Страница 21 из 45
На рубеже веков Восток и Китай в частности стали зоной борьбы за влияние между Россией и крупнейшими державами Европы. Примечательно, что русское общество начала 20-го века было крайне мало осведомлено о своих дальневосточных соседях. Китай воспринимался, как отсталая, дряхлая страна, от которой не может исходить серьезной угрозы. Ошибочность такого подхода отмечали немногие русские востоковеды. В частности, штабс-капитан Россов указывал в своем труде «Вооруженные силы Китая», изданном в Харбине в 1906 году: «Мы не только не пытаемся выяснить себе, какое влияние могли бы мы оказать на прогрессирующий Китай, но и самый процесс китайского самообновления проходит малозаметно для нас.
В наших школах Китай не изучается, а если изучается, то по узкоакадемической программе.
Стена схоластической учености стоит между нашей наукой о Китае и самим четырехсотмиллионным народом богдыханов. Наши ученые общества почти не командируют в глубь Китая научных экспедиций для изучения социальных и экономических условий его жизни. Кроме книг, написанных много лет тому назад, мы не имеем о Китае ничего нового, как только переводы с иностранного. Наша пресса пробавляется перепечатками статей о Китае из заграничных изданий, вместо того, чтобы командировать талантливых публицистов для изучения китайских вопросов на месте. Как мы не знали и не уважали Японию, так мы не знаем и Китая, а потому и не уважаем его…» Лишь после поражения в войне с Японией, в отношении к которой также доминировали шапкозакидательские настроения, русское военное ведомство озаботилось более внимательным изучением положения дел в Китае. Китай, между тем, уже не был той раздробленной и ослабленной внутренними конфликтами страной, как еще совсем недавно. В нем пробуждалось национальное самосознание, во всех отраслях проводились давно назревшие реформы, мощь государства быстро возрастала. Россов отмечал: «Переустройство китайской армии происходит с такой быстротой, что желательно дать возможность всем, кому это следует, ознакомиться с ним в начальном его периоде, дабы дальнейший ход преобразования совершался на наших глазах. Война с Японией отвлекла нас на время от Китая и теперь мы застаем его в значительной своей доле преобразованным».
Надо сказать, что и Европа была далека от понимания Китая. Английский исследователь Макгован констатировал: «Западная публика, мало знакомая с историей Китая, считает китайцев совершенно не воинственным народом, старавшимся всегда уклоняться от битв и кровавых столкновений с более храбрым и воинственными племенами Азии. Воззрение это совершенно ошибочно. За исключением, разве, англичан, едва ли какой-нибудь другой народ в мире вел столько войн, как китайцы. Развивающейся стране все время приходилось покорять дикие и воинственные племена, бывшие ее соседями. Театром войн Китая были и высокие горы, на склонах которых немало армий сложили свои кости, и беспредельные степи, где люди гибли тысячами от голода и лишений, но этот могучий народ с неукротимой настойчивостью продолжал свои завоевания. Он выполнял предопределение судьбы, пока, наконец, не создал одну из величайших империй всего мира».
В начале века и Россия, и западные страны стали активно проводить разведку на территории Китая. Весьма любопытные записки о нем оставил русский военный агент в Пекине, а затем амурский губернатор, генерал-майор Д.В. Путята. «Китай, – писал он, – действительно имеет возможность выставить на поле сражения такие массы, которые в состоянии подавить всякое сопротивление. При этом он осознает, что устроенный и главным образом европейский противник может явиться на Крайний Восток в сравнительно незначительном числе. С другой стороны, китайцы не поражаются чрезмерно европейской культурой, они верят в превосходство своей древней цивилизации и очень туго поддаются советам иностранцев. Заимствуя внешность, они во всех своих военных реформах старались сохранить китайскую подкладку… (…) Конечно, Китай предоставленный сам себе, никогда не сделается опасным для России соседом, но Китай под опекой иностранных агентов, назойливо предлагающих ему вооружение, инструкторов и стратегические планы, удовлетворяющие политическим комбинациям Запада, такой Китай заставляет нас быть бдительными».
Фундаментальные изменения, переживаемые Китаем в ту пору, описывал другой русский разведчик и ученый, внесший огромный вклад в исследование этой страны и всего Востока, будущий вождь Добровольческой армии Л.Г. Корнилов, отмечавший наряду с увеличением железнодорожных путей (за 10 лет их протяженность выросла в Китае в 8 раз) и другими достижениями Китая, такие важные факты, как рост милитаризма, уничтожение областной розни и «пробуждение у китайцев национального самосознания и патриотизма», отнесенные Лавром Георгиевичем к «явлениям знаменательным».
Национальное самосознание китайцев действительно стремительно пробуждалось. «Если говорить об уме и талантливости народа, то китайцы с древних времен не имеют себе равных, – провозглашал доктор Сунь Ятсен. – Китайский народ унаследовал никем не превзойденную пятитысячелетнюю культуру. Соседние страны либо приносили дань Китаю и объявляли себя его вассалами, либо домогались его дружбы». Будущий глава Гоминьдана, между прочим, однажды отметил, что примерно полтора миллиона гектаров русской Сибири и Приморья некогда находились под властью богдыхана.
Разумеется, в ту пору Китай не был готов к каким-либо военным кампаниям, на что справедливо указывал в своих донесениях Корнилов, но зато начал плавную экспансию на плохо освоенные русские земли. Вопрос о засилье китайцев на Дальнем Востоке впервые встал именно тогда, в начале 20-го века. Наиболее остро поставил его в статье «Наплыв соседей» известный публицист М.О. Меньшиков, писавший: «На нашу Восточную Сибирь наплывает желтая китайская туча, и все эмигранты и рабочие – с подложными именами. (…) Кроме затруднений с паспортами, китайцам жаль и платимых денег. По их исчислению, в одну Приморскую область только морем прибывает ежегодно до 60 тысяч китайцев, кроме тех 10 тысяч чернорабочих китайцев, что приезжают ежегодно на временные заработки. Сверх всего этого – неизвестно сколько – приезжают китайцы через Хунчун и по железной дороге из Маньчжурии. Китайский наплыв идет и в Амурской, и в Забайкальской области. (…) Это полчище желтокожих, тесно связанное со своей прежней родиной, захватывает все промыслы и все роды труда, при этом русский переселенец не находит себе куска хлеба. Колоссальные суммы денег высасываются ежегодно «желтыми пиявками», как их зовут в Сибири, и отсылаются в Китай.
(…)
Они наплывают целыми армиями, они почти не потребляют наших продуктов, а потребляют свои, привозимые из Китая же. «К нам, – пишут мне из Сибири, – переселяется на временный заработок как бы часть Китая… (…) Высосав нужную ей сумму денег, армия эта быстро исчезает к себе на родину, увозя наши капиталы, чтобы уступить место другой, еще более голодной и нуждающейся толпе. И так непрерывно работает этот гигантский насос, выкачивающий самые жизненные соки страны…» (…) Идя crescendo, китайский наплыв может в течение 20 лет совершенно мирным образом, без всяких войн залить Восточную и Среднюю Сибирь и подготовить их к «аннексии» в пользу желтого соседа».
Не укрылась угроза нашим дальневосточным владениям и от зоркого взора П.А. Столыпина, ясно понимавшего, что нерушимость их может быть обеспечена не пограничными столбами и военной силой, а заселенностью и хозяйственной развитостью этих земель. Для освоения их Петр Аркадьевич предпринимал все возможные меры. «Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, – говорил он, – то край этот будет пропитан чужими соками, а когда мы проснемся, м.б. он окажется русским только по названию».
К несчастью, революция поставила крест на начинаниях Столыпина, при котором освоение Сибири и Дальнего Востока впервые стало одним из приоритетных направлений русской политики.