках таскаешь. Неприлично это…
— А он что?
— Обнял Галю и засмеялся: «Никому не отдам мою красавицу».
Сдерживая охватившее его волнение, Копылов спросил:
— Приезжал ли еще к вам Михаил с дочерью?
— Нет, больше не приезжал. Сестра потом писала, что Галя болела чем-то, лежала в больнице, — оборвала свой рассказ, словно запнулась, собеседница Копылова.
Через день Копылова жарило туркменское солнце… Прямо с поезда Копылов помчался в больницу Байрам-Али. Главврач-туркмен тут же разыскал медицинскую карту.
— «Прерывание беременности», — прочел он. — А-а, вспомнил, — вдруг заявил главврач. — Да, да, девочка, привез ее к нам отец, потом носил дочери конфеты, апельсины, цветы.
Взяв из больницы официальную справку, Копылов поспешил на поезд. Всю дорогу до Ленинграда его не отпускала страшная догадка: необычные отношения отца с дочерью, больница, конфеты, цветы. У кого-нибудь иного подобное могло вызвать недоумение и протест, только не у Копылова: со всяким приходилось сталкиваться в своей работе.
Приехав в Ленинград, Копылов направился в общежитие ЛИИЖТа. Теперь он следовал продуманному в дальней дороге плану. Прежде всего — осмотр опечатанных вещей Игоря Ипатова, которые он так и не удосужился просмотреть раньше. И вот в руках майора десятки девичьих писем.
«Дорогой мой Игорек, — читал Копылов слова чужой исповеди. — Если бы ты знал, как я тебя люблю…», «…боже мой, как мне тяжело бороться одной…», «…отец опять ругался, что я не нужна тебе, что ты меня обязательно бросишь…», «…он не человек, а зверь, бабушку и ту ударил…», «…лучше вообще не иметь отца, чем такого…»
«Черт побери, почему мне раньше не пришло в голову произвести осмотр вещей? — мысленно клял себя Копылов. — Не было бы этих поездок на край света. Вот она, зацепка к разгадке!» — Копылов не мог унять дрожь в руках, державших письма.