Противостояние

Сумрак успешно закрыл Малую Охоту — самки узнали об этом, получив от супруга второе денежное перечисление. И доброе известие радовало намного больше, чем даже сам факт проявленной самцом заботы. Впрочем, Солнышко и так ни минуты не сомневалась, что сын Грозы с легкостью пройдет очередное испытание: он был хорошим охотником и умелым воином.

Дела в гареме тем временем продолжали течь своим чередом. Прорва, уже привычным образом избавившись от жировых яиц, пришла в стабильное эмоциональное состояние и с новыми силами окунулась в будни Совета. Осень дни напролет пропадала в Храме — там в кои-то веки был затеян ремонт, и Жрицам приходилось принимать прихожан в уличной часовне, то и дело передавая подношения на алтарь, так что беготни прибавилось. Греза, как всякая примерная обитательница гарема, оставалась дома, с энтузиазмом помогая Солнышку наводить уют и с переменным успехом обучаясь готовить снадобья. Сперва казалось, что она в этом году тоже понесла, но беременность так и не подтвердилась, так что на данный момент младшая дочь Свободы оставалась единственной самкой Сумрака, сподобившейся произвести потомство, и это давало ей крайне весомый повод собой гордиться. Впрочем, оставшуюся без детенышей Маленькую было искренне жаль. Будучи наследницей Великой Матери, Греза наверняка испытала сильный удар, когда в свой первый Сезон осталась бездетной… Она старалась не подавать вида, но Солнышко-то видела, какими глазами та смотрит на зреющую в инкубаторе кладку…

Яйцам уже было более пятидесяти суток. При их просвечивании под скорлупой отчетливо виднелась густая сеть желтовато-серых сосудов, оплетающая все пространство изнутри, кроме того, они заметно увеличились и поплотнели на ощупь. Если в первые недели какие-то опасения на счет жизнеспособности кладки и оставались, то теперь они развеялись окончательно.

Сейчас, когда большинство самок повсеместно разрешилось от бремени, а выклев мальков еще не начался, наступил традиционный период общественного досуга и хождения по гостям. Соседствующие Матриархи наносили друг другу визиты вежливости и устраивали торжественные приемы, дабы укрепить дружеские связи. В противном случае можно было лишиться части своих территорий, потому как влиятельны особы с малознакомыми и недостаточно вежливыми соседями совершенно не церемонились. Одновременно самки внимательно поглядывали на обустройство чужих гаремов и прикидывали, есть ли смысл дальше оставаться со своим самцом или стоит на будущий Сезон обольстить другого.

Поддавшись общим настроениям, а также отдавая дань негласным традициям, Солнышко и Греза днем хлопотали по хозяйству, а вечерами прихорашивались, дожидались сестер и шли всей компанией в очередной дом, где у жаркого очага собиралось женское население со всей округи, коротая за неторопливыми беседами и интеллектуальными играми холодные вечера.

Осень часто брала с собой «струны богов» — изящный продолговатый музыкальный инструмент с глубоким и благородным звучанием, во владении которым ей не имелось равных. Ей, несомненно, нравилось поражать присутствующих своим талантом, однако основной причиной этих стихийный концертов являлось иное: Жрицу неизменно побаивались, как и всех прочих служителей культа, потому, встречая ее в обществе, другие самки предпочитали обходить среднюю сестру стороной. Не будь при Осени инструмента, способного издавать чарующие и успокаивающие звуки, ей волей-неволей пришлось бы молчать весь вечер. А так, вроде, пока играет в уголке, не особо и страшно… Непонятным образом уважение к прислужницам Храма вот так тесно мешалось со страхом, но факт оставался фактом: непредвзято настроенных яутжей насчитывались единицы. Да что там, даже Маленькая первые сутки немало шугалась. Лишь увидев, что самец без страха кроет Осень наравне со всеми, да еще и в довольно жесткой манере, осмелела…

Обычно служители Храма собирались отдельно, лишь подогревая тем самым витающие вокруг их загадочных персон слухи, но Осени не хотелось отделяться от сестер, поэтому она предпочитала сопровождать их всюду и относиться к настороженности прочих личностей философски, если не сказать, с иронией. У средней сестры и прозвище было соответствующее — Прорва ее с незапамятных времен Философом кликала. Правда, по имени Глава гарема к Осени обращалась намного чаще, оставляя шутливое обращение на те моменты, когда Жрица начинала рассуждать о причинах и следствиях чужих поступков. Благо о религии она хотя бы дома почти не говорила, ибо не в пример другим храмовникам как-то избежала конкретного сдвига на данной почве.

Кстати, одной из причин активной общественной жизни сестер было то, что Прорва как Глава Совета была всегда и всюду заочно приглашена. Сама она, однако, приемов не устраивала и гостей не жаловала, считая, что, если хвастаться нечем, то и светиться не стоит. А хвастаться пока реально было нечем — здание гарема обветшало, сад зарос… Чтобы привести все в порядок требовались рабочие руки и средства, но того и другого пока не хватало. Оставалось полагаться на рвение молодого Сумрака, которое позволило бы, в итоге, утереть другим гаремам носы.

— О, маман твоя приглашает, — сворачивая сообщение, ухмыльнулась Прорва и весело глянула на подскочившую Грезу.

— Она это специально! — возмутилась Маленькая и чуть тише добавила: — Мы же не пойдем?

— Не ходи, — хмыкнула старшая самка.

— Возможно, ей на самом деле имеет смысл не ходить, — осторожно заметила Осень. — Желанной до поры не стоит знать, в чей гарем она попала и с кем там соседствует… Для нашего общего блага.

Прорва скептически скривилась.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что она все еще не в курсе. Сплетни, как в древние времена намного быстрее официальных новостей передавались, так и сейчас, точно пернатые твари разлетаются — ничего не изменилось. А, трусливо спрятавшись от материнского гнева, ты, Мелкая, как бы соглашаешься с тем, что совершила ошибку. Если же и мы начнем вместе с тобой прятаться, то проявим себя как соучастники какого-то преступного замысла. Так что мы с сестрами идем. И возьми свою бренчалку, Осень — будешь отвлекать всеобщее внимание от хозяйки праздника, — тут в глазах Главы гарема зажегся злорадный огонек.

Следующим вечером три дочери Свободы отправились с визитом к Великой Матери, оставив ее дражайшее чадо дома и велев на всякий случай запереться на все замки. Уговаривать, а уж тем более заставлять Грезу присоединиться Прорва посчитала излишним, хотя и придерживалась мнения, что неприятности следует встречать лицом к лицу, иначе они все равно настигнут, но кинутся из-за угла, что намного хуже.

Гарем достопочтенного Пепла, славного охотника и уважаемого Советника, приходящегося Желанной супругом, а Грезе, соответственно, отцом, был шикарен — просто не то слово. Оказавшись в этом дворце, сестры сразу же поняли, откуда у Маленькой некоторые завышенные запросы к обстановке в комнате и гардеробу. И теперь можно было наоборот сказать, что Греза, учитывая ее происхождение, ведет себя даже более, чем скромно. Например, не требует покрыть стены золотом.

Желанная собственной персоной встречала гостей в большом зале, высокомерно приветствуя раскланивающихся перед ней самок с более низким рангом. При ней было еще несколько Великих Матерей из разных гаремов. Матриархи все прибывали, группируясь вокруг знатных особ и одновременно поближе к столам, ломящимся от разнообразной дичи. Самочки попроще теснились у стен, а младшенькие из гарема Пепла вовсе у самых дверей жались, довольствуясь ролью временной прислуги. Возвращенные из лагерей отпрыски мужского пола, вооруженные легкими копьями, также присутствовали здесь, но уже в качестве стражи, молча вытянувшись по сторонам от всех выходов и неся караул в коридорах. На совсем еще мальковых мордочках тех из них, кто удостоился чести быть в зале, застыло уморительно серьезное выражение, однако голодные взгляды юнцов, прикованные к недосягаемым столам, выдавали их истинные мысли.

Между беседующими гостями легко и свободно перемещались немногочисленные старшие дочери Желанной, бывшие еще на выданье. Все они, подобно сестре и матери имели достаточно стройное телосложение и узор на теле разной степени витиеватости. Сама Желанная отличалась крайне высоким ростом и удивительно изящной для отменной несушки конституцией. Разглядывая ее, Солнышко подумала, что, должно быть, крайне забавно наблюдать эту каланчу в беременном состоянии.