Страница 18 из 33
С участковым увязывать взялся Миха, как назначенный старшим.
– Оружие будете получать? – зашмыгнул носом Калёнов.
– Рязанцев вооружится, я газулькой обойдусь, – Миха предпочёл лишний раз не напоминать про свою ущербность в этом плане.
Зональник убежал. Маштаков уставился в грязное окно, равнодушно отметив, что вот и второе лето прошло, а они так и не удосужились помыть стёкла. Накрапывал дождь, шелестела бурая, гофрированная листва тополя, доросшего до их этажа.
У Михи в голове не укладывалось, зачем мрошникам понадобилось выводить Фадеева в коридор и оставлять там без присмотра. Сидели бы каждый со своим жуликом по разным кабинетам, ждали бы спокойно, когда этап уйдёт.
«Меня бы позвали… Так нет, Ковальчук сказал, что они сами справятся».
Маштаков стащил слюду с пачки «Балканской звезды», разорвал упаковку, выбил сигарету.
«Ковальчук, сука, не признаёт, что отпустил меня. Написал в рапорте, что не было такого разговора. Что я ушёл, не попрощавшись, позабыв немой футляр[42]… Не забудут они мне никак Пшеничного. Как будто я заставлял его чужие деньги брать!»
Миха сильно затягивался, морщился. Сигарета попалась горькая.
С другой стороны Львович правильно наехал, что какого хрена он послушался Ковальчука. Кто такой Ковальчук? За начальника отделения в МРО сейчас Петрушин, с ним надо было решать. А потом, своей головы, что ли, нет за плечами? Первый раз замужем? Правильно ввалил трендюлей Львович. Если бы ещё на этом всё закончилось… Прокуратура в стороне не останется, не преминет по кумполу долбануть. Как наверху ещё посмотрят?
С учётом его, Михиного, рабоче-крестьянского происхождения.
Бли-ин… А сколько сил и средств придётся затратить на то, чтобы задержать Фадеева. Вот она – артель «напрасный труд».
Был реально в руках преступник, не какой-нибудь карманник, не грабитель даже. Убийца! Душегуб! И теперь с полным раскладом всего, что у следствия на руках имеется, наслушавшись страстей про перспективу двадцатилетнего срока – на свободе… Да он Вику, главную свидетельницу, вперёд милиции разыщет и грохнет! Доигрались по полной программе. Икнулась привычка к халявному подходу.
Как сказал Ковальчук? «Сегодня – наш день!» Вот уж действительно как в воду дунул…
Дома Маштаков маленько отвлёкся. Вынес мусор, наточил на бруске ножи. Давно он прочитал где-то, что какой в доме нож, такой и хозяин. Наблюдая, как жена выразительно и безуспешно пытается закрутить на кухне кран, Миха зарёкся, что завтра после обеда он его «уделает». Оставалось только вспомнить, куда он засунул разводной ключ.
Татьяна известие о том, что он уйдёт в ночь рейдовать, восприняла индифферентно. Это не означало, что она поверила.
Когда они на кухне пили чай, Маштакову накатило вдруг рассказать про свои беды, про убийцу, сделавшего ноги из отдела. Про то, что к старым проблемам у него, по ходу дела, добавились новые, ещё мохначе. Потом решил, что Тане всё равно неинтересно будет, подумает ещё, что он на жалость давит, подлизывается.
Жена, сложив в мойку грязную посуду, включила телевизор.
По первой программе шло «Поле чудес». На шею похожего на бодрого моржа Якубовича разбитная тётя вешала ожерелье из бубликов. А в руки вложила поднос, на котором стоял нарядный заварной чайник.
– Экспонаты для музея «Поля чудес»! – возопил лицедей Якубович.
«Меня бы назначил кто смотрителем этого музея», – ухмыльнулся Миха, проходя с сигареткой на балкон.
В рейд по тылам противника двинули почти вовремя. Маштаков искренне подивился пунктуальности всех участвующих.
Андрейка Рязанцев уселся впереди, рядом с водителем «Пази-ка». Автобус был с механического завода.
– Помогают шефы, Юрий Анатольич? – спросил Миха у участкового Муравьева.
Майор отреагировал живо, подпрыгнул аж на сиденьи.
– Ага! Ты знаешь, за голову берутся. Опорный пункт отремонтировали. Дружину возродили.
– Если ли толк от дружины? – Маштаков, как большинство профессионалов, скептически относился к добровольным образованиям.
– Я тебе скажу, есть. Ты послушай, послушай, – горячился Муравьёв, хотя Миха и не пытался его перебивать. – Вот по вечерам подучётников обхожу, с собой двоих мужиков беру поздоровее. Трое – не один, согласен? И чуть чего их – в свидетели, в понятые. Ага. Женщины мне «отказные» материалы подшивают, описи пишут, планы работы на неделю.
Автобус тряхнуло на ухабе, на нос майору съехала фуражка, он замолчал. В жёлтом конусе дальнего света фар мелькнула длинная вывеска. «Рособщепит. Столовая №…»
– Приехали! – жизнерадостно воскликнул Рязанцев. – Вон, приткнись у торца пятиэтажки.
Дверь автобуса, заскрипев, сложилась в гармошку.
– Пошли, что ли? – Маштаков потрепал за плечо Калёнова.
Тот умудрился задремать по дороге. Судя по исходившему от него родному запаху, он наведался-таки в спорткомплекс «Темп». Играл ли он там в волейбол – вопрос… но вот пива попил – это точно.
– Чё холодно так?! – возмутился Калёнов, выйдя на улицу.
Оперативник с его зоны, оказавшийся стажёром по имени Серёга, держал в руке длинный китайский фонарик.
Участковый повёл их в детский садик.
– Там на веранде они на постоянку собираются. Пьют, курят, трахаются. Заведующая на меня начальству нажаловалась – ничего не делаю, ага. Ладно, говорит, бутылки каждое утро, так ещё гондоны детишки находят. Осторожно, мужики, тут яма…
Веранду нашли по приземистому чёрному силуэту и багровым точкам сигарет. Они то вспыхивали, то слабели, сообразно затяжкам.
– Посвети, – велел Калёнов.
Стажёр включил фонарик. Мутное прыгающее пятно вырвало из темноты кампанию. Человек шесть-семь пацанов и девчонок, которые сидели друг у дружки на коленях. На той же лавочке в углу обнаружилась ополовиненная пластмассовая «полторашка», стакан, поломанная буханка чёрного, яблоки.
– Спокойно, мы из милиции, – сказал Маштаков. – Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
– Какие документы, ты чё? – загораживаясь рукой от света, возмутился крепыш в надетой задом наперёд бейсболке.
– Удостоверяющие вашу личность.
Миха обглядывал насторожившуюся публику. Ему не понравился крайний парень в спортивных штанах с белыми лампасами. Парень шепнул что-то на ухо сидевшей у него на руках девчонке, и та сразу сползла на пол. Пацан подтянул к скамье ноги, проверил шнурки на кроссовках.
– Раз документов нету, будьте любезны в отдел, личности ваши будем устанавливать, – рассудительно объяснил майор Муравьёв.
Он лет пять работал старшим участковым на Восточке, его узнали.
– Юрий Анатольевич, – к перилам подошла белобрысая девчонка в короткой юбке, – что мы такого сделали? Кому мешаем?
– Ага, Назарова! Вспомнила, как меня по имени-отчеству величают. А на прошлой неделе, когда я вас один проведывал, куда вы меня послали? – участковый не скрывал радости от наклёвывавшегося торжества справедливости.
Невзирая на то, что размеры её можно было увидеть только в микроскоп.
Свет фонаря слабел, на глазах садилась батарея.
– Чего сделали?! – вмешался Маштаков. – А распитие спиртных напитков в общественном месте? Здесь же детишки гуляют.
Стажёр выключил фонарь. И сразу из угла, где сидел не понравившийся Михе парень, мелькнули белые лампасы.
– Держи его, Рома! – хрипло крикнул Маштаков.
И сам прыгнул туда. Но Калёнов уже завернул парню руку, высоко, до самого затылка.
– Ты чё дёргаешься, ублюдок! С тобой же, ара, по-хорошему.
По дороге до автобуса всё-таки один сбежал. Не тот, который в бейсболке козырьком назад, а третий, его Миха вообще не разглядел.
Задержанных изъявил желание покараулить Калёнов, но Маштаков рассудил, что не стоит его, поддатого, оставлять одного. Слишком рьяно он кинулся руки крутить. Вон как пацан пере-морщился, ругается сквозь зубы. Подруга ему плечо массирует.
Как пить дать, на жалобу нарвёмся. Отписаться-то отпишемся, злостное неповиновение сотруднику при исполнении и так далее, но опять лишние проблемы.
42
Строчка из песни «Музыкант» К. Никольского.