Страница 3 из 6
Затем перед глазами женщины всё стало расплываться и она решила, что это от слёз. Но тут, всё стало уменьшаться и исчезать с огромной скоростью. Она уже не видела, кричащего в телефон мужа:
– Что с Лизой? Где это произошло? Она уже не слышала вдруг одновременно, горько и безутешно, заплакавших своих детей.
Женщина летела над землёй, подчиняясь какой-то неумолимой и великой силе. Она знала, что всё окончательно и предопределено. И её мнение, желания и требования здесь также смешны, как и неуместны. Просто случилось так, как должно было случиться…
Она испытывала невероятную лёгкость и покой. А ещё огромную благодарность, что получила возможность ещё раз увидеть своих дорогих людей и особенно за то, что удалось заглянуть в глаза своей дочери и ощутить на своей щеке прикосновение её тёплой ладошки.
Последнее, что видела в тот вечер, вечер своей смерти молодая женщина Лиза, – это искорёженная, врезавшаяся в дерево её машина, суетящиеся вокруг люди и она сама, лежащая на земле, накрытая с головой тяжёлой брезентовой тканью. Лиза мельком глянула на это и равнодушно отвела глаза. Это было уже неважно…
И пришла тишина…
Она медленно шла по очередному, длинному и однообразно-унылому больничному коридору и чувствовала непомерную усталость и недовольство. Чтобы хоть как-то отвлечься, размышляла о том, чем займётся, когда сегодняшняя бесконечная смена, наконец, закончится. Она чувствовала, ползущий из некоторых палат, мучительный, липкий, но такой знакомый ей человеческий страх, который вызвал в ней только новую волну гнева и раздражения.
– Да что за люди!? – в который раз недоумевала она, – Что это за дикая манера меня бояться!? Что я вам сделала, в конце концов? Я ведь так же, как и многие из вас, просто выполняю свою работу! И делаю её, между прочим, отлично! Говоря на вашем языке – профессионально работаю! Если хотите знать, я ни одного нарекания за столько лет от начальства не получила. Ни единого!
Женщина остановилась возле одной палаты, посмотрела на дверь, потом сверилась со своими записями:
– Так, кажется, здесь, – она сунула худую руку с длинными пальцами в карман тёмного платья и достала часы, – 3.18, самое горячее время. Ей, как всегда, когда приходилось работать в эту пору, вспомнилось: "Самое тёмное время суток – перед рассветом…" И действительно, работёнки именно в этот предрассветный час заметно прибавлялось. Женщина открыла дверь и вошла в палату.
– Итак, – снова глянула она в свой блокнот, – Голенков Иван Николаевич? Правильно? Правильно, – сама себе ответила она, – 57 лет, женат, двое детей, трое внуков, так, так, ну, это к нам отношения не имеет, – пробегала она глазами написанное, – Ах да, вот же оно: обширный инфаркт, причём уже второй, ага, молодец, Иван Николаич, можно сказать повезло, не каждому и первый-то инфаркт удаётся пережить…– мужчина, к которому она обратилась по имени, приподнял голову и уставился прямо ей в лицо, тяжело дыша, судорожно что-то бормоча и заикаясь…
– Ну, вот начинается снова представление, – ворчливо проговорила женщина, – Я говорю, на выход, пожалуйте, Иван Николаевич, – попробовала пошутить она, – но мужчина захрипел, сделал несколько взмахов и откинулся на подушку.
В это время проснулся его сосед и громко, совершенно не обращая внимания на стоящую в изножии женщину, зашептал:
– Эй, Николаич, ты чего это, плохо тебе что ль? Сестричку, может, позвать?
– Позови, позови, родимый, – милостиво разрешила она, выходя из палаты, – Можно, конечно, и сестричку, но лучше сразу санитаров с носилками, – она слабо улыбнулась собственной шутке и ускорила шаг. Скоро здесь будет привычная суматоха, связанная с перемещением того, что ещё недавно было Иваном Николаевичем, а она этого очень не любила. Особенно, когда кто-то в такой ситуации начинал креститься или принимался читать молитвы. Бр-р-р… Она передёрнула худыми плечами…
– Терпеть этого не могу, – вслух сказала она себе, – провожая взглядом молоденькую медсестру, пробегающую мимо:
– Скоро, девонька, скоро, а жаль, 24 года всего-то, – покачала головой женщина, – А не нужно дорогу перебегать в неположенном месте, на работу она, видите ли, опаздывает, – она прерывисто вздохнула и подумала, хорошо, что будет не она в то утро, когда это произойдёт. У неё за большие заслуги и приличный стаж сейчас узкая специализация – только медицинские учреждения: больницы, фельдшерские пункты, аптеки, да, случается и такое, и тут же разозлилась на себя:
– Слезу давай ещё пусти, – она тряхнула головой и оглянулась по сторонам, – Что это со мной, старею, что ли?
Проходя через больничный холл, увидела зеркало и на секунду остановилась перед ним, поправляя чёрный, закрывающий пол-лица капюшон и перекладывая косу на другое плечо. В этот момент она услышала новый сигнал. Это означало, что снова для неё есть работа. Значит, об отдыхе думать пока рано.
Не оставляй меня
Это случилось, когда Нина с мужем мчались по четырёхполосному загородному шоссе, с двух сторон окружённому плотным лесным массивом. Сергей внимательный и нарядный уверенно вёл машину, о чём-то сосредоточенно размышляя. Они ехали на свадьбу его закадычного армейского друга, в областной центр. Был небольшой туман, но видимость оставалась приемлемой. В дороге Нина с Сергеем находились уже больше часа, и за это время успели обсудить текущие дела, вспомнить кое-какие байки из прошлой холостой жизни нынешнего новобрачного и один раз даже слегка поссориться. Когда Нина, которая сама водила машину уже третий год, скосив глаза на спидометр, посоветовала мужу сбросить скорость. 130 километров в час по мокрой дороге, да ещё в туман… Сергей огрызнулся в ответ, (он терпеть не мог, когда она давала ему советы по вождению), но скорость всё-таки сбавил. Теперь они удовлетворённо замолчали, и Нина смотрела в окно, на опускающиеся ранние сумерки и ритмично покачивала головой в такт сладкоголосому итальянцу, прорвавшемуся с популярной радиоволны и заполонившему своим бархатным пением салон автомобиля.
Нина не очень хорошо поняла, что именно произошло в следующий момент. Хотя потом они много раз посекундно вспоминали события того дня. Она помнит, что повернулась, чтобы проверить огромный, роскошный букет на заднем сиденье, и затем, расправив невидимые складочки на специально для этого случая приобретённом вечернем платье, увидела, как прямо на них несётся, вынырнув из тумана, громадная махина, оказавшаяся невероятно грязным, с кое-где проступающими оранжево-чёрными проплешинами, камазом. "Вот и всё", – мгновенно пронеслось в её голове. Она отчётливо поняла, что ситуация безнадёжная: четыре потока машин, едущих почти вплотную друг к другу. Сплошное, мерно гудящее, иногда пронзительно сигналящее, обдающее окружающее пространство бензиново-влажным ароматом, автомобильное море. Кто-то страшно закричал, позже выяснится, что кричала она. И в ту же минуту, Нина широко распахнутыми от ужаса глазами, явственно заметила, как на лобовое стекло их машины опустилась белоснежная пелена.
Потом врезался в мозг и словно распилил его пополам множественный и истошный сигнал автомобильных клаксонов. Сергей машинально включил аварийку и остановился. Ещё она хорошо запомнила, как побелели костяшки пальцев у её мужа, судорожно продолжающего сжимать руль. Они посмотрели друг на друга, а потом, с опаской, назад. Камаз стоял в нескольких метрах, на одной линии с ними, развернувшись почти перпендикулярно к дорожной разметке, и будто, извиняясь, виновато моргал левым поворотником.
Когда через какое-то время Нина осторожно рассказала эту историю своей матери, всю жизнь относящейся с недоверием и страхом к любому транспортному средству, кроме, пожалуй, велосипеда, она серьёзно посмотрела на дочь, и, качая головой, как бы давая понять, что сомнений в этом не может быть ни малейших, твёрдо произнесла:
– Это же Ангел-Хранитель был… И заметив недоумённый взгляд Нины пояснила: