Полёт феникса

— Его самого! Взяли тёпленьким прямо рядом с новой жертвой.

— А жертва жива?

— Нет, — сияющая улыбка не померкла ни на мгновение, было видно, что Тайрену на очередного убитого в общем плевать. — Зато новых не будет! Осудим и казним ещё до наступления Нового года! Отца его, правда, жаль… Ну да нужно было лучше воспитывать сына!

— Я его отца знаю?

— Знаешь, конечно. Это министр церемоний.

— О… — сказала я. Да, действительно, я помнила этого почтенного сановника. Надо же, а серийный убийца, оказывается, из высшей аристократии… Впрочем, чему тут удивляться, можно подумать, аристократы не люди, и среди них не может быть маньяков. Возможно, преступник уповал на то, что высокое положение позволит ему остаться безнаказанным. И, может статься, влиятельным родичам действительно бы удалось замять дело, не коснись оно высочайшей особы, то есть меня.

— Что тут у вас, кстати?

— Да так, разбираем старые вещи. Лиутар мне помогает.

Тайрен улыбнулся и, видимо на радостях, погладил дочь по голове. Порка для Шэйрена отменяется, с облегчением поняла я. Пока Тайрен в хорошем настроении, он о ней просто не вспомнит.

— Кстати, читала новые стихи Чжуэ Лоуна?

— О кипарисе? А как же, читала. Раз он такой льстец, мог бы и о войне что-нибудь написать.

— Да ладно тебе, — рассмеялся Тайрен. — О чём хочет, о том пусть и пишет. Тебе поэтов мало? Песню о бое в пустыне уже поют в народе, Цза Чуали клянётся, что своими ушами слышал.

Господин Цза словно только и ждал, когда его помянут — евнух возник на пороге и почтительно поклонился:

— Ваше величество, прибыл гонец со срочным донесением.

— Сегодня день новостей, — заметил Тайрен. — Что ж, зови.

Гонец действительно имел усталый вид и был заляпан грязью — в этом году снега было мало, зато воды много, и дороги местами превращались в непролазную топь. Пройдя внутрь, гонец рухнул перед императором на колено, подняв послание над головой:

— Срочное донесение от начальника округа Юньлоу, ваше величество!

Господин Цза вынул донесение у него из рук и поднёс императору. Тайрен взял, развернул, пробежал глазами — и его радостная улыбка пропала, а лицо окаменело. Он довольно долго держал бумагу развёрнутой перед собой, и Цза Чуали с гонцом, должно быть, казалось, что он читает и перечитывает. Но я видела, что глаза Тайрена не движутся. Он просто молча смотрел куда-то сквозь лист в одну точку.

— Что там? — спросила я, и даже Лиутар, перебиравшая свои новообретённые сокровища, насторожённо притихла. Тайрен перевёл взгляд на меня и так же молча протянул донесение.

Я прочла. После обязательного почтительного вступления начальник области в подобающих выражениях, но достаточно сухо и бесстрастно сообщал о пришедшей ему новости из находящегося в его округе монастыря Цветущего леса. Несколько дней назад в нём скончался бывший император Луй Иочжун.

14

Этот Новый год должен был быть самым скромным праздником на моей памяти. Совсем его отменить было нельзя — всё же дело государственное и пуще того — религиозное, и почтить богиню Ниду, тем самым обеспечивая будущий урожай, император был обязан даже пребывая в глубоком трауре. Но траур предписывал сократить всё до минимума. Никакой музыки и танцев, никаких представлений, игр и развлечений. Все серьёзные дела также откладывались как минимум до похорон. Арестованному убийце повезло, если можно так выразиться. Приговор по его делу будет вынесен не раньше, чем через семь недель.

Правда, ещё вопрос, что лучше — быть казнённым сразу или ждать ещё два-три месяца, пока до тебя дойдут руки. Ну да кто ж ему, в конце концов, доктор.

Дворец и весь город затихли — пусть императорского достоинства Иочжун лишился ещё при жизни, но всё же он, как-никак, был отцом правящего императора, и стране предписывалось скорбеть вместе со своим правителем. Какие бы чувства Тайрен ни испытывал по отношению к родителю, когда тот был жив, сейчас он повёл себя именно так, как должен вести себя почтительный сын. В тот же день, когда гонец привёз злополучное известие, он отправился в монастырь Цветущего леса за телом, чтобы провести похороны как полагается, с соблюдением всех обрядов и обычаев. Мне же с моими приближёнными выпало проследить, чтобы к его прибытию всё было готово. Впрочем, многое готовить было и не нужно — и гробница, и гроб для моего бывшего мужа, впоследствии ставшего свёкром, были заготовлены ещё при его жизни, так же как и погребальная утварь, и всё, что он должен был захватить с собой в лучший мир. Оставалось лишь приказать достать всё это из храмов и кладовых, где хранились погребальные дары и утварь, проследить, чтобы дворец был должным образом убран белым холстом и шёлком в знак траура, а вся лишняя роскошь убрана с глаз долой. И вот Внутренний дворец был полностью готов к встрече со своим бывшим хозяином.

Днём хлопоты в полной мере занимали моё время, тем более что от проверки счетов, контроля за дамами и слугами и прочих обязанностей хозяйки меня никто не освобождал. Но по ночам память возвращала меня в те времена, когда Иочжун был ещё жив и я делила с ним его досуг и ложе, скрашивая последние месяцы его царствования. От чего же он умер, ведь был ещё не так уж и стар, и телом вполне крепок? От болезни, сказано в донесении. Да, наверное так, тем более, что причиной смерти в этом мире могла стать любая мелочь. Уже во время царствования Тайрена я стала свидетельницей, как один из моих евнухов умер всего лишь от того, что стёр ногу новой неудобной туфлей. Должно быть, в ранку попала грязь, и совсем ещё молодой человек сгорел за несколько дней от заражения крови.

И всё же я не могла отделаться от мысли, что здоровье Иочжуна подкосило то, что ему довелось пережить: война и почти потерянная империя, предательство гвардии, непочтительность сына, силой отнявшего у него трон… И не я ли, любимая жена, довершила удар, кинувшись в объятия его соперника и тем подтвердив самые худшие подозрения? Быть может, он ждал от меня какого-то знака, подтверждения, что я его не забыла, что он всё же не был мне безразличен… Так и не дождался.

Надо, надо было навестить старика, хотя бы раз. Сказать ему доброе слово, поблагодарить за всё, что он для меня сделал, показать ему младшего сына, которого Иочжуну не довелось увидеть. Но я так и не собралась. Сперва казалось — время ещё есть, а потом накатили другие заботы, и я просто забыла о своих благих намерениях. И что теперь толку раскаиваться и сожалеть о несделанном!

Императора оплакивают три дня. Точнее сказать, что оплакивать его не прекращают всё время государственного траура, но первые три дня — время бдения у гроба не только всей семьи, но и всего двора, время поста и бесконечных, бесконечных поклонов умершему. Гроб с телом был выставлен в зале Земного спокойствия, и перед ним на коленях рядами выстроились самые приближённые и высокопоставленные придворные с одной стороны, и жёны императорского гарема, прощающиеся со свёкром, которого многие из них и в глаза не видели — с другой. Наложницы, которым не хватило места в зале, отстаивали церемонию в коридоре, сановники — на крыльце, площадке лестницы и во внутреннем дворике, согласно рангам. Хорошо, что в эти дни не пошёл дождь или снег — Небо хоть и хмурилось, но всё же решило смиловаться над скорбящими. А то я уже начала было озабоченно прикидывать, сколько сановников после этакого бдения сляжет с простудами и другими заболеваниями.