Осеннее преступление

– Формально я приступаю в следующий понедельник. На этой неделе Хенри будет передавать мне дела. Еще я собираюсь совершить несколько выездов на патрульной машине, получше познакомиться с округом. Через две-три недели я надеюсь провести с каждым из вас рабочее собеседование, чтобы составить картину: каковы наши цели, с какими трудностями мы сталкиваемся и как мне – руководителю – лучше всего вас поддержать.

Последней формулировкой Анна осталась особенно довольна. Тирада из курса для управленцев, который она успела пройти, накрепко засела у нее в голове. Дальше Анна пустилась рассказывать, что у нее есть шестнадцатилетняя дочь, которую зовут Агнес и которая недавно поступила в гимназию и мечтает стать фотографом. Закончила она, ни разу не заикнувшись, сообщением, как ей не терпится поработать со всеми, кто собрался в кабинете. Когда она замолчала, Морелль вежливо похлопал.

– Спасибо, Анна. Я уверен, что собравшиеся сделают все возможное, чтобы смена руководства прошла как можно глаже. Я передаю слово Йенсу и заодно напоминаю, что официальная передача руля – в пятницу во второй половине дня, в здании муниципалитета. Вам известно, как я отношусь к подобным представлениям, так что буду рад видеть пару знакомых лиц среди толпы костюмов.

Шутку Морелля приняли гораздо лучше, чем ее собственную. Он подождал, пока все отсмеются, и повернулся к мужчине в форме, сидевшему в первом ряду.

– Ну вот, Йенс. Тебе слово.

Йенс Фриберг поднялся, подождал, пока Анна и Морелль сядут, и раскрыл черную папку, которую до этого держал под мышкой. Фриберг оказался ее ровесником, мускулистым и жилистым – ей такие нравились. Серые, как у Хокана, глаза, но без того особого мерцания, из-за которого злиться на Хокана было так трудно. Коротко стриженные темные волосы, форменная рубашка сидит как влитая, на груди и спине – заломы, американские армейские ботинки начищены до блеска. Анна поискала другие видовые признаки. Большие водолазные часы, два запасных магазина и наручники на ремне с кобурой. Универсальная кобура на ножном ремне – из такой можно выхватить пистолет мгновенно. Анна поймала себя на размышлениях о том, есть ли у него армейские татуировки. Пятьдесят на пятьдесят, что есть. Шансы повысились до шестидесяти процентов, не успел Фриберг заговорить. Анне стало смешно. – Доброе утро. Выходные прошли следующим образом…

Анна много раз встречала мужчин вроде Фриберга. Хокан про таких говорил: полицейские образца “Tom of Finland”. Смех подавить не удалось, и Анна улыбнулась. Сказалось запоздалое облегчение по поводу того, что она одолела свою речь без заикания; Анна уставилась в пол и быстро согнала улыбку с лица. Выждав несколько секунд, снова подняла глаза, пытаясь понять, заметил Фриберг что-нибудь или нет, но по его сосредоточенному лицу ничего нельзя было понять.

Представив Анну будущим коллегам, Морелль повел ее по полицейскому участку. Здание оказалось больше, чем она ожидала: раздевалка, архив, гараж, спортзал в подвале, на первом этаже – стойка секретаря, камера предварительного задержания и кабинет для совещаний. Офисное помещение со стеклянными стенами на втором этаже. Анна разглядела большой письменный стол и стены, увешанные фотографиями. Наверное, это служебный кабинет Морелля, который скоро станет ее кабинетом. Морелль показал ей уголок для перерывов на кофе и представил следователей, сидевших в коридоре. А потом открыл дальнюю дверь в торце коридора:

– Ну, вот и ваш кабинет.

Просторное пустынное помещение, воздух слегка затхлый. Пустые стеллажи, полпачки копировальной бумаги, компьютерное кресло с подлокотниками, старые кнопочные телефоны. Одно жалюзи перекосилось на манер веера. Окна выходили на парковку и гаражный пандус.

– Я думала, что буду работать в вашем служебном кабинете, – удивилась Анна.

– Об этом я и хотел с вами поговорить. Понимаете, полицейская академия попросила меня обновить кое-какой их учебный материал. В смысле – руководство, набор персонала, всякое такое. – Морелль улыбнулся, голос у него был все такой же дружелюбный. – Полицеймейстер дал добро, так что я остаюсь в участке и хотел спросить вас, не сохранить ли мне за собой свой старый кабинет, простоты ради. Это всего на несколько месяцев, полгода максимум.

Вопрос поставил Анну в тупик. Морелль продолжал по-отечески приветливо смотреть на нее. Сейчас он – ее единственный союзник. Поэтому Анна пошла по пути наименьшего сопротивления.

– Конечно, не вопрос.

– Вот спасибо, – улыбнулся он. – Я правда очень признателен. Может быть, пообедаем вместе? Тут за углом есть хороший ресторан.

Заведение, несмотря на мрачноватый интерьер, оказалось действительно хорошим итальянским рестораном. Меню без обычных орфографических ошибок, никакой кебаб-пиццы, паста al dente в самый раз, нежная. Когда Морелль представил хозяина заведения, Анна сразу поняла, в чем дело.

– Фабрицио Сорди, но здесь все зовут меня Фаббе. – Сорди отлично говорил по-шведски, точнее – по-сконски, но с типично итальянской интонацией. Темные волосы, очки; возраст и телосложение – как у Морелля, только хозяин ресторана на две головы ниже.

– Фаббе, как многие другие, приехал сюда в шестьдесят первом, работать на “Glarea”. Но его таланты на гравийном производстве не пригодились. Остальное расскажи сам! – Морелль ободряюще похлопал Сорди по плечу.

– В шестидесятые еда в Швеции была просто несъедобная. Красная фасоль и гороховый суп. Ананас и ветчина из банки. Приходилось просить родных, чтобы мне из Италии присылали пасту и оливковое масло. – Фаббе взмахнул рукой. – Я мыл тут посуду по выходным, подрабатывал, а потом повар допустил меня к плите. Он был питух, так что к плите я попадал все чаще.

Местное словечко – по ее предположениям, оно означало “алкаш” – прозвучало в устах коротышки так сочно, что Анна улыбнулась.

– В семьдесят пятом владелец надумал продавать ресторан, – продолжал Сорди. – Так что я собрал все, что у меня было, и вложился. Мои мальчишки, считай, выросли здесь. Умение готовить у них в крови. Мой старший, Данте, – су-шеф в Копенгагене, в “Номе”. Две мишленовские звезды!

Морелль снова похлопал его по плечу. Коротышка едва не лопался от гордости.

– Значит, это он приготовил? – Анна указала на свою тарелку.

– Нет, это мой младший, Бруно.

– Ах вот как. Передайте ему, что очень вкусно. Ottimo[14]!

– Tu parli italiano. – Улыбка Фаббе стала еще шире. – Brava![15]

– Совсем чуть-чуть. Я почти все забыла, – сказала Анна по-итальянски, а потом переключилась на родной язык. – В начале девяностых я полгода училась во Флоренции. А потом обнаружила, что хочу служить в полиции.

– Ты отлично говоришь, – рассмеялся Фаббе. – Погоди-ка. Бруно! Бруно!

Его громогласный призыв заставил остальных гостей поднять глаза. Из двери в дальнем конце комнаты выглянул мужчина в поварской форме. Фаббе замахал ему.

– Бруно, поди сюда, поздоровайся. Это Анна Веспер, наше новое полицейское начальство. Она жила в Firenze[16] и говорит по-итальянски.

Мужчина протянул Анне руку. Примерно ее ровесник, во многом – более худая версия отца. Наметилась лысина на лбу, линия рта отцовская, но глаза серьезнее и без морщинок от смеха.

– Бруно Сорди, – представился он.

– Здравствуйте, Бруно. Паста невероятно вкусная.

– Спасибо! – Бруно коротко улыбнулся и кивнул на отца. – А вот мой итальянский, к сожалению, так себе. Папа уже рассказывал, как он мыл посуду за весь ресторан?

– Только что.

– И вы слышали, что мой брат – мишленовский повар?

Анна кивнула.

– Тогда мне, увы, нечего добавить. – Бруно криво улыбнулся. – Я всего лишь повар в местном ресторанчике, и меня ждет кухня. Так что прошу прощения…

– Как Мари? – несколько торопливо спросил Морелль, словно не желая, чтобы Бруно так скоро уходил.

14

Великолепно! (итал.).

15

Ты говоришь по-итальянски. Молодец/ (итал.).

16

Флоренция (итал.).